Шестерня со сломанным зубцом

- Что тебя беспокоит, Престон?
Человек в черном костюме сидел за столом напротив. Яркая настольная лампа выплевывала лучи света прямо ему в затылок.
- Я ощущаю тревогу.
- Вот как. - Человек слегка склонил голову набок. - Объясни же.
- Я не понимаю. Во мне поселилось стойкое чувство, будто вот-вот где-то рядом с нами непременно должно произойти нечто очень нехорошее. Или уже произошло, но мы ничего об этом не знаем. Пока.
Стены комнаты дышали холодом. Холод проползал под воротник плаща, обжигал кожу своей острой щетиной и постепенно ввинчивался в самое сердце измученного Джона. Его черные перчатки, казалось, намертво прилипли к деревянному столу, скрывая под собой мелко дрожащие пальцы.
- Как давно ты перестал принимать препарат?
- Сэр... - Его голос дрогнул. - Сэр, я принимаю...
Человек молниеносно подскочил с места и грохнул кулаками по крышке стола.
- Ты играешь со мной в игры, Престон?
Джон понятия не имел о том, какая такая сила помогла ему сохранить прямую осанку и не дернуться панически всем телом под тяжелым ударом непривычно-властного тона.
- Ты слишком дорого мне обходишься. Наверху только и разговоры, что о тебе - о тебе и твоем поведении в последнее время. Сенат обеспокоен, и тебе чертовски повезло, что никто не знает истинных причин твоего фиглярства - только потому, что я пытаюсь убедить членов Сената, будто всему виной твоя напряженная служба.
- Я понимаю, сэр.
Черный человек медленно опустился в кресло и понизил голос:
- Нет, ты не понимаешь. Ты не в том состоянии, чтобы понимать. Ты можешь только осознавать это, и здесь я тебе верю.
Джон знал, что он верит. Канцлер был единственным человеком, которому можно было доверять. Джон всегда ощущал с ним глубокую связь, даже во времена Великого Перелома, когда каждый второй носил за пазухой нож, проводя серые дни в изнуряющем ожидании беззащитной спины своего товарища. Канцлер - единственная причина, по которой он, старший клерик Джон Престон, все еще не горит в камере смерти под холодными взглядами членов Сената, что ради такого случая займут самые первые места в зале, словно пауки у праздничного торта.
- Сколько уже, Джон?
- Почти две недели. - Он беззвучно уронил голову на стол. - Я сбился со счета на восьмой день. Странно, ведь я никогда не ошибался в числах, в днях недели, во времени. Две недели назад я мог расслышать щелчок затвора в толпе людей, а сейчас я не уверен, что знаю сколько пуговиц на моем пиджаке. Сэр, я...
- Не можешь понять, почему до сих пор жив?
- Да. - Джон поднял на Канцлера взгляд, полный немых вопросов. - Я ведь предал вас. Предал людей, которые возлагали на меня надежды. Предал наше общество. Предал даже себя.
Выдержав небольшую паузу, Канцлер слега наклонился вперед и заговорил, понизив голос почти до шепота:
- Ты мне очень нужен, Джон. Ты для меня как родной сын. Ты защита для этого самого общества. Я не хочу отдавать тебя на растерзание начальству. Что мы будем делать потом?
Между тем, холод сменил затупившееся сверло и с новой силой вонзился в сердце клерика. Потолок в комнате, казалось, стал ниже. Дышать было трудно.
- Продолжай, Джон. Что еще ты чувствуешь? Мне нужно это знать.
- Мне снился сон прошлой ночью. Будто я крепко привязан к дереву, а передо мной, прямо из сухой земли растет цветок. Не знаю, что это за цветок, но сэр, я готов поклясться, что в жизни не видел таких чудесных изгибов и красок...
- Ты не видел вообще никаких, Джон.
