2-Когда бабушка была маленькой

2
На другом бережке.

Любовь твоя прошла
и ты ушёл к другой,
а я одна ушла,
теперь ты мне чужой!
Чужого мужика
не стоит укорять.
оторванный рукав,
не стоит пришивать!..


Марфутка изо всех сил старалась не сбиться с ритма, потому что сегодня плясуньи-частушечницы старались каждая свой задать,- одни, нормальный, плясовой, его держать было привычно, а другие добавляли свою сердечную печаль, замедляли движения и растяги-
вали слова частушек, придавая им оттенок горечи и безысходного одиночества.
Маленькая балалаечница прекратила играть:
-Тётеньки,мне трудно жалостливые играть,я сейчас заплачу...
Раскрасневшиеся деревенские девахи запереглядывались, недолго пошептались и подсев к Марфутке, наперебой пообещали следовать в такт её игре.
-Ты только не уходи, поиграй нам маненько Манечька...Пока молодой Пашка, гармонист наш, не подъедет со второй бригады...
Так они каждый раз её и уговаривали, и она продолжала наигрывать,
тренькать-бренькать до самой темноты или пока кто из вредных братьев не заявится. Сегодня пришёл старший,Егорка:
-Дома дед рычит, что ты можешь заплутать где. А тятя опять бражки наелся.
Он помолчал, пожал плечами и равнодушно добавил:
-И мамку гоняет.
Эх, вспыхнула Марфутка, сунула балалайку в руки брата и - бегом к дому.
Вбежала и с разгона врезалась в отца:
-Тятя,ты опять пьяный!Мамка плачет!Всё,иду в сельсовет,пусть тебя на Соловки отправят!
И решительно вышла, но за порогом сбавила шаг. Про Соловки она кое-что страшное слышала,вот и брякнула,чтобы попугать тятю.
А в доме отец моментально протрезвел и выбежал вслед:
-Манечка,донечка,вот хочешь на колени встану,богом клянусь,заразу больше в рот не возьму!
-Перед мамкой повинись,пошли в дом...
И с тех пор только дед имел право заставить внучку уйти с посиделок-вечёрок. Но он так ни разу и не воспользовался им, потому что сам бывало до утра наяривал на балалайке на вечёрках. Так же, как и Марфутка, то один, то в паре с гармонистом, или с ним, попеременке.
Никита Герасимович гордился внучкой не только, как первой и самой маленькой балалаечницей в деревне, но и шустрой вязальщицей,- она многих баб уже превосходила и по скорости и по-мастерству, ему вон какую душегрейку связала, любо-дорого надевать...
Однажды она вернулась рано и застала всё семейство в сборе, все сыновья деда, её дядьки, двое женатых, замужняя Клавдия не пришла как обычно, и трое холостых, они почти всегда на вечёрках со своими кралями плясали, - Марфутка всё подмечала.
Говорил самый младший дядька, как и все Симоненковы,балагур и частенько злой в своих частушках,- уж это Марфутка знала: многие девки плакали втихую после его выхода в круг. Но она подметила и другое, -вот уже как несколько месяцев ни он, ни красавица Галка с длинной косой, не появлялись на вечорках.
-Отец, Галка на сносях, уж совсем немного осталось...
Дед просто зарычал от гнева:
-Женился без дозволения! Без благословения! Без спросу!
Марфутка забилась в угол к братьям и видела оттуда, что остальные дядьки опустили головы и улыбались! Она зашептала на ухо своему старшему брату Егорке:
-Дед не бил ещё дядю Митю?
-Не-а, он его оторванным рукавом обозвал и сказал, что дом за огородом строится для дяди Миши, потому что он скоро свататься пойдёт. Сва-а-адьба будет, драться мужики будут, поняла,трынди-брынди,тренька-бренька?!
Марфутка давно уже не обращала внимания на разные прозвища, но ей обидно стало за дядьку Митьку,- как же так, если Галка с животом, то почему дед такой упёртый и не отдаст тот дом за огородом?!
А между дедом и его сыном страсти накалились уже до предела, дядя Митя выкрикнул:
-Если я оторванный рукав, то и прощевайте! Мне вон в сельсовете разрешили строиться за речушкой, вот так-то!
И вышел из хаты. Дед сразу успокоился, сел за стол, затем встал и оглядел своих Симонят строгим взглядом:
-Ничего, к утру охолонит и вернётся.
И ушёл к себе, почему-то сильно хлопнув дверью.

