-- : --
Зарегистрировано — 123 641Зрителей: 66 698
Авторов: 56 943
On-line — 23 144Зрителей: 4581
Авторов: 18563
Загружено работ — 2 128 732
«Неизвестный Гений»
Ответственность и вопросы
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
04 марта ’2010 15:57
Просмотров: 26826
- Все, заканчивайте.
Андрей осадил не на шутку разошедшихся лейтёх.
- Хватит, я сказал!.. – схватил одного за рукав. Молодчики оглянулись. – Убьете еще, не дай Бог.
Бунин сидел, вжавшись в угол, закрывая руками голову. На руках его, особенно на костяшках пальцев, запеклась кровь. Остановленные в самый разгар экзекуции лейтенанты тяжело дышали и, недовольно сверкая глазами то на меня, то на Андрюху, вытирали грязным полотенцем кулаки. Эх-х, молодо – зелено! Немало еще эти ухари лиц поразбивают, пока им не приестся. Нам с Андрюхой вся эта котовасия уже давно оскомину набила…
- Ну что, так и будем в молчанку играть? – Эта излюбленная Андрюхина фраза у меня уже тоже в печенках сидит. Массивный, основательный и как-то величественно медлительный, замначальника особого отдела Андрей Конов возвышался сейчас над этим несчастным, Сергеем Буниным, как мифический Сфинкс. Бедолаге не повезло: оказался не в том месте не в то время. Патруль сцапал его ночью, сразу, как добрался до места преступления: черт его дернул подобрать опустошенную и выброшенную грабителями женскую сумку. Поплатился за собственное любопытство. Нам, ясное дело, глухарь ни к чему. Но да пальчики у нас есть, а введенная в курс дела жертва легко опознает в нем нападавшего – дело нехитрое. Выбить явку с повинной – дополнительная страховка. Работаем-с…
- Не я это, - уже всхлипывал подозреваемый, - не я…
- Ты, кажется, еще не совсем понял, куда попал – Андрюха лениво слез со стола. Молодчики тут же оживились, почувствовав продолжение процедуры.
- Андрей Митрич, я пойду, а то – я обхватил свое горло рукой, скорчив недовольную гримасу, – вот уже где…
- Иди, Сашок, иди.
Лейтенанты переглянулись презрительно, но да меня эти ужимки давно не задевали.
Выйдя из полуподвального помещения, названного за обилие решеток обезьянником, я направился вдоль по коридору к себе. Предстояло миновать метров 30 и подняться на второй этаж. Глядя мимоходом в зарешеченные грязные окна, я обратил внимание, что на улице стоял нехарактерно ясный для поздней осени день, было солнечно и ярко. Несмотря на это, обшарпанные стены нашего ГУВД всегда и при любой погоде освещались холодным светом ламп – солнце не попадало в выходящие на север вечно пыльные окна; по той же причине оканчивались неудачей все попытки начальства прикрыть отвратительного вида старые решетки комнатными растениями.
Я вошел в свой кабинет, напарника еще не было. Включив чайник, я устроился в мягком кресле за столом. Тут же ожил мобильник. В казематах сеть не ловит, и когда поднимаешься на свет божий, приходит масса сообщений о пропущенных звонках. Та-а-ак. Два звонка от брата. Надо бы перезвонить, а-а-а… Не хотелось загружаться сейчас кроме прочего еще и семейными проблемами. Если что-то важное – еще позвонит. Ну, конечно. Звонила Катя. Естественно, звонила Катя. Вспомнив сейчас разбитую рожу Бунина и мое к ней отвращение, заставившее уйти из изолятора, я вспомнил, зачем туда пошел. Конечно, чтоб звонок ее застал меня там, в подвале, и чтоб иметь благовидный предлог, почему я «вне зоны действия сети».