- Да, да, но... Это было просто нечто потрясающее. И моя душа содрогнулась, и я готов был упасть на колени и склонить голову перед этим восхитительным, нежным созданием, но веревка, сэр, веревка не давала мне пошевелиться... - Холод резко сменился жаром. Теперь в его сердце, казалось, кто-то зажигал спички. - И тогда я попытался сказать ему об этом - рассказать о том, как он прекрасен. О том, что он, не иначе, соткан из самых светлых чувств, что есть на свете. Сколько слов, сэр, сколько чудесных слов я хотел произнести - но не смог издать ни малейшего звука. Слова тут же угасали, лишь стоило им сорваться с моих губ. И цветок... Он просто смотрел на меня, понимаете? Смотрел так, как смотрел бы ребенок на разноцветную картину. Этот взгляд, боги, что это был за взгляд! Как же я хочу передать вам это, сэр! И все это было... Это было так...
- Досадно, Джон. Это называется так.
Джон накрыл лицо руками, и в тот же миг уголки его губ задрожали, пытаясь растянуться в неестественной улыбке, а из глаз брызнуло что-то теплое. Дышать стало еще тяжелее. На один шумный вздох приходилось множество резких и коротких выдохов.
Канцлер молчал. Он понял, что произошло. Он знал, что нужно делать. В отличие от клерика, он не испытывал абсолютного никаких чувств - он исправно принимал препарат, действуя строго по уставу. Он по-прежнему мог расслышать щелчок затвора в шумной толпе, попасть ножом в четвертак с двадцати шагов, и уж точно знал, сколько пуговиц на его пиджаке.
Но внезапно он поймал себя на мысли о том, что ему досадно.
- Я шелк бы расстилал у ног твоих. Но я - бедняк, и у меня лишь грезы. Я простираю грезы под ноги тебе...
- Как же зовут твой цветок, Джон?
- Сэр, пожалуйста.
- Да уж. Мало того, что нарушил режим приема, так его еще и угораздило.
- Мне очень жаль. Я сожалею, сэр.
- И я верю тебе, Джон. Я слышу тебя - и это не тот голос, которым говорят лжецы. А теперь встань.
Через пару минут напротив Канцлера стоял прежний Джон Престон. С ясным взглядом, прямой спиной и ровно уложенными прядями волос. Ему стоило невероятных усилий заставить себя не выхватывать пистолет и не простреливать себе ногу.
- Вот что, Джон. Тебе предстоит два дня специальной терапии. Тебе нужно восстановиться, прийти в форму. Снова включить голову и выключить эту дрянную тарахтелку под левыми ребрами. Я уже обо всем позаботился. Тебя уже ждут. Никто ничего не будет знать - утечка информации через моих людей невозможна. А пока тебе придется сдать оружие.
- Да. Конечно.
Отточенным движением Джон вынул из кобуры и медленно положил на стол длинный многозарядный пистолет. Затем второй.
Канцлер опустил руку под стол и нажал на кнопку под его крышкой.
- Сейчас тебя проводят. Но эти люди не в курсе дел. Держись ровно.
- Несомненно.
За дверью послышались тяжелые шаги. Джон с ужасом отметил - до чего же они были отвратительно-синхронными.
- Ты готов? - К Канцлеру резко вернулся его дежурный тон.
- Да.
Дверь распахнулась. На пороге стояло двое вооруженных людей в черных полевых плащах. Головы их скрывали такие же черные шлемы с тонированным стеклом.
"И как меня раньше не тошнило от их вида?"
- Сопроводите мистера Престона на объект, в соответствии с полученной ранее инструкцией. По прибытии доложить лично мне по служебной линии.
- Есть!
- Пойдемте, сэр...
Джон развернулся на месте и проследовал в сторону двери. Внезапно он остановился у самого порога.
- В чем дело, сэр?..
Клерик бросил взгляд через плечо и постарался сделать свой голос максимально спокойным. Но так и не понял, удалось ли ему это.
- Сэр, я с готовностью выполню ваше указание. Но я не уверен, что это поможет.
Черный человек медленно поднялся из-за стола и ответил, глядя ему в спину:
- Осторожно, Престон. Ты топчешь мои грезы.