А когда мы будем делить наши деньги?

Б.Д. Сподынюк.
А когда мы будем делить наши деньги?

Я никогда не верил в популярную в Одессе поговорку, которая звучит так: "Курица не птица, одесситка - не жена", а с течением лет утвердился прямо в противоположном мнении.
Я уже человек в возрасте уважаемом, то есть за шестьдесят, и как говорил наш великий земляк Миша Жванецкий: "Я ушел из большого секса, тренирую молодежь".
Я говорю всё это к тому, чтобы вы не считали, что я отношусь предвзято к одесским женам, чтобы вы понимали, что я не имею никакой личной заинтересованности, а говорю выстраданную годами истину. А истина в том, что одесские женщины - самые лучшие жены в мире и пусть другие женщины не держат на меня зла и обид. Моё кредо: "Женщины - это самое лучшее, что создал Бог в этом мире, но в качестве жен, равных одесситкам нет". Они самые классные в постели, непревзойденные на кухне (чего стоит хотя бы одна фаршированная рыба, приготовленная одесской женой), изумительные матери (только в Одессе такое количество гениальных детей). Ну, а если одесская семья нуждается в какой-то момент в защите, то одесская жена становится грудью, нет, всей фигурой на защиту своего дома, своей семьи. И чем фигура солиднее, тем защита эффективнее. И теперь никто меня не убедит в том, что курица не птица, а одесситка - не жена.
Этот панегирик одесским женам я вам изложил не просто так, а в связи с рассказом, который предлагаю на ваш суд.
В семидесятые годы прошлого века ваш покорный слуга работал главным механиком Одесской межобластной специальной научно-реставрационной производственной мастерской. Её директор, Моисей Семёнович, сумел собрать под крышей этой мастерской наиболее талантливых и мастеровых строителей. Тут были не просто маляры, а маляры-альфрейщики, которые восстанавливали художественные росписи на потолках, стенах, плафонах. Работали не просто столяры, а столяры-краснодеревщики, которые набирали паркет из более сорока пород ценной древесины. Даже штукатуры тут были не простые, а те, которые могли сделать искусственный мрамор так, что редко кто мог отличить его от настоящего. Было в мастерской ещё много специалистов, способных восстановить затейливую фурнитуру итальянского мастера восемнадцатого века, покрыть золотом любую статуэтку и т.д. и т. п.
И вот, в году 1973-ем, мастерская получила подряд на реставрацию и модернизацию Одесского дома ученых. Одесский дом ученых - это особняк графини Елены Толстых, фаворитки и подруги императрицы Екатерины Второй. После того, как войска Суворова взяли турецкую крепость Хаджибей, императрица издала указ о строительстве города Одессы на месте разрушенной турецкой крепости. И по легенде, ходящей в Одессе, первые сваи причала Одесского порта были забиты А.В. Суворовым. Правда это или нет, никто точно не знает, ибо документального подтверждения этому факту в архивах города не нашли. А может и не искали.
После того, как Екатерина издала указ, она, опять-таки по легенде, выделила по десять тысяч рублей золотом своим подружкам на строительство в Одессе домов-будуаров, и обязательно с секретными комнатами для альковных развлечений. В особняке Толстых это правило соблюдено, рядом с зелёным парадным залом есть секретная комната для альковных развлечений, в которой стоял огромный альков. Сексодром, по-нашему.
Екатерина себе это представляла следующим образом: вот она кружится в вихре вальса с красавцем гусаром, чувствует, что он ей нравится, и она, руля задним ходом к секретной двери, нажимает заветную кнопочку, и красавец гусар, хочет он или нет, оказывается в алькове… А выйти оттуда он сможет только после удовлетворения её желаний!
Тогдашнее руководство городом хотело, чтобы мы отреставрировали все помещения первого и второго этажа, придав им вид, который они имели при императрице, но оставили здание функционировать, как Дом ученых, а для этого необходимо было его модернизировать, то есть установить центральное водяное отопление, а так же решить вопрос водоснабжения и канализации, не разрушая красивых старинных печей, которые стояли в помещениях и когда-то отапливали их морозными зимами.
Императрица и её подружка по естественным надобностям ходили на горшок, который их слуги опорожняли в туалетах прямо во дворе. Учёные же мужи и учёные дамы пользоваться дворовым туалетом, по причине своей учёности, отказывались и требовали современного сервиса. Теперь вы понимаете, какие задачи стояли перед мастерской. Для их решения Моисей Семёнович, как истинный одессит, ложась спать, рассказал своей жене о проблеме, которая сидела у него в голове. А жили они на улице Базарной, которая проходила рядом с Привозом, начинаясь от Александровского бульвара и заканчиваясь у бульвара Французского. На этой улице жило много мастеровых людей. И вот, жена Моисея Семёновича выдала ему информацию о соседе из рядом стоящего дома, Фимочке Вейцмане. У него была бригада слесарей-сантехников, которые числились в РСУ-9 "Горремстройтреста", а на самом деле зарабатывали, халтуря у частных лиц. Поэтому качество их работы было гораздо выше, чем у других сантехнических государственных организациях.