Э-эх, Катя-Катя, Катя-Катерина, маков цвет. Тьфу!.. Дура. Сумасшедшая влюбленная дура. Да ладно, если б и правда, сумасшедшая была. Так нет, все наоборот – именно сумасбродства-то и не хватает. Как-то все правильно, причесано и прилизано, не придерешься. Разве это любовь – которую можно по ложечке принимать перед сном и перед каждым приемом пищи? Дозировано и одобрено минздравом. С другой стороны, а что она могла? Это на девку произведет впечатление, если я за нее морду кому-нибудь расквашу, а она что? Что может такое эффектное сделать, чтоб меня впечатлить, с ума свести? Чтоб дух захватило, что-то из ряда вон?.. Не знаю. Не мое это дело – как на себя же впечатление произвести, пусть сама разбирается. Она кротостью да лаской все хотела, да где уж там. Э-эх, жена из нее что надо выйдет. А это не мой вариант. Жена…
Улыбнувшись собственным размышлениям, я потянулся в кресле, сложил руки за голову; спинка кресла подалась назад. Закипел и щелкнул чайник.
Надо будет в следующий раз в клубе все-таки подцепить эту блондиночку. Черт с ним, пусть мой труп найдут потом на свалке, чувствую, оно того стоит. Да и потом, что я, сам без «крыши», что ли? Разберемся еще, чье место на свалке. Если Димас попытается меня обойти, напомню ему о своем праве… Э-э, его вспомнишь, он и появится.
- Дарова! Как дел? – Рослый, поджарый Димка получил мое рукопожатие и сразу же направился к чайнику.
- Холодна, зараза. Я аж синий весь.
- Пятница – напомнил я – В клубешник ага?
- Ага!
- Петровича раскулачим?
- Полюбэ-э-э… - придурковато протянул он.
Петрович, завскладом, помимо всего прочего отвечал за сохранность вещдоков. Естественно, что вся попадающая к нам наркота, бережно и любовно хранилась под его неусыпным оком. Было дело, захворал наш завскладом, так непредусмотрительно поставленный на его место мягкотелый доходяга-практикант пискнуть не успел, как изъятый неделей ранее шестикилограммовый мешок анаши канул в неизвестном направлении. Полотдела целую неделю блуждала в прострации и истошно хихикала, запершись по кабинетам. Тревогу забили поздно и безрезультатно. Подпись получившего вещдок на руки сотрудника оказалась неразборчивой, лично никого из нас практикант, разумеется, не знал, а опознать в лицо кого-то из накачанных, здоровенных оперативников он боялся панически. Так и понес наказание. Сам.
С самим же Петровичем, между тем, всегда можно было договориться. Так что незарастающая народная тропа в кабинет его была протоптана старожилами основательно и надолго.
- Сегодня к той блондиночке подкачу. Была - не была.
- Хм, не боишься ее мажора-бойфренда обидеть?
- Ты его видел, этого бойфренда? Нет? Вот и я не видел. Не факт, что он вообще существует.
- На твоем месте я бы поостерегся – свято место пусто не бывает. Чтоб такая кобыла, да без седла? Быть не может!
- Вот и посмотрим.
Димка прихлебывал чай, взяв горячий стакан через разорванную картонку старого дела, чтоб не обжечься.
- А не боишься, что я ее уведу, а?
- Вот ты, значит, как? Хорош, Гаврош! А меня, значит, по темечку и в кусты?..
- Ну зачем? Я просто за здоровую конкуренцию.
- На твою конкуренцию я спешу напомнить, что желание свое я пока не израсходовал.
Димка уязвлено замолк. Два первых бабника отдела, мы с ним вели своеобразное соревнование: кто разведет телку на секс с минимальными денежными затратами. Долгое время лидировал он, пока я не обошел его абсолютным чемпионом – легко и беззатратно совращенная мною мадам сама (!) повела меня в ресторан. В качестве приза мы договорились об одном желании, («только не оскорбительного содержания» - его оговорка) которое я не спешил расходовать, припоминая ему в нужных для меня ситуациях.
- Ну и флаг тебе в руки – обиженно буркнул он. – Смотри, не подцепи чего-нибудь!