Но утром из-за речки Затонки донёсся стук топора, а в обед колхозный конюх зашёл к деду за самосадом и поведал тому,что председатель велел выделить Дмитрию на время постройки дома недавно объезженного жеребца Гнедка и телегу.
Старый Симоненков долго сворачивал "козью ножку", потом насыпал
самосад,прикурил и начал расспрашивать о здоровье жеребца, но старый конюх был человек прямой  :
-Ты бы, Симонёк, о другом спрашивал, а у меня лошадки вздраве. Помогать-то когда начнёшь Митьке?! А то ведь председатель так и сказал ему, дескать ты, Дмитрий Никитич, на батяню не серчай, он ещё после Германской войны в Гражданскую стал дурковать...
Симоненков нахмурился. Да, тогда он чуть умом не тронулся,- похоронил одного за другим трёх дочечек и сыночка, а вскоре и жену Марфу...
Он перекрестился и сердито глянул на непрошенного советчика, но тот не отступал:
-Так что, Никита Герасимович , подсобляй Митьке, не то он с тобой разговаривать лет сто не будет...
На том и распрощались.
В семействе Симоненковых ощущалось напряжение и надо было что-то срочно предпринимать и старый решился, подозвал Марфутку и, вздыхая тяжко, нашептал ей на ушко, чтобы она своих дядек подговорила подмогнуть дядьке Митьке. Что она охотно и проделала, и вскоре по тихим
вечерам на другом бережке работа кипела вовсю, всем нашлось дело, а Марфутке поручили "саму важну",- чтоб родня не скучала, потому что, "человек скучной- работник плохой", ну, Марфутка и старалась. А так как плясунов-частушечников возле неё небыло, то пришлось ей, маленькой, самой поднапрячься и - получилось! Звонким голосом она высмеяла себя, а увидев улыбки на всех лицах, принялась за всех прочих. Всем "досталось на орех, потому что петь не грех!"
-Балалаечка,трень - брень,
пропою я целый день,
всяку разну дребедень,
балалаечка,трень-брень!
-Про меня спой,про меня!
Стали раздаваться голоса со всех сторон и она выплеснула то, что копилось в её душе много месяцев.Но куда ей было до большинства злых и ехидных
частушек деревенских красавиц! Оттого-то они все получались у Марфутки весёлыми и задорными!
Старый Симонёк не выдержал и появился на новостройке через пять дней, но вброд речку Затонку не переходил, как все, а переправился на плоскодонке.
Как ни в чём не бывало подошёл к набычившемуся Митьке, только что сгрузившему с телеги доски, потрогал хомут, потрепал жеребца за холку:
-Однако, скоро глина спонадобится для печки, я знаю одну ямку, где брал покойный печник Генька Фёдоров...
С Митьки слетело напряжение, как от порыва ветра пепел с ладони, он только проговорил со вздохом:
-Ох, тятя...
-Ну, а где моя невестка? Неуж работает?
-Куда там, ходит потихоньку,- живот большой.
Заулыбался Митя и повёл отца к навесу, где в тенёчке сидела его Галка с молодыми Симонятами и чистила картошку на ужин. Вблизи сидела Марфутка, балалайка стояла рядом,- обе отдыхали.
Дед прочистил горло, получилось похожим на кряхтенье, когда трудно сходить по большому. Ну и Марфутка конечно не выдержала, подскочила:
-Деда,тебе лопушка принести?!.
-Уйди, ехидна этакая!
И треснул её легонько по затылку. И рыкнул так, что все сразу же посмотрели в его сторону:
-Иди себе, ехидная, трынди на струменте!
А потом к младшему сыну:
-Эх, ты, оторвышь, всё-таки решил жить на этом береге?! Один? Совсем
как куркуль?!
На что младший Симонёк усмехаючись, ответил:
-Да уж в мою Оторванку ещё не один своевольный сбежит! Ей-Ей! С вами, старыми, трудновато ужиться. А так,- мы в гости к вам, а вы - к нам!
Старый Симоненков подумал немного и приобнял Митьку:
-Ох,ты,- ты такой же ндравный и упёртый, как все Симонята!
Все облегчённо вздохнули. Галина медленно встала, приблизилась к старику и смущённо потупила взор. Конечно же, старый Симонёк сразу умилился и ласково произнёс:
-Уж, ты, лебёдушка, не гневись на меня, не держи зла в сердце, а свадебку сыграем славную!
И он пожаловался ей:
-Если б знал я, а то ведь никто мне ничегошеньки не сказывал,- вини своего Митьку.
Хитро прищурился и подмигнул Галке, которая покраснела, как маков цвет, стала такой красивой,что Никита Герасимович только крякнул. И, заметив улыбочку на лице любимой внучки Марфутки, погрозил ей пальцем:
-Ты чтож это, заноза, такая шутейная со мной, а? Видно давно, мой младшой, Никитка, не драл тебя хворостиной, ужо дождёсси у меня...
Потом оглядел всех потеплевшим взглядом.
Митя показал отцу своё хозяйство, которое росло с каждым днём.
Новоселье вскоре и справили, а после того, как Галка родила ему ещё одну внучку, которую назвали Настёнкой и, как и всех в роду Симоненковых, втайне крестили, справил старый Никита Герасимович своему младшему
и своевольному сыну свадьбу.
Марфутке досталось потрудиться со своей любимой "трынди-брынди" балалайкой так, что она потом несколько дней и не глядела на неё.

А перед войной на том бережке стояли уже четыре добротных дома, жаль, война помешала дальнейшему строительству в "Оторванке". А после войны уж и строиться было некому,- молодёжь почти вся в город потянулась, как и пришедшие с фронта отец Марфутки, Никита Никитич и единственный уцелевший старший брат Егорка, с медалями на груди и желанием уехать в город. Что и сделал первым Егор, а вскоре пришло письмо, что женился на своей же, деревенской, встретил её в ФЗО. А немного погодя и тятя сорвался, выклянчил в сельсовете паспорт и уехал на полуторке.
-Бросили нас с тобой, Марфутка.
Прошамкал старый Симонёк,- за военные годы у него выкрошились все зубы и Марфутка готовила ему кашку или толчёную картошку.
Одна радость ему осталась,-слушать частушки любимой внучки:
Трынди-брынди,балалайка,
под столом сидит бабайка,
трынди-брынди,трын да брын,
пусть сидит он там один...
-Ну, а я вот не один...
Шептал себе под нос Никита Герасимович...
* * * * * * * * * * * * * * *