Дневник моего счастья

Мне 5 лет.

Я самая счастливая девочка на свете. У меня есть мама и папа. Папа, самый лучший папа. Главный мужчина в нашей жизни.

Папочка...

- Папа! Папочка! Мне страшно, - я смеюсь и кричу на всю квартиру, подлетая к самому потолку. - Отпусти! Отпусти же...

-Да ты у нас еще и трусиха, - папа еще раз подкидывает меня вверх и, уже опуская на пол, кричит маме.

- Аня, ты по-моему не нашу девочку из садика забрала.

Я знаю, что папа специально это говорит. Я обнимаю его крепко-крепко за ноги, прижимаюсь к нему так сильно.

-Я ваша девочка!

Папа серьезно смотрит на меня сверху вниз и говорит ледяным голосом.

- Моя девочка ничего не боится.

Затем подхватывает снова на руки и подбрасывает высоко-высоко. Я вновь начинаю кричать на всю квартиру.

- Отпусти же...

Папа опускает меня на ноги, я, чтобы удержаться, хватаюсь за него примерно на уровне колен.

- Нет, все-таки мама не ту девочку привела из садика, - говорит папа как будто самому себе.

Он берет меня за руку и с серьезным видом ведет на кухню.

- Аня, это не наша девочка! - папа подходит к маме.

Они оба, скрестив руки на груди, смотрят на меня сверху вниз.

- Да вроде наша, - неуверенно говорит мама.

Я начинаю смеяться. Меня очень веселит, когда они так делают.

- А мне кажется, что ты перепутала. Эта - трусиха, - мама и папа общаются между собой, не обращая на меня внимания.

- Ваша я! - сквозь смех кричу я.

Они продолжают общаться между собой.

- Ростик вроде как у нашей.

Мама бросает взгляд на меня и вновь продолжает говорить папе:

- Глазки черненькие… Не вижу повода для сомнений.

Я начинаю напевать вначале тихо, а потом все громче и громче:

- Нам нужны такие корабли на море,

Чтобы мы могли с любой волной поспорить.

Маяки нужны и нужен нам локатор,

А ещё нам верные нужны ребята.

Папа смотрит на меня с такой любовью. Это чувство практически осязаемо. Через несколько секунд мы вместе на всю квартиру поем:

- И тогда вода нам как земля.

И тогда нам экипаж семья.

И тогда любой из нас не против

Хоть всю жизнь служить в военном флоте.

Папа берет меня на руки, прижимает к себе.

- Аня, это наша девочка. Настоящая дочь офицера.

Мне 8 лет.

Я много читаю. Мама говорит, что литературу я выбираю не по возрасту. «Джейн Эйр», «Убить пересмешника», эти героини мне очень близки.

- Да ты им подражаешь! - заявляет мама, когда я в очередной раз не реагирую на ее замечания. - Как ты похожа на своего отца.

Когда я не знаю, что ответить, то предпочитаю молчать. Вчера в папиной библиотеке я взяла книгу Валентина Пикуля, прочитала всего несколько страниц. Сложно.

Пока папа в рейсе, мама пытается приобщить меня к миру прекрасного. После школы она забирает меня, и мы вместе с ее учениками отправляемся на набережную рисовать с натуры. Ученики рисуют море, я рисую небо.

- Почему небо? - спрашивает мама, склонившись к самому уху.

Я ничего не отвечаю. Просто бросаю на нее быстрый взгляд и широко улыбаюсь.

- Ты постоянно мне противоречишь. Какое я дала задание? - мама подсаживается совсем близко, чтобы другие прилежные ученики не слышали нашего разговора.

- Рисовать. - отвечаю я, не отвлекаясь от работы.

- Правильно. Рисовать море... - продолжает мягко давить на меня мама.

- Я хочу рисовать небо, - спокойно отвечаю.

Рисовать у меня и впрямь неплохо получается.

- Хорошо. Рисуй небо. Только оно у тебя в солнечную погоду очень мрачное.