- Уж чья бы мычала!! - Димаса местный венеролог знал в лицо. Не везло бедняге с этим делом патологически. Меня вроде Бог миловал, тьфу-тьфу-тьфу. На всякий случай я раз в полгода наведывался в ведомственную поликлинику с анализами.
– Дмитрич чем занят?..
- Вчерашнего, Бунина, допрашивает, молодежь обучает.
- С пристрастием?
Я кивнул.
- Пойду, тоже разомнусь… - он скрылся за дверью.
Я некоторое время пялился в окно, наблюдая за качающимися изжелта-зелеными ветвями. Было солнечно. Работать не хотелось. Хоть и полно дел – не хотелось…
Вскоре придумав, как убить непригодный для работы пятничный лень, я отправился на первый этаж, в отдел по выдаче гражданского и охотничьего оружия. Пашка Поветный, главный инспектор, всегда встречал крепким чаем и сладостями. Что и говорить, место хлебное, народ валом валит. А кондитерскими изделиями Пашка компенсировал категорически непереносимый им алкоголь, отчего и размером он был как сахарная баба. Забавно, когда в приемные дни к нему выстраивалась очередь, казалось, что в кабинете сидит бабский выводок – вся процессия пестрела конфетными коробками, пирожными и фруктами. Поскольку дары были вполне благопристойными, их, как правило, никто не прятал.
- Что-то у тебя сегодня негусто. – Весело удивился я непривычно скудному столу.
- Зато в другом месте густо, - заговорщицки подмигнул Пашка. Значит, последний прием был щедр на подношения иного рода, денежного.
Пока мы с Пашкой пили чай, секретарша возилась с бумагами, мобильник зазвонил опять. Катька, подумал я, и сразу нажал сброс. Оказалось, брат. Черт, не вовремя. Пашка как раз очень красочно описывал рассказанный ему накануне ребятами случай, произошедший в последнем патрульном наряде. На самой окраине города, за жилой зоной, патрульным попался бомж, над которым заскучавшие менты решили провести своего рода эксперимент. Бомжу сообщили о новом распоряжении главы города, согласно которому нежелательный асоциальный элемент подлежал отстрелу на месте. Старик никак на это не отреагировал, не пытался бежать, не оказывал сопротивления. Усомнившиеся в его адекватности патрульные спросили, осознает ли он, что его ожидает. Да, ответил он, смерть. Пашка очень явственно сделал акцент на слове «смерть». Бомж смиренно опустился на колени, сложил руки за спиной, как было велено. На вопрос о последнем желании тяжело сипло вздохнул и отрицательно помотал головой. За его спиной был нарочно громко перезаряжен пистолет, и пока один патрульный упер свой ПМ старику в затылок, другой произвел выстрел в землю над самым ухом жертвы. Бомж даже не шелохнулся.
- Представляешь, Сань, насколько нужно опуститься, чтоб тебе стало так наплевать на собственную жизнь! Ребята говорят, когда старика того волокли в вытрезвитель, он несколько раз просил попробовать еще раз.
Ну дела, думал я. Зачем им понадобилось тащить грязного, вонючего бомжару в трезвяк? В машине вонь потом после него… Уволокли бы подальше, к свалке, на соседний участок, да забили б там на смерть. На хрен он такой нужен, тем более, что ему самому на свою жизнь плевать.
- Ребята молодые, впечатлительные. Урок, говорят, нам дал хороший, оттого и пожалели, в трезвяк привезли, курева дали. – Пашка словно прочитал мои мысли. Глянул на меня внимательно.
– Я вот думаю, Саш, с нашей работой не теряем ли мы порой человеческое лицо?..
- Палач застыл на роздыхе,
Но все же черт возьми:
Работа-то на воздухе,
Работа-то с людьми! – вспомнил я Вишневского.
Пашка хмыкнул.
- С кем работаем, в тех и превращаемся, Паш…
Вечером в клубе блондинку свою я так и не дождался, не приехала, стерва. Впрочем, мне было не до нее. В районе обеда пришло от брата сообщение «Не смог дозвониться. Ты сегодня стал дядей. Девочка 3800г 52 см. Мама с дочкой чувствуют себя хорошо.»
Димка куда-то запропастился. Наверное, снял уже кого-нибудь. Я сидел за барной стойкой, посасывая текилу. Выпрошенный у Петровича гашиш нормального прихода так и не дал, настроение было паршивое. Почему, собственно, паршивое, - черт его знает. Наверное, новости от брата наложили отпечаток.
Вот ведь странно, никто не умер, а наоборот. Родился ребенок. В семье стало одним человеком больше. В мире стало человеком больше. Радоваться бы впору. Ан, нет. Что-то в этом событии, или в связи с этим событием, не давало мне покоя. Чувствовал ли я что-то к этому ребенку? Или наоборот, ничего не чувствовал? Зависть к брату, согретому теплом семейного очага и уже познавшему счастье отцовства? Бред! Не мое это, я хорошо это знал. Своеобразный дух соревнования, что брат меня в этом плане опередил? Не-е…
Я вдруг явственно увидел это маленькое существо. Забавное, трогательное, немного неуклюжее, едва-едва справляющееся с неокрепшими ножками-ручками и непослушным языком: «Ня. Ня…» - бормочащее и мурлыкающее, розовощекое существо с большими голубыми глазами. Глаза смотрели на меня. Она тянула ко мне свои маленькие ручонки.
У меня никогда не будет детей… Я посмотрел вокруг – утопающий в темноте и бликах стробоскопа танцпол, несколько ресторанных столиков в закутке с облаком дыма под уютно желтыми лампами, сверкающий стеклом бар, его посетители… Нет, вернулся я к собственным мыслям, детей у меня никогда не будет. Мое место здесь, и удел мой – сдохнуть от цирроза, или быть пристреленным где-нибудь на Кавказе в очередной командировке. А детей не будет. Никогда. Потому что ребенок – это не только большие глаза, нежные прикосновения маленьких рук, «ня-ня, ню-ню»… Это еще и ответственность. Ответственность и миллион вопросов. У меня сдавило в груди, я едва сдерживал слезы…
Схожу с ума от мысли, ЧТО ЭТО БУДУТ ЗА ВОПРОСЫ…
Андрей осадил не на шутку разошедшихся лейтёх.
- Хватит, я сказал!.. – схватил одного за рукав. Молодчики оглянулись. – Убьете еще, не дай Бог.
Бунин сидел, вжавшись в угол, закрывая руками голову. На руках его, особенно на костяшках пальцев, запеклась кровь. Остановленные в самый разгар экзекуции лейтенанты тяжело дышали и, недовольно сверкая глазами то на меня, то на Андрюху, вытирали грязным полотенцем кулаки. Эх-х, молодо – зелено! Немало еще эти ухари лиц поразбивают, пока им не приестся. Нам с Андрюхой вся эта котовасия уже давно оскомину набила…
- Ну что, так и будем в молчанку играть? – Эта излюбленная Андрюхина фраза у меня уже тоже в печенках сидит. Массивный, основательный и как-то величественно медлительный, замначальника особого отдела Андрей Конов возвышался сейчас над этим несчастным, Сергеем Буниным, как мифический Сфинкс. Бедолаге не повезло: оказался не в том месте не в то время. Патруль сцапал его ночью, сразу, как добрался до места преступления: черт его дернул подобрать опустошенную и выброшенную грабителями женскую сумку. Поплатился за собственное любопытство. Нам, ясное дело, глухарь ни к чему. Но да пальчики у нас есть, а введенная в курс дела жертва легко опознает в нем нападавшего – дело нехитрое. Выбить явку с повинной – дополнительная страховка. Работаем-с…
- Не я это, - уже всхлипывал подозреваемый, - не я…
- Ты, кажется, еще не совсем понял, куда попал – Андрюха лениво слез со стола. Молодчики тут же оживились, почувствовав продолжение процедуры.
- Андрей Митрич, я пойду, а то – я обхватил свое горло рукой, скорчив недовольную гримасу, – вот уже где…
- Иди, Сашок, иди.
Лейтенанты переглянулись презрительно, но да меня эти ужимки давно не задевали.
Выйдя из полуподвального помещения, названного за обилие решеток обезьянником, я направился вдоль по коридору к себе. Предстояло миновать метров 30 и подняться на второй этаж. Глядя мимоходом в зарешеченные грязные окна, я обратил внимание, что на улице стоял нехарактерно ясный для поздней осени день, было солнечно и ярко. Несмотря на это, обшарпанные стены нашего ГУВД всегда и при любой погоде освещались холодным светом ламп – солнце не попадало в выходящие на север вечно пыльные окна; по той же причине оканчивались неудачей все попытки начальства прикрыть отвратительного вида старые решетки комнатными растениями.
Я вошел в свой кабинет, напарника еще не было. Включив чайник, я устроился в мягком кресле за столом. Тут же ожил мобильник. В казематах сеть не ловит, и когда поднимаешься на свет божий, приходит масса сообщений о пропущенных звонках. Та-а-ак. Два звонка от брата. Надо бы перезвонить, а-а-а… Не хотелось загружаться сейчас кроме прочего еще и семейными проблемами. Если что-то важное – еще позвонит. Ну, конечно. Звонила Катя. Естественно, звонила Катя. Вспомнив сейчас разбитую рожу Бунина и мое к ней отвращение, заставившее уйти из изолятора, я вспомнил, зачем туда пошел. Конечно, чтоб звонок ее застал меня там, в подвале, и чтоб иметь благовидный предлог, почему я «вне зоны действия сети».
Э-эх, Катя-Катя, Катя-Катерина, маков цвет. Тьфу!.. Дура. Сумасшедшая влюбленная дура. Да ладно, если б и правда, сумасшедшая была. Так нет, все наоборот – именно сумасбродства-то и не хватает. Как-то все правильно, причесано и прилизано, не придерешься. Разве это любовь – которую можно по ложечке принимать перед сном и перед каждым приемом пищи? Дозировано и одобрено минздравом. С другой стороны, а что она могла? Это на девку произведет впечатление, если я за нее морду кому-нибудь расквашу, а она что? Что может такое эффектное сделать, чтоб меня впечатлить, с ума свести? Чтоб дух захватило, что-то из ряда вон?.. Не знаю. Не мое это дело – как на себя же впечатление произвести, пусть сама разбирается. Она кротостью да лаской все хотела, да где уж там. Э-эх, жена из нее что надо выйдет. А это не мой вариант. Жена…
Улыбнувшись собственным размышлениям, я потянулся в кресле, сложил руки за голову; спинка кресла подалась назад. Закипел и щелкнул чайник.
Надо будет в следующий раз в клубе все-таки подцепить эту блондиночку. Черт с ним, пусть мой труп найдут потом на свалке, чувствую, оно того стоит. Да и потом, что я, сам без «крыши», что ли? Разберемся еще, чье место на свалке. Если Димас попытается меня обойти, напомню ему о своем праве… Э-э, его вспомнишь, он и появится.
- Дарова! Как дел? – Рослый, поджарый Димка получил мое рукопожатие и сразу же направился к чайнику.
- Холодна, зараза. Я аж синий весь.
- Пятница – напомнил я – В клубешник ага?
- Ага!
- Петровича раскулачим?
- Полюбэ-э-э… - придурковато протянул он.
Петрович, завскладом, помимо всего прочего отвечал за сохранность вещдоков. Естественно, что вся попадающая к нам наркота, бережно и любовно хранилась под его неусыпным оком. Было дело, захворал наш завскладом, так непредусмотрительно поставленный на его место мягкотелый доходяга-практикант пискнуть не успел, как изъятый неделей ранее шестикилограммовый мешок анаши канул в неизвестном направлении. Полотдела целую неделю блуждала в прострации и истошно хихикала, запершись по кабинетам. Тревогу забили поздно и безрезультатно. Подпись получившего вещдок на руки сотрудника оказалась неразборчивой, лично никого из нас практикант, разумеется, не знал, а опознать в лицо кого-то из накачанных, здоровенных оперативников он боялся панически. Так и понес наказание. Сам.
