Транс-уральская рапсодия

Глава 1.

Не люблю скованных людей, которые, знаете, шутить не могут, от души рассмеяться, над собой ли или над чем-то ещё, по-дружески, по-свойски так.

Лето, жарко, но тень хвойного леса дарит прохладу и свежесть. Если идти всё прямо-прямо, переходя дорогу и спускаясь вниз, на другую сторону, то там дальше, за лесами и полянами наш покос. Где дед с бабой всегда косили скотине траву, а я лишь переворачивала. Родители с братом тоже косили – а меня этому умению не научили. Дорога оставалась где-то далеко за спиной, большая, шумная, оживлённая дорога, в двух направлениях федеральной трассы. Я её немного побаивалась и недолюбливала из-за опасности, так как была горной, серпантинной, действительно со множеством крутых и «слепых» поворотов, и из-за неприятных историй, связанных с ней. Нашу собаку там сбили, и где-то недели две Барсик отлёживался в кювете у обочины, с водой и едой, регулярно поставляемых ему дедом. А когда его понесли обратно, уже более или менее отошедшего, дядя Саня на руках, то Барсик укусил его за ухо, но Саня нёс его дальше, до самого дома, так как пёс сильно хромал и сам бы добраться попросту не смог.
А почему за ним не поехали, упросив кого-нибудь из соседей или знакомых, уже не помню. Ещё одна неприятность, связанная с большой новой дорогой, была в том, что однажды ушла от неё и от сидящих там наблюдающих за проносящимися машинами брата и Сани. Со мной была собака Верный, ещё до Барсика, и с ним я потрусила по тропинке к дому, но до него не дошла, оставшись в бане с бабой Феней. Потом меня долго искали, спохватившись, пока не обнаружили там у неё.

Горный южный Урал – массивы древних, поросших хвоей хребтов, кажется, подпирают небо, и курчавые кучевые облака проплывают, будто скребя пузом по их мягким, пологим, зелёным вершинам. Вблизи ничего мягкого – скалы, поросшие сосняком и ельником, да и только! Сорвёшься или скатишься с такой горы, слёз и крику не оберёшься. Как и случилось со мной однажды – ещё не ходила в школу – кубарем слетела с горы, и подружки тут же побежали за отцом, он меня взял на руки и понёс домой через мостки ручья, трубы теплотрассы и дальше, мимо нашей бани и домой.
Ещё там падала, и не раз, да так больно – всюду камни, не то что песочек в родном городе. Но больше всего разбилась в двенадцать лет, когда упала с мопеда. Тогда мои вопли услышала вся округа, и отец, прибежавший с белым, как мел, лицом, в липком холодном поту, нёс меня, тяжело дыша, пару раз отпуская, чтоб передохнуть.
Шишки и ссадины, набитые на родном горном Урале, к сожалению, оказались не единственными – падала и дома, больно приземляясь на коленку на уроке физкультуры или же съезжая на ёлке с горки и врезаясь глазом в её острый сруб ствола. И там, и там было больно, и там, и там мне было вольготно и привольно – родина и там, и там, и на южном Урале, и у себя в Зауралье.

На море в первый раз я очутилась в пять лет. Помню, что ехали до него поездом. В первый раз такая долгая поездка. Девочка-соседка по вагону очень напомнила мою детсадовскую подружку Лену, прям как близнецы-сёстры! Я даже спросила, не Леной ли её зовут, но она сказала, что нет. Мы познакомились и сильно сдружились – ехать надо было два дня, поэтому времени на игры было предостаточно! На подъезде к югу и морю – варёная кукуруза в початках – отец покупал её на полустанках, тоже первое и незабываемое впечатление от горячего с солью лакомства! Мы приехали сначала в Азов, к родственникам матери, а потом и в Таганрог, к аспирантскому другу отца. Древний и старый город Азов, не такой большой, довольно компактный, уютный и колоритный, со своим каким-то ему одному присущим шармом и обаянием. И видела ли его крепость, сейчас уже не помню, но церковь неподалёку от пляжа, уж точно! А для нас и это в 1985-ом было в новинку.
Купались в Азовском море – не таком чистом, как Чёрное, зато тёплом. Где-то не горизонте проплывали дельфины, и родители указывали нам, малышам. Мои же ноги у берега на мели глодали какие-то мормыши, так что кричала и было страшно заходить в воду. Могла только на песочке на берегу или на руках у взрослых доносилась в круге или нарукавниках на глубину. Катались с братом на камере – отец крутил на верёвке, и к нам присоединялись, забираясь, и другие дети – а может, это была их камера?
Гроздья зелёного, ещё не совсем зрелого винограда, растущего на решётчатой перегородке вертикально вверх – такого живого плетня из ароматных экзотических ягод мне ещё видеть не приходилось! Красные и сочные арбузы, величиной с маленький бочонок.

Потом Таганрог, картонные стаканчики ягодного мороженого. Музей Петра I, дом-музей А.П. Чехова плохо отразились в памяти, раз была там в пятилетнем возрасте, но всё-таки помню, что ходили, и почему-то широкую лестницу и огромный рояль в одном из них… Коридорного типа общежитие с двумя комнатами хозяев и общей кухней. Город больше Азова, современнее, но такой же красивый и белый.

В 1995-ом году у меня появились две привязанности в плане музыки – русский рок и радио «Европа+». Брат тогда слушал всё подряд, а мне из иностранных нравился Элтон Джон и немного Стинг. Из наших слушала сборники рок-песен, «Наутилус-Помпилиус», «Чайф», «Агату Кристи», «ДДТ», «Чиж и Ко», «Калинов мост». Довольно-таки уральский наборчик. Как-то не долетели до меня (видимо, не дошли до брата, или посчитал их тяжеловатыми) «Кино». «Алиса», «Зоопарк», «Аквариум», «Ария». К ним пришли потом сами, по раздельности, каждый своими путями.

Муж:
- Ты сама их испортила! Всё им покупаешь, всё им позволяешь! Смотри, как дома чисто стало без них! Ух, я Соне покажу!

Мать забрала детей в понедельник, и сейчас есть время отдохнуть, восстановиться, немного прийти в себя после прошедшего года. Ложусь вечерами рано, просыпаюсь в шесть утра, всё успеваю, даже зарядку под «Европу плюс». Чувствуешь себя без детей как на отдыхе. Но скоро уже не сможешь, невмоготу станет без них, заскучаешь и затоскуешь так, что станет не до чего. Завтра едем в Екатеринбург на ночь музыки. Последний раз, когда где-нибудь отдыхали, были с музыкой с мужем, было более двадцати лет назад, когда ещё не родился старший сын. Поистине, вторая молодость после сорока – снова едем в столицу Урала на любимый рок. Мне он, конечно, сейчас не так уже близок, как ленинградский или Башлачев, но всё равно все песни знаю наизусть. Пока есть возможность, силы и желание, надо брать от жизни всё.

Свет, всегда так много у нас солнечного света, а в европейской и северо-западной частях России всё будто затянуто серыми тучами, и мелкий грибной дождь. Обилия влаги у нас, в отличие от них, нет и в помине. Ходишь по песчаным дорожкам и только и думаешь, что когда-то тут действительно мог быть древний Уральский океан. У нас намного теплее, чем в Екатеринбурге, и не так ветряно. А в Челябинской области, крае гор, рек и озёр, более влажно, воздух свежий и сырой, у нас же просушивает за раз. Как и впрямь на побережье живём – те же сосны, песок, даже вода из крана солёная, из тех подземных бывше-океанических вод, наверное, в низине. Поэтому, порой и чувствуешь себя как на курорте, только без моря, особых услуг и удобств.

Уф, сколько мыслей собирается в голове, когда уехали дети. И понимаешь смысл фразы из песни А. Башлачева «Музыкант»: «из всех новостей самой доброй была только весть об отъезде детей». Сейчас уже, за сорок, больше не такая выносливая и резвая. Да и не было сроду никакой особой силы – так, общая подвижность, живость, да, а вот спортом никогда не занималась и не увлекалась. Не так, чтобы серьезно или постоянно. Плавание, лыжи, ушу, танцы, йога, фитнес, велосипед… Когда тренировался дома муж, и саму потянуло, а как перешёл в спортзал, а мне-то некогда, то и опять забросила. А зря, - надо было как и прежде крутить велотренажёр под «Искусственный отбор», качать пресс и танцевать для бодрости и хорошего настроения по утрам.

Вестей с полей пока что нет, так что спокойно и по плану доживаем сегодняшний день и ждём завтрашнего, где будут поездка, впечатления, встречи и эмоции. Но и испытания для неокрепшего, нетренированного организма тоже.