Я рисовала не с натуры, я рисовала то небо, о котором рассказывал папа, когда звонил месяц назад. Сейчас они в северном море, где очень холодно и свинцовые тучи смешиваются с морем у самого горизонта. Я знаю, что мама расстраивается, когда я не слушаюсь, поэтому я откладываю кисть и переворачиваю планшет.

- Вот смотри, теперь это море!

Мама быстрым движением кисти дорисовывает лодочку.

- Это папа? - спрашиваю я.

- Нет! Это ты паришь в облаках.

Мне 16 лет.

Я жутко влюблена. Мое сердце бьется часто, сегодня мы долго целовались с Сережей на детской площадке.

- Варька! Иди домой.

Сережа подрывается с места и прячется за детской горкой, я не могу удержаться от смеха.

- Он все видел. Он теперь точно убьет нас.

- Нет, Сережа! Он тебя убьет, - спокойно отвечаю я.

Я специально храбрюсь перед Сережей, у самого подъезда я машу ему рукой, и, как только металлическая дверь за мной закрывается, паника и страх полностью охватывают меня. Я поднимаюсь 20 минут на 3 этаж. Немного постояв у самой двери, я резко ее открываю.

- Варька пришла, - радостно говорит мама.

Я слышу, что ее голос очень напряжен, она что-то шепчет папе на кухне. Слов я не разобрала, но, судя по интонации, серьезного разговора мне сегодня не избежать.

- Бегом за стол, - зовет мама.

На кухне папа даже не пытается прикрыть своего раздражения. Может, он примет решение просто всыпать ремня. Только не смотри на меня так, папочка. Я первая прерываю молчание.

- Как матросы поживают?

Дурацкий вопрос, глупо было ожидать на него адекватного ответа. Папа распрямляется, как пружина и начинается долгие минуты нравоучений. Прерывает папину тираду мама, которая все это время не вмешивалась в разговор.

- Хватит, - спокойно говорит она. - Все за стол.

Несколько минут мы едим молча, я изредка поглядываю на папу. Он практически не ест. Я вижу, что он сказал не все. Вечером мне предстоит прослушать лекцию «Откуда берутся дети».

Мне 19 лет и 25 дней.

Я предатель... Мне стыдно смотреть в глаза отцу. Он молча сидит за столом на кухне и смотрит в окно, подперев голову рукой. Я стою у стен и не решаюсь выйти в коридор, мне нужно понимать, что он меня простил.

- Ну, прости меня, папочка.

Я еще неделю назад запланировала, что воскресенье мы проведем с Сережей.

- Тебе раньше нравилось ездить со мной на рыбалку.

Мне и сейчас нравится. Правда нравится. Только вряд ли папе нужны мои оправдания.

- Помнишь свой первый улов?

Как сильно папа постарел, я никогда до этого не замечала. Серебряными ниточками прошиты виски, уголки рта немного опустились вниз. Мне кажется, что и ростом он стал гораздо ниже.

- Прости, пожалуйста...

Еще несколько секунд я смотрю на него, а потом ловлю мамин взгляд. Мама шепчет: «Иди!» Уже из коридора я слышу ее бодрый голос.

- Я к нам на дачу позвала Дорониных. Витька так подрос... С ума сойти.

Мы с Сережей уже 4 месяца ездим в аэроклуб. Папочка, я настоящая дочь офицера. Я ничего не боюсь. Сережа делает шаг первым, я каждый раз несколько секунд собираюсь с духом. Виктор Иванович громко кричит у самого уха, что мимо земли не промахнусь и легонько толкает в плечо.

Глубокий вдох...

Шаг...

Минуты счастья...

Мне 19 лет и 27 дней.

Я эгоистка.

- Эгоистка! – кричит папа, расхаживая из стороны в сторону.

Я сижу на стуле и смотрю в потолок. Спорить с папой в таком состоянии бессмысленно. Бросаю быстрый взгляд на маму. По ее виду я вижу, что она солидарна с отцом. Что ж! Я героически вынесу экзекуцию.