На следующий день Моисей Семёнович пригласил Фиму Вейцмана в свой кабинет, где сделал ему соответствующее предложение, особенно напирая на качество работ. Наш Моисей был патриотом города и ненавидел, когда разрушали старинные красивейшие здания. Фима проникся, и они заключили трудовое соглашение. Знаете, что такое трудовое соглашение? Была такая форма трудовых отношений в советские времена, и чтобы объяснить, я вам расскажу популярный анекдот про трудовое соглашение.
Однажды, учитывая напряженное положение с кадрами, Одесский судоремонтный завод заключил трудовое соглашение с бригадой цыган о покраске парохода. Договорились о цене, сроках, ударили по рукам. Когда пришло время исполнения работ, руководство СРЗ смотрит, а пароход покрашен только с одной стороны. Ну, они возмутились и спрашивают цыган, почему пароход покрашен только с одной стороны? Бригадир цыган достал договор, который они заключили вместе, и прочитал: "Мы руководство Одесского СРЗ-1 с одной стороны и бригада цыган с другой стороны составили трудовое соглашение о покраске парохода". "Мы свою часть трудового соглашения выполнили, - продолжил бригадир Цыган, - платите деньги".
Так вот, Моисей Семёнович разъяснил Фиме и описал в трудовом соглашении объём работ и они ударили по рукам. На следующий день Фима начал завозить инструмент и оборудование, а мой друг и тёзка Вейцмана, Фима Шарканский - начальник отдела снабжения мастерской, начал завозить трубы, сгоны, отводы и прочую сантехническую фурнитуру.
Как было принято в те времена в Одессе, каждый надумавший устроить своего сына или дочь на работу никогда не ходил в отдел кадров предприятия, а шел к знакомому, другу, знакомому знакомого, другу друга, и по направлению вышеуказанных товарищей ребёнка устраивали на работу, службу, в пионерский лагерь, в дом отдыха и т.д. и т.п.
В бригаде Вейцмана был как раз такой молодой человек. Несмотря на титанические усилия мамы и ремень отца, он ни за какие коврижки не хотел быть великим скрипачом, как Давид Ойстрах, великим поэтом, как Эдуард Багрицкий, великим певцом, как Леонид Утесов, великим юмористом, как Михаил Жванецкий. В общем, всю величавость свою отрицал, и у родителей опустились руки. Чтобы ребёнок не стал великим воришкой или бездельником (в Одессе этого не любят, в Одессе мама воспитывает порядочного ребёнка), его отдали Фиме Вейцману в обучение, в надежде, что из него получится великий сантехник. Естественно, вся неквалифицированная работа доставалась этому строптивому пацану.
Когда бригада закончила перевозку инструмента и оборудования, а снабженцы привезли все необходимые материалы и сантехнические приборы, бригадир залез на чердак и разметил места, где в чердачном перекрытии необходимо продолбить отверстия, чтобы установить гильзы и пропустить в них трубы. Долбить отверстия бригадир поручил самому пока неквалифицированному работнику своей бригады – этому самому незадачливому сыну амбициозных родителей.
Работа эта была не так проста, как представлял бригадир. Дом был построен почти двести лет назад. В то время не было химии, и балки перекрытия засыпали жжёным камышом, чтобы их не жрал шашель. Старые строители были умными людьми, это их средство действовало великолепно, я сам видел эти балки, древесина на них без единой червоточинки, как будто вчера срубили. Затем, под жжёным камышом, шел черновой потолок, состоящий из деревянных щитов обшитых дранкой, на которую набрасывали штукатурку чистового потолка. Поэтому, чтобы сделать отверстие в перекрытии, нужно было убрать жжёный камыш, затем буравом прорезать отверстие в деревянном щите чернового потолка по размеру трубы. Когда Фима это понял, он приказал парню принести на чердак мешки и собрать в них жжёный камыш с тех мест, где он сделал разметку. Сварщик сделал строптивому пацану металлический совок с высокими бортами и короткой ручкой, и он полез на чердак. Вскоре оттуда послышались шорохи, сопение и плевки. Через некоторое время эти звуки сменились на усиленное сопение и позвякивание. Затем появился сам пацан, черный, как негр от жжёного камыша, с двумя бороздками от соплей под носом. Он подошел к бригадиру и что-то горячо зашептал ему на ухо.
"Не может быть", - вырвалось у Ефима. Но пацан, чуть не засунув нос к нему в ухо, продолжал что-то взахлеб шептать. "Хорошо, - пробурчал Фима, - молчи и никому ни слова, а мы с тобой пойдём и посмотрим, что это лежит там". Пацан кивнул, и они с бригадиром полезли на чердак.
Спустя пару минут они вернулись, у Фимы под курткой что-то топорщилось, и он приказал собрать всю бригаду в подвале, где у них хранился инструмент. Когда все пришли, бригадир поставил пацана на шухер, закрыл дверь и достал из под куртки большую рукавицу из бычьей кожи, всю чёрную от жжёного камыша и перевернув высыпал из неё всё на стол. На столе образовалась горка из монет желтого металла.
- Это царские червонцы, - сказал бригадир, - каждый из чистого червонного золота и стоит сейчас на черном рынке четыреста рублей. Здесь четыреста монет, нас, включая пацана, пять человек, это значит, что на долю каждого приходится восемьдесят монет, то есть тридцать две тысячи рублей. Получается, что каждый из нас сможет купить по три автомашины "Волга-ГАЗ24", и еще останутся деньги. Но это возможно только в том случае, если вы все будете держать язык за зубами, потому что согласно закону, мы обязаны сдать клад государству. За это нам заплатят двадцать пять процентов стоимости клада. Но если мы его не сдадим, и кто-то проговорится, у нас отберут клад и припаяют нам срок за сокрытие клада. Давайте решать, что мы будем делать?
Вся бригада, единогласно, заклялась и забожилась, что никому и никогда ни звука, сдавать ни в коем случае нельзя.
Тогда, Фима Вейцман попросил кого-то при всех пересчитать монеты и положить их обратно в рукавицу. Когда это было сделано, Фима забрал рукавицу и сказал, что поделит деньги только тогда, когда убедится, что никому никаких неприятностей не будет.
Бригада разошлась по рабочим местам, Фима поговорил с пацаном, который опять полез на чердак продолжать свою работу, и рабочий день в бригаде покатился по налаженному распорядку. Единственное, что изменилось, так это выражение лиц у членов бригады, которые при встрече друг с другом начинали счастливо ухмыляться, подмигивать друг другу, подталкивать локтями и хихикать. Пацана при встрече поднимали на руки и прижимали, как любимую женщину. Он даже начал прятаться от своих сотрудников. Фима, когда всё это видел, начинал хмуриться и материться, и никто не мог понять, чем бригадир недоволен? Все были веселы, как старая дева в предвкушении брачной ночи, но дни шли за днями и всё было тихо, люди работали, телячий восторг мало-помалу проходил и бригадир потихоньку успокаивался. Даже он, пожилой и битый жизнью, хорошо знающий, что в нашем совке стукачей больше, чем населения, согласно всесоюзной переписи, даже он расслабился и видел себя бросившим работу, красивым и чистым каждый день. Он видел, как он покупает своей старшей дочери, Циле, новую квартиру на Одесских Черёмушках, и как они с женой гуляют на новоселье, а дочка постоянно его целует в благодарность за такой подарок. В общем, совсем расслабился бригадир, размечтался на всю катушку, ходил с масляными глазами, даже материться начал через "пожалуйста".
Естественно, гром грянул, когда его никто не ожидал. Это случилось в субботу, когда Ефим со своей женой и пятилетним внуком собрались в цирк. Они решили пройтись до цирка пешком, погода была очень хорошая, времени много и они потихоньку дошли до Соборной площади, где в парке установлены для детишек качели. Внук захотел покататься на качелях, Фима посмотрел на часы, до начала представления было ещё около часа, и он посадил внука на качели и начал его раскачивать. Тут к ним подошла и поздоровавшись, начала разговаривать с его женой супруга одного работника в его бригаде. Разговор двух женщин был традиционен, о детях, о заработках, о продуктах на привозе. Фима, не обращая на женщин внимания, покатал внука и, сняв его с качелей, пошел по направлению к цирку, крикнув, чтобы жена догоняла их. Когда он оглянулся, то увидал, что его догоняют обе женщины. Он остановился и дождался их. Его жена взяла внука за руку и пошла дальше, а жена сотрудника взяла его за руку, отвела в сторонку, раза три оглянувшись вокруг, вдруг сказала заговорщицким тоном: "Фимочка, ну когда же мы будем делить наши деньги?"
На следующий день Ефим Вейцман сдал клад куда положено, правда, его долго таскали по различным компетентным органам с вопросом, почему монет было четыреста, а не четыреста десять. Ответа у Ефима не было, видимо, поэтому и никто не заплатил ему, положенных по закону двадцати пяти процентов от стоимости клада. Но зато, никто не имел никаких неприятностей. А всё благодаря мудрой жене его сотрудника, которая так вовремя задала этот бессмертный вопрос, - Фимочка, когда же мы будем делить наши деньги???


Конец.