На этом старом, местами потертом, но еще очень прочном столе, она стояла в стороне ,такая запыленная и такая никому ненужная. Стояла и грустила, потому что совсем позабыла свое предназначение. Иногда ее брали в руки, крутили, вертели, и тогда она думала: "Вот он, вот он... этот момент, сейчас... сейчас произойдет что-то важное",- но, вытерев пыль, ее водворяли на место, и она продолжала пылиться и грустить. Грустить и отчаянно сохнуть. А еще мечтать... мечтать о том, что однажды она утолит эту изнуряющую жажду.
И однажды это "однажды" наступило. Что-то влажное, прохладное коснулось легонько, булькнуло тихонько и полилось, наполняя ее жизнью. Что- то острое кольнуло в самое сердце, капелька фиолетовой жидкости упала на белый лист бумаги, раздался чуть слышный скрип ... и она вспомнила. Так скрипело перо в руке ее старого хозяина, когда он ночами писал свои стихи. Он писал, зачеркивал, рвал бумагу, и снова писал, читал вслух, а она наслаждалась этими чарующими рифмованными строками, и ей хотелось отдать всю силу своей фиолетовой жизни этому перу в руках поэта.
"Но его ведь давно нет,- подумалось старой чернильнице,- кто же тогда вернул меня к жизни, кто утолил мою жажду? А впрочем, какая разница, я буду помогать этому пока еще незнакомому мне человеку, ведь в этом мое предназначение"
Наташа! Очень интересно и красиво Вы написали о чернильнице! Когда-то она была в центре внимания и дома, и в школе, и в учреждениях. В школах, я помню, разрешили пользоваться авторучками где-то в 1957-58 годах. Давно это было.
С новым годом!