- Ты же высоты боишься? – папа останавливается и смотрит на меня пристально.

Что он хочет услышать?

- Очень боюсь, папочка, – улыбаясь, отвечаю я. – А еще я боюсь, что вы мне запретите…

Я подскакиваю с места, бросаюсь папе на шею, он явно не ожидал от меня такой реакции. Крепкие объятья немного успокоили гнев офицера. Несколько минут я просто его крепко обнимаю, а потом спокойно говорю.

- Ты даже не представляешь, какая крутая у тебя дочь.

Все это время я не выпускаю из объятий здоровяка. Я чувствую, что он успокаивается.

- В следующее воскресенье едем на рыбалку.

- Хорошо, пап.

Папа минуту молчит, я вижу, что он собирается с мыслями.

- И этого своего зови.

Мне 20 лет.

Я водитель автомобиля. Перед тем, как уйти в море, папа две недели ремонтировал на даче свои старые "Жигули".

- У парашютистки должен быть свой автомобиль, – гордо заявил папа.

Я настоящая дочь офицера…

Папочка, я ничего не боюсь.

Мне 25 лет.

Телефонный звонок. Спокойный мамин голос. Слова эхом отражаются в голове.

- Я вечером буду, – говорю я.

3 часа и я там, где так счастлива обычно. Виктор Иванович встречает меня улыбкой.

- Сочек, привет!

Пытаюсь держать себя в руках, растерянно киваю ему головой в знак приветствия. Я не чувствую земли, ноги ватные. У самой взлетной полосы сидит Сережа; увидев меня, он радостно машет руками. Сегодня Виктор Иванович выпускающий. Он не подталкивает меня, и я гораздо решительнее, чем обычно. Он просто кладет руку на плечо. Сережа делает шаг первым. Я следом.

Шаг…

Мне 5 лет. Я взлетаю высоко-высоко. Каждый раз меня ловят сильные руки. Папа рядом.

Мне 10 лет. Я рисую море и жду, жду. Мыс мамой папины боевые подруги. Мы умеем ждать. Я скучаю, папа.

В голове крутится его голос. Я не думаю о том, что мне необходимо раскрыть парашют. Я хочу задержать эти секунды. Между небом и землей я чувствую его присутствие.

Папа, я ничего не боюсь.

Парашют раскрывается автоматически. Приземляюсь, как новичок. Я даже не пытаюсь группироваться. Валюсь на землю. Боль от неудачного приземления несравнима с той, которую мне причинил утренний звонок. Я не слышу больше папиного голоса, я слышу спокойный мамин.

- Дура! Дура! – Сережа переворачивает меня на спину. – Ты что творишь?!

Я смеюсь, глядя на него. Он не ожидал такой реакции. Он пытается понять, почему я так поступила. Смех сменяют слезы. Я не заметила, как нас окружили.

«- Я не пойму?! – рассуждает папа. – Этим мужикак по 40 лет, какие они тебе друзья?!

Прикладывая палец к губам, я показываю папе, чтобы он говорил тише. Поплавок начинает ходить из стороны в сторону.

- Там и молодые есть... И женщины... – шепотом отвечаю я, не отрывая взгляда от поплавка.

- Этим женщинам заняться нечем? - папа продолжает возмущаться вполголоса.

Пока папа рассуждает, я вытягиваю крупную рыбешку. С довольным видом демонстрирую ему добычу.

- Все равно не понимаю, – отвечает папа.»

Зрителей вокруг около десятка. Мне хочется, чтобы они были рядом.

- Варя, зачем ты так? – спокойно спрашивает Сережа?

Собираясь с силами, я отвечаю.

- Папа, ушел.

Я была не готова к этому. Мне казалось, что я ничего не боюсь.

Мне 29 лет.

Сережа прыгает редко. Я никак не могу завязать. Мама говорит, что пора. Я только между небом и землей чувствую его присутствие.

Шаг…

Мне 5 лет. Я самая счастливая девочка на свете.