Дочь милиционера.

Я дочь милиционера, или милицейская дочь? Сколько я себя помню ребенком, столько «папа на службе или папа спит». Нет, еще помню, как он бреется опасной бритвой, как «правит» ее на ремне, натянутом на деревяшку и как чистит пуговицы на своем мундире. Пуговицы это очень интересно. У отца была специальная «приспособа» для чистки пуговиц. Узкая фанерка, в которой пропилена щель, заканчивающаяся дыркой, в которую проходила пуговица. Пуговицы кителя просовывались в эту дырку и продвигались в щель. Дальше он брал зеленый камень, но этот камень был мягкий, типа сланца, и натирал пуговицы этим камнем, а потом, полировал суконкой. После этого, они блестели, как золотые. Папа всегда чистил пуговицы сам, не доверял ни мне, ни сестре. Пуговицы были со звездочкой и серпом с молотом, сейчас это «раритет». У нас уцелело несколько таких пуговиц. Еще помню, как стирали и крахмалили белый чехол милицейской фуражки, когда объявляли летнюю форму одежды. Еще отцу выдавали отрезы темно синего сукна на форму. Тонкое сукно, на китель и брюки и толстое на шинель. Мама «экономила». Отцу шили форму реже, чем выдавали материал. Из сэкономленного шили нам с сестрой юбки. Чем выше становилось звание отца, тем лучшего качества материал выдавали на форму. Мне кажется, у мамы, до сих пор, хранится пара «сэкономленных» отрезов. Вот служебных ботинок ему не хватало, приходилось покупать, а новехонькие сапоги, хромовые, полагающиеся к галифе, долго перекладывали с места на место во время генеральных уборок, может целы и сегодня....
Отец хорошо «рос» по службе и быстро стал начальником одного из районов нашего города. Папа был честным милиционером и жили мы довольно бедно, мама даже не хотела переезжать из коммуналки в отдельную квартиру, квартира была хоть и отдельная, но маленькая. Всего полторы комнаты, небольшая кухня, с плитой, которую топили дровами, дровяной титан в ванной и огромная веранда. Мебели у мамы совсем не было и купить ее было не на что. Чемодан, поставленный «на-попа» и накрытый салфеткой, служил тумбочкой. Когда через много лет, мне пришлось «давать на лапу» в военкомате, папа не поверил, что полковник, в форме, в своем кабинете, легко брал у меня взятку и только после этого подписал бумагу. Он и фильмы про «оборотней в погонах» считал чистой выдумкой. Наша новая квартира была «ведомственной» . Это значит, что дом принадлежал милиции и квартиры в нем давали только милиционерам. Дом построили в центре города, буквально в двух шагах от городского отделения милиции. Таких домов было несколько, первые строили сразу после войны пленные немцы. Так что наше с сестрой детство прошло в узком кругу милицейских детей. Сейчас отец умер, а мама по-прежнему живет в этой квартире. Во всем доме из первых его обитателей остались только мама и верхняя соседка, вдова милиционера с сыном. Они с мамой жили в одной коммуналке и одновременно переехали в этот дом. Соседи мамы по балкону, тоже старожилы, это семья внука начальника паспортного стола, но он был не первым, а вторым жильцом в своей квартире. Под ним — дочь милиционера, из первых заселенцев. И все. В соседних домах тоже по паре семей из «бывших». Раньше мама знала всех, кто проживал в этих домах, а сейчас не знает и тех, кто живет в одном с ней подъезде.... Дом в самом центре города и часть больших квартир были коммунальными. Их первыми расселили предприимчивые комбинаторы. Так что в нашем доме теперь проживают начальник таможни и господа бизнесмены.
Отец любил свою нелегкую работу и слыл строгим начальником. Когда мне пришло время оканчивать школу и задумываться о выборе института, я хотела поступать в юридический. Папа отговорил . Он даже водил меня в КПЗ и показал контингент, с которым придется работать. Пьяницы, воры, убийцы, маньяки... Я стала программистом, о чем не жалею. А вот внуков он хотел видеть юристами.
У отца была трудная судьба. Родился он на Смоленщине, в деревне Дроздово, чем очень гордился. Среди знаменитых людей не мало его земляков. Семья у них была большая. Три старших сестры, папа, его младший брат, младшая сестра и совсем маленький братишка. Их отец умер сорокалетним, когда сестре было пятнадцать, папе двенадцать, брату восемь, младшей сестре четыре, а маленькому всего один год. К этому времени самая старшая сестра жила с мужем в Москве. Вскоре после смерти отца умирает маленький брат. По рассказам семьи отец «взял его с собой, чтобы матери было легче». Вот такая суровая правда жизни. Так в двенадцать лет папа стал взрослым, старшим мужчиной в семье.
После окончания школы пошел работать участковым уполномоченным в своей родной деревне. То есть поступил на службу в милицию . А через год ему 1девятнадцать, в армию призвали, в Москву. И война грянула. Рыл окопы под Москвой и отсюда ушел на фронт. Прошел всю войну разведчиком. Не пил и не курил, свои пайки отдавал. Был дважды ранен. Второй раз в сорок четвертом, под Варшавой и встретил День Победы в госпитале. Получил много боевых и служебных наград. Два ордена Красного Знамени, медали За боевые заслуги, За безупречную службу, За победу над Германией... при этом ни я с сестрой, ни наши дети, его внуки, не слышали от него рассказов о войне, не знаем, за какие подвиги он получил награды. Это было для него очень тяжелое время, и он не делился с нами воспоминаниями. Хотя искал своих однополчан. Просил моего мужа переснять и увеличить фронтовые фотографии и посылал их на передачу «Жди меня» . Никого не нашел....
После войны папа поступил в школу милиции и, по окончании ее, получил назначение в Севастополь. Здесь он встретил маму и женился, родились мы с сестрой. Потом отец заочно поступил в Харьковский юридический институт и успешно его окончил. Мама вспоминает, что он умел сосредоточиться в любой обстановке. Мы с сестрой, пользуясь редкими днями папиного присутствия дома, во время выполнения им курсовых работ, не отходили от него. В один из таких дней маму насторожила подозрительная тишина в комнате, войдя в комнату она увидела папу, склонившегося над учебником с двумя огромными зелеными бантами на голове и нас с сестрой, сосредоточенно поправляющими их. Она со смехом поднесла ему зеркало. Он мог заниматься в шумной обстановке общежития, во время сессий, удивляя своих сокурсников умением не отвлекаться на разговоры и не замечать ничего вокруг. Отца хорошо знали в Морской библиотеке, которая находилась буквально в соседнем с нашим доме. Много часов провел он в стенах читального зала, готовя контрольные и рефераты.
Во время учебы в институте он уже работал начальником милиции на Северной стороне и в Инкермане. Когда я болела коклюшем и надо было «дышать морским воздухом» папа возил меня в Инкерман на катере. Отец любил нас не формально, как любой отец любит своих детей. Он уделял нам, детям, каждую свободную минуту своего времени. Если кто-то из дочерей болел, об этом знала вся милиция. Начальник переживал... Пока Севастополь был открытым городом, сумел перетащить из деревни Дроздово своих сестер, мать и семью брата. Поселились они в маленьких комнатах в коммуналках.
Вскоре отца перевели в начальники водной милиции. Это управление имело свой офис в самом центре Севастополя, на Графской пристани. У отца был в распоряжении служебный катер. Корпоративные поездки на рыбалку и ныряние с катера в чистейшую воду открытого моря — это мои воспоминания о том периоде его службы. Еще мы смотрели морские парады в День Военно-Морского Флота прямо с балкона его кабинета. Эти парады всегда были торжественными и очень красочными. Нептун, непременно, выходил из вод морских в сопровождении Черномора и 33 богатырей. Салюты не были такими фееричными как сегодня, но были только в городах-героях и на праздники в Севастополь приезжала тьма народа, чтобы посмотреть салют. Приморский бульвар в выходные представлял собой сплошные бескозырки моряков и курсантов, в праздник всех отпускали в увольнение. Потом отца, в наказание за какое-то самостоятельное решение, или как повышение, сняли с начальника водной милиции, и перевели, опять-же начальником, в более удаленный и беспокойный Нахимовский район. Здесь он служил до пенсии и до звания подполковника. Сажал не только преступников, но и деревья на Малаховом кургане, с Хрущевым, с Микояном, с Иосифом Броз Тито. Это только те, кого я помню по фотографиям в нашем семейном альбоме. Сажал и аллею космонавтов со всеми первыми и вторыми космонавтами. Отец участвовал в совещаниях с первыми лицами нашего города Севастополя. Одним словом, был заметной фигурой и имел как друзей, так и врагов.
Папа никогда ничего не рассказывал дома о своей работе. Ни о каких блестящих расследованиях или «глухарях». Правда в то время убийство в нашем городе было ЧП всесоюзного масштаба и, к счастью, случались крайне редко. Зато помню курьезный случай, как отца спутали с Микояном, хотя папа никогда не «носил» ни усов, ни бороды. В тот день он сопровождал правительственную делегацию одетым «по гражданке». На нем было пальто, пошитое все из того же сэкономленного сукна и шляпа. Силуэт пальто и шляпы, рост и фигура, совпадали с Микояновскими. В какой-то момент он услышал за спиной: «Товарищ Микоян...»- оглянулся, обращались к нему, но отсутствие у папы усов сразу обнаружило ошибку. Все рассмеялись... У нас есть фотография, наглядно подтверждающая правдивость этой истории.
Карьера отца остановилась самым неожиданным образом. Накануне его отставки было крупное совещание, на котором он выступил с критикой. Буквально через неделю после совещания, отцу предложили торжественно уйти на пенсию по выслуге лет. Культурно выпроводили из милиции в 45 лет. К этому времени он отслужил в милиции 25 лет, включая войну. Его служебная карьера походила к тому, чтобы быть назначенным начальником городского отделения милиции, но получил отставку. Конечно у папы было много знакомых. Все знали его, как очень честного и очень ответственного человека. Ему сразу предложили несколько начальственных должностей. Он выбрал должность первого помощника большого рефрижератора «Севастополь». Так папа стал моряком и повидал мир. Пока позволяло здоровье он плавал на этом самом «Севастополе». Денег стало заметно больше. Я училась в институте, сестра заканчивала школу. Но милиция оставалась его «болью». Он дружил со своими бывшими сослуживцами, его помнили и уважали.
Но помнили не только сослуживцы. Однажды в троллейбусе к нему привязался какой-то пьяный. На весь троллейбус он угрожал папе, узнав в нем «начальника», который его «сажал». Было страшно. Отец убеждал мужика, мол ты ошибся, но тот твердо стоял на своем: «Я узнал тебя начальник, я тебя запомнил. Это ты меня посадил...» Мы поспешили выйти на ближайшей остановке, к счастью, этот человек нас не преследовал. Мама рассказывала, что был случай, когда некто, приходил разбираться к нам домой, но ошибся квартирой. Тогда в нашем доме жили только милиционеры, так, что вызвали своих... Вот так откликалась его служба.
Но иногда его дружба с милицией помогала. Я с соседкой, тоже дочерью милиционера, учились в институте на одном курсе. Мы приехали на выходные домой из колхоза, в который нас «посылали» каждой осенью на помощь в уборке винограда. В воскресенье надо было возвращаться, мы , конечно, прозевали свой автобус и отец, по старой дружбе, договорился в милиции, чтобы нас отвезли на служебной машине, милицейском «Уазике». Он был с красной полосой, с надписью «МИЛИЦИЯ», все как положено, и отвозил нас милиционер. Приехав к колхозному общежитию, я попросила водителя, он был в форме, пойти к руководителю, куратору группы, и сказать, что вот, мол доставил ваших девиц. Эффект был, как в удачной программе «Розыгрыш».
После десяти лет плаванья папа устал от рейсов. Он совершенно не страдал морской болезнью, и даже не понимал, что значит «укачивает». Просто устал. Впечатления от новых стран притупились и потускнели, осталась усталость от ответственности и разлук. Его позвали работать начальником «вторсырья». Здесь он усилил парт ячейку. В те далекие времена был острый книжный дефицит. Чтобы привлечь население сдавать макулатуру, придумали выдавать книжки, в обмен на газеты и тряпки. Мы выгребли все сараи и «заработали» все книги, которые полагались на вторсырье. Делали папе план, как в «Зигзаге удачи». У нас, как сейчас здесь, в Америке, был отдельный мешок для макулатуры, куда складывались все газеты, а их было не мало, тетрадки и упаковка от всего. Даже битые бутылки не выбрасывались, а шли в «план по битому стеклу». Но вскоре это место, понадобилось другому и папу стали сильно ругать за невыполнение плана по заготовкам «рогов и копыт». Он уволился и его тут же позвали начальником на какую-то захолустную товарную железнодорожную станцию, тоже усилить линию партии. На эту работу ездить было далеко и вскоре он перешел на работу в Горисполком, заместителем начальника по транспорту и связи. Работа была ответственная, но опыт «начальствования» помогал с ней справляться. На этом посту он и завершил свою рабочую карьеру. Стали ныть старые раны, он оформил инвалидность, занялся дачей, внуками и разгадыванием кроссвордов. Мечтал поехать на передачу «Поле чудес». Оставаясь пенсионером МВД и будучи ветераном ВОВ, отец всегда приглашался на торжества посвященные Дню Милиции и даже получил звание полковника в отставке. Его фотографии есть в музее милиции. Отца не забывали и в День Победы. Он был участником торжественного собрания ветеранов ВОВ посвященном шестидесятилетию Победы, ездил с группой ветеранов в Киев. Отец любил жизнь, любил , чтобы мы собирались, любил выпить и закусить и хотел жить долго. Похоронили его с участием МВД и над могилой прозвучал воинский салют...
На День милиции, 10 ноября, маме, как вдове ветерана МВД, приносят подарок от Нахимовского отделения милиции. Выпить и закусить. Кстати, мой день рождения 11 ноября, чуть-чуть опоздала родиться...