С самим же Петровичем, между тем, всегда можно было договориться. Так что незарастающая народная тропа в кабинет его была протоптана старожилами основательно и надолго.
- Сегодня к той блондиночке подкачу. Была - не была.
- Хм, не боишься ее мажора-бойфренда обидеть?
- Ты его видел, этого бойфренда? Нет? Вот и я не видел. Не факт, что он вообще существует.
- На твоем месте я бы поостерегся – свято место пусто не бывает. Чтоб такая кобыла, да без седла? Быть не может!
- Вот и посмотрим.
Димка прихлебывал чай, взяв горячий стакан через разорванную картонку старого дела, чтоб не обжечься.
- А не боишься, что я ее уведу, а?
- Вот ты, значит, как? Хорош, Гаврош! А меня, значит, по темечку и в кусты?..
- Ну зачем? Я просто за здоровую конкуренцию.
- На твою конкуренцию я спешу напомнить, что желание свое я пока не израсходовал.
Димка уязвлено замолк. Два первых бабника отдела, мы с ним вели своеобразное соревнование: кто разведет телку на секс с минимальными денежными затратами. Долгое время лидировал он, пока я не обошел его абсолютным чемпионом – легко и беззатратно совращенная мною мадам сама (!) повела меня в ресторан. В качестве приза мы договорились об одном желании, («только не оскорбительного содержания» - его оговорка) которое я не спешил расходовать, припоминая ему в нужных для меня ситуациях.
- Ну и флаг тебе в руки – обиженно буркнул он. – Смотри, не подцепи чего-нибудь!
- Уж чья бы мычала!! - Димаса местный венеролог знал в лицо. Не везло бедняге с этим делом патологически. Меня вроде Бог миловал, тьфу-тьфу-тьфу. На всякий случай я раз в полгода наведывался в ведомственную поликлинику с анализами.
– Дмитрич чем занят?..
- Вчерашнего, Бунина, допрашивает, молодежь обучает.
- С пристрастием?
Я кивнул.
- Пойду, тоже разомнусь… - он скрылся за дверью.
Я некоторое время пялился в окно, наблюдая за качающимися изжелта-зелеными ветвями. Было солнечно. Работать не хотелось. Хоть и полно дел – не хотелось…
Вскоре придумав, как убить непригодный для работы пятничный лень, я отправился на первый этаж, в отдел по выдаче гражданского и охотничьего оружия. Пашка Поветный, главный инспектор, всегда встречал крепким чаем и сладостями. Что и говорить, место хлебное, народ валом валит. А кондитерскими изделиями Пашка компенсировал категорически непереносимый им алкоголь, отчего и размером он был как сахарная баба. Забавно, когда в приемные дни к нему выстраивалась очередь, казалось, что в кабинете сидит бабский выводок – вся процессия пестрела конфетными коробками, пирожными и фруктами. Поскольку дары были вполне благопристойными, их, как правило, никто не прятал.
- Что-то у тебя сегодня негусто. – Весело удивился я непривычно скудному столу.
- Зато в другом месте густо, - заговорщицки подмигнул Пашка. Значит, последний прием был щедр на подношения иного рода, денежного.
Пока мы с Пашкой пили чай, секретарша возилась с бумагами, мобильник зазвонил опять. Катька, подумал я, и сразу нажал сброс. Оказалось, брат. Черт, не вовремя. Пашка как раз очень красочно описывал рассказанный ему накануне ребятами случай, произошедший в последнем патрульном наряде. На самой окраине города, за жилой зоной, патрульным попался бомж, над которым заскучавшие менты решили провести своего рода эксперимент. Бомжу сообщили о новом распоряжении главы города, согласно которому нежелательный асоциальный элемент подлежал отстрелу на месте. Старик никак на это не отреагировал, не пытался бежать, не оказывал сопротивления. Усомнившиеся в его адекватности патрульные спросили, осознает ли он, что его ожидает. Да, ответил он, смерть. Пашка очень явственно сделал акцент на слове «смерть». Бомж смиренно опустился на колени, сложил руки за спиной, как было велено. На вопрос о последнем желании тяжело сипло вздохнул и отрицательно помотал головой. За его спиной был нарочно громко перезаряжен пистолет, и пока один патрульный упер свой ПМ старику в затылок, другой произвел выстрел в землю над самым ухом жертвы. Бомж даже не шелохнулся.
