Глупость

Саня выскочил из воды, и, подбежав к Лёшке, лихо, хлопнул лафитничек.
Заканчивать купальный сезон первого ноября вошло у нас в традицию ещё в прошлом веке, в переходные времена.
В этот год последний месяц осени начинался чудными погодами, при отсутствии возмущения каких-либо стихий.

Мы вчетвером, совершив обряд омовения, уже сидели на травке в свитерах. Сашка, насухо вытеревшись полотенцем, подпрыгивал на одной ноге, пытаясь укротить ополоумевшую штанину.
Ещё двое «гусей» махали «крыльями» в озере, мечтая о курточках и позитивных ощущениях.

За прошедшие осени у нас сложился строгий кодекс этого мероприятия, - считалось дурным тоном совершать заплыв в шапочках и трусиках, а так же громко трындеть, вылезая из воды.
Мы уходили в самый дальний конец озера, чтобы не пугать молодых мамашек с колясками, и не будить у их мужей чувство зависти.

Вёл процедуру Лёха. Он, как языческий поп, протягивал очередному посиневшему «пупсику» рюмашку, и после испития, засовывал меж лязгающих зубов кусочек солёного огурчика, резко отдёргивая руку, опасаясь за свои пальцы.
Сама же процедура, как говорил тот же Лёха, улучшала непотопляемость и повышала уровень ретивости.
Закончив с купанием, мы отправлялись в Лёшкину баню, которая за время нашего отсутствия успевала настояться, и была готова принять команду взбодрившихся пловцов.

Как-то в один год, я приехал на «праздник окунания» в несколько мрачном настроении, вернее сказать - в совершенно отвратительном. Холодный осенний дождик рябил гладь озера, и в воду лезть было совершенно неохота.
- Лёх! Может в этот раз, обойдёмся без барахтанья? А как взрослые люди пойдём сразу в баньку?!
- Ни-ни-ни!!! – возразил Лёшка. – В воду мальчики! В во-о-оду-у-у!
И первым зайдя в озеро, отбарабанил положенные пятьдесят метров. Я, скрепя зубами занырнул в стылое. Получив же свои пятьдесят грамм с огурцом, я почувствовал, как от моей хандры не осталось и послевкусия.

Уже позже, сидя в предбаннике после парилки, и надуваясь, чаем из фамильного самовара, Лёха прояснял мне глубинную философию ноябрьских купаний.

- Ты пойми! Здесь смысл вовсе не в закаливании, или там каком-то преодолении. Тут всё дело в глупости! Я, например, убеждён, что за год человек должен совершить определённое количество глупых поступков. Так сказать опустошить предназначенную для него кубышку конфузных, а то и нелицеприятных деяний. Так почему же самому не уменьшить их количество, хотя бы вот таким маневром? Что такое вот это наше плавание? Глупость? Конечно же, глупость! Но заметь, при этом ты ведь никому не досаждаешь, да и полным дураком себя не чувствуешь! Что ж в этом плохого? А в табели по опустошению кубышки можешь смело написать – минус один!

Он отхлебнул «бергамотового» и, сияя как тот же самовар, спросил,
- Ну, что? Под веничек?!
- Под веничек, под веничек, - проворчал я. И, разглядывая запаренный букет берёзовых веток, подумал: «Вот ведь, хитрая собака! На всё у него есть своя теория….»