Ожоговая больница

Солнце опускалось за горизонт подобно огромному золотому осьминогу, погружающемуся на дно океана и в последней агонии разбрасывающему щупальца-лучи. Весеннее небо и впрямь походило на водную гладь с островами-облаками, спокойное, тихое… Тихо было и в ожоговой больнице, где лежала семилетняя Лиза, глядя в грязное окно на уходящее солнце. По подоконнику ползали вялые мухи, которым какой-то садист из её палаты в приступе злобы и отчаяния оторвал крылья, лишив единственной радости – летать.
Нехотя оторвав скучающий взгляд от красоты заката за окном, девочка с тоской посмотрела на сильные ожоги на своём худеньком запястье. А было всё банально: ушедшая в магазин мама забыла выключить утюг, Лиза решила погладить платье кукле, а так как пользоваться техникой она ещё не умела, вот и произошла такая беда. Поджав под себя ноги, девочка обхватила руками колени, положила на них голову и задумалась о тех прекрасных деньках, когда её, наконец, выпишут. Тогда она снова пойдёт в школу, встретится с лучшей подругой Женей и может быть, наконец-то признается красивому мальчику Васе, что он ей давно нравится. Может быть, она ему тоже нравится? Тогда они могли бы вместе возвращаться домой после школы, её рука в его руке; он носил бы её портфель и доводил бы до самого подъезда.
Но пока счастье было далеко за горами, и весь её мир умещался в одной серой, пропахшей лекарствами палате с унылой старушкой на одной кровати и красноволосой, похожей на драную лисицу, девушкой-старшеклассницей, которая только и занималась тем, что читала модные журналы.
Так Лиза и сидела, погружённая в невесёлые мысли, пока пришедшая медсестра не позвала их на ужин. Девочке не хотелось есть – она только недавно умяла принесённый мамой бутерброд с колбасой, поэтому она не торопилась в столовую, где, вдобавок, кормили не так уж вкусно.
Подождав, пока девушка и старушка уйдут, Лиза развалилась на своей кровати, и приготовилась было ещё немного помечтать, как вдруг услышала чьи-то тихие шаги. Из коридора в её палату заглядывал мальчик лет восьми. Бледный, со светлыми волосами и выразительными ярко-зелёными глазами, он был так красив, что Лиза поневоле им залюбовалась. Вася, теперь казавшийся ей уродливым, в подмётки ему не годился. Мальчик стоял, не сводя с Лизы своих магнетических зелёных глаз, в которые хотелось смотреть и смотреть.
- Как тебя зовут? – решилась спросить девочка, с трудом подавив волнение в голосе.
- Павлик, - был ответ.
* * *
Мать Лизы, молодая женщина лет тридцати, ехала в больницу на видавшем виды «Жигулёнке». То есть, ехала – это неверное определение: она который час торчала в большой пробке, тянущейся на многие километры. Нервничая и покусывая до металлического привкуса губы, женщина каждые пять минут посматривала на часы. Дорогие, швейцарские – муж подарил на день рождения. Вот что смешно: на часы нашёл деньги, а на новую машину до сих пор копит, так что пока приходилось довольствоваться вот этим скрипучим чудовищем.
Прошло больше часа, прежде чем женщина наконец-то доехала до старого здания больницы. На деревьях, каркая, сидели вороны, в воздухе носился неуловимый запах тающего снега. Надев на весенние сапоги бахилы, мама Лизы прошла на второй этаж, где располагались палаты больных. Несмотря на забавные детские рисунки, сделанные юными пациентами и развешенные по стенам, в больнице стояла тягостная, удушающая атмосфера. Больные, страдающие тяжёлыми ожогами, особенно те, у кого было обожжено лицо, выглядели как монстры из ужастиков. Женщина со страхом проходила мимо прозрачных дверей палат, из которых на неё смотрели эти несчастные, навеки обезображенные существа, бывшие когда-то такими же, как она, людьми – здоровыми и красивыми. По мере того, как мать приближалась к палате дочери, это тревожное чувство усиливалось, усиливалось, пока не переросло в откровенную панику. И дело было не в безобразных больных, а в чём-то ещё: чуяло материнское сердце, что вот-вот случится что-то непоправимое.
Через несколько секунд она буквально вбежала в палату Лизы и в ужасе увидела, как девочка, набрав в горсть каких-то таблеток, собирается их проглотить!
Подскочив к Лизе, мать ударила её по руке, и таблетки, как шарики для игры, заскакали по полу. В глазах девочки было безумие.
- Что ты наделала?! Что наделала?! – кричал ребёнок со слезами гнева на глазах, - Теперь я не смогу прийти к нему в гости!
- К кому? – женщина схватила Лизу за плечи и сильно затрясла, - Что за бред ты несёшь?!
- К мальчику, Павлику! Он звал в гости! Он сказал, что врата в его мир откроются для меня, если я съем много таблеток, а ты всё испортила! Он такой красивый, красивее Васи…, - Лиза заплакала.
Неловко погладив девочку по голове, женщина задумалась. Что за чушь? Её Лиза никогда не страдала психическими отклонениями, и тут на тебе! Какой Павлик? Какие врата, наконец?!
Когда в палату, услышав шум и крики, вошёл доктор, мать Лизы задала ему наводящие вопросы, и в ответ услышала эту историю.

Много лет назад, ещё во время Гражданской войны здание больницы было особняком князей, и жила здесь небольшая семья: мать, отец и сынишка лет восьми, Павлик. Когда в их особняк ворвались «красные», вся семья покончила с собой: отец застрелился, а мать, обезумив от горя, дала Павлику смертельную дозу таблеток и приняла их сама. Что стало с душами его несчастных родителей, неизвестно, а Павлик, которому не с кем играть, приходит к детям-ровесникам и утягивает их за собой в могилу.