- Представляешь, Сань, насколько нужно опуститься, чтоб тебе стало так наплевать на собственную жизнь! Ребята говорят, когда старика того волокли в вытрезвитель, он несколько раз просил попробовать еще раз.
Ну дела, думал я. Зачем им понадобилось тащить грязного, вонючего бомжару в трезвяк? В машине вонь потом после него… Уволокли бы подальше, к свалке, на соседний участок, да забили б там на смерть. На хрен он такой нужен, тем более, что ему самому на свою жизнь плевать.
- Ребята молодые, впечатлительные. Урок, говорят, нам дал хороший, оттого и пожалели, в трезвяк привезли, курева дали. – Пашка словно прочитал мои мысли. Глянул на меня внимательно.
– Я вот думаю, Саш, с нашей работой не теряем ли мы порой человеческое лицо?..
- Палач застыл на роздыхе,
Но все же черт возьми:
Работа-то на воздухе,
Работа-то с людьми! – вспомнил я Вишневского.
Пашка хмыкнул.
- С кем работаем, в тех и превращаемся, Паш…
Вечером в клубе блондинку свою я так и не дождался, не приехала, стерва. Впрочем, мне было не до нее. В районе обеда пришло от брата сообщение «Не смог дозвониться. Ты сегодня стал дядей. Девочка 3800г 52 см. Мама с дочкой чувствуют себя хорошо.»
Димка куда-то запропастился. Наверное, снял уже кого-нибудь. Я сидел за барной стойкой, посасывая текилу. Выпрошенный у Петровича гашиш нормального прихода так и не дал, настроение было паршивое. Почему, собственно, паршивое, - черт его знает. Наверное, новости от брата наложили отпечаток.
Вот ведь странно, никто не умер, а наоборот. Родился ребенок. В семье стало одним человеком больше. В мире стало человеком больше. Радоваться бы впору. Ан, нет. Что-то в этом событии, или в связи с этим событием, не давало мне покоя. Чувствовал ли я что-то к этому ребенку? Или наоборот, ничего не чувствовал? Зависть к брату, согретому теплом семейного очага и уже познавшему счастье отцовства? Бред! Не мое это, я хорошо это знал. Своеобразный дух соревнования, что брат меня в этом плане опередил? Не-е…
Я вдруг явственно увидел это маленькое существо. Забавное, трогательное, немного неуклюжее, едва-едва справляющееся с неокрепшими ножками-ручками и непослушным языком: «Ня. Ня…» - бормочащее и мурлыкающее, розовощекое существо с большими голубыми глазами. Глаза смотрели на меня. Она тянула ко мне свои маленькие ручонки.
У меня никогда не будет детей… Я посмотрел вокруг – утопающий в темноте и бликах стробоскопа танцпол, несколько ресторанных столиков в закутке с облаком дыма под уютно желтыми лампами, сверкающий стеклом бар, его посетители… Нет, вернулся я к собственным мыслям, детей у меня никогда не будет. Мое место здесь, и удел мой – сдохнуть от цирроза, или быть пристреленным где-нибудь на Кавказе в очередной командировке. А детей не будет. Никогда. Потому что ребенок – это не только большие глаза, нежные прикосновения маленьких рук, «ня-ня, ню-ню»… Это еще и ответственность. Ответственность и миллион вопросов. У меня сдавило в груди, я едва сдерживал слезы…
Схожу с ума от мысли, ЧТО ЭТО БУДУТ ЗА ВОПРОСЫ…
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор