АРТУР И БЕАТРИС

АРТУР и БЕАТРИС
А и Б сидели на трубе. А упала, Б пропала, кто остался на трубе?

АРТУР
Вот и нанесён последний мазок на холст. Артур положил кисть на палитру и присел на табурет. Усталость как-то сразу навалилась на него. Три месяца он не знал ни покоя, ни сна и почти ничего не ел. Три месяца лихорадочной работы изо дня в день, прерывавшейся лишь на пару часов тяжёлого забытья.
А тогда он опять проваливался в этот сон: кроваво – красное небо над головой, кирпично–красного цвета потрескавшаяся земля под ногами, а в центре всего – гигантский чёрный монумент, упирающийся головой в небо. Он темнее всего, что когда-либо видел и что может представить себе человек, даже если он художник. Кажется, будто он полностью поглощает тот слабый и неверный свет, что льётся на него с небес, и краски окружающего мира. Может быть, этот мир не всегда был таким?
Но формы монумента просты и наивны, словно его собрал ребёнок – великан из деталей гигантского конструктора: круглая шарообразная голова; вместо туловища, рук и ног – разной длины и толщины цилиндрические стержни. Глаз, рта, носа нет вообще. Он кажется чуждым этому миру. И любому другому.
К усталости телесной присоединилась душевная усталость: три месяца такого напряжения не могли пройти бесследно. Как морская вода затапливает во время прилива низкий берег, Артура с головой накрыло холодное равнодушие ко всему. Он с трудом заставил себя встать с табурета и подойти к картине - не из желания полюбоваться ей, а скорее, по давно усвоенной привычке честно относиться к работе и к заказчику. Но разве у него был заказчик?
Машинально вытирая запачканные краской руки, он заново оценил, насколько верно переданы колорит чуждого мира, форма и цвет монумента – да, именно такими видел он их из ночи в ночь. Больше приблизиться к оригиналу в нашем мире нашими красками просто невозможно – он знал это, потому что его отпустило. А до этого он в отчаянии крест - накрест порезал две предыдущих работы, не в силах ни передать на холсте то, что его преследовало и будто стремилось вырваться в наш мир, ни избавиться от этого наваждения.
Бросив тряпку в ведро для мусора, Артур задёрнул шторы на окнах. А затем, сняв с себя заляпанные краской блузу и шорты, он ничком буквально повалился на кровать. Когда через несколько минут зазвонил телефон, Артур уже спал крепким сном без сновидений.
Он проснулся утром следующего дня, проспав двенадцать часов. Наслаждаясь ничегонеделанием, он ещё несколько минут провёл в кровати, не думая ни о чём особенном. Мысли, как рыбки в аквариуме, лениво плавали в его cознании, то всплывая на поверхность, то уплывая в глубину. Вот и очередная рыбка – мысль подплывает: "Кажется, кто-то звонил. Или мне приснилось? А вдруг Беатрис?!" - спохватился он и встал с постели. С минуту он постоял возле кровати, потягиваясь и зевая, а потом, встряхнувшись, как собака после купания, направился к умывальнику.
Он не мог пройти мимо картины, не взглянув на неё. Странно: ему казалось, что монумент находился ближе к центру композиции. "Чушь! – вслух произнёс он. – После такой гонки и не то ещё покажется!" А затем, посмотрев на свои руки, нашёл относительно чистую тряпку, растворитель и стал оттирать ладони над раковиной. Дополнительно помыв их с мылом и добившись приемлемой чистоты рук, он сбросил одежду и зашёл в душевую кабину. Какое-то время он просто стоял под горячей струёй, буквально физически ощущая, как усталость и тревога окончательно покидают его.
Вышел он из душа чистым душой и телом, бодрым и готовым к новым свершениям. Подойдя к шкафу, он достал из него полотенце, насухо вытерся, надел чистое бельё, а затем достал свой лучший костюм из тёмно-синего бархата: куртка с белыми пуговицами, штаны чуть ниже колен с манжетами понизу, берет, а к ним – белые чулки и чёрные туфли с пряжками. Подойдя к зеркалу, он остался доволен своим отражением. А затем подошёл к окну и раздвинул шторы: что там с погодой, не взять ли зонт?
Светало. Солнце, едва выглянув из-за горизонта, сразу перешло в наступление на тьму, посылая стрелы своих лучей во все стороны и выгоняя из укромных уголков затаившихся приверженцев Ночи. Когда лучи попадали в стёкла окон или зеркало, они, в полном соответствии с законами физики, меняли своё направление, слепя припозднившихся девушек лёгкого поведения, крестьян, везущих на городской рынок молоко, хлеб, овощи и фрукты, и первых прохожих, рождая весёлую сумятицу.
Он открыл окна настежь. И всё то, чем он любовался до этого, что было пусть красочной, но немой картиной, вдруг, как с недавних пор синематограф, обрело голос и по–настоящему ожило. В комнату ворвались, будто только этого и ждали, скрип тележных колёс, брань крестьян, понукавших ленивых лошадей и отгонявших гаврошей, норовивших что-нибудь стащить, крики мальчишек, не успевших увернуться от кнута, и щебет девушек и птиц. А ещё – воздух. Воздух раннего июньского утра, чистый и прохладный, как вода в быстрой деревенской речке, напоённый ароматами цветов и цветущих деревьев. Артур впивал его всем телом и мог бы вот так целый день простоять у окна, если бы не вспомнил о деле.
Вздохнув, он направился к вешалке. Достав из кармана плаща кошель, он высыпал его содержимое на стол и присовокупил к нему припрятанное в тайнике «на чёрный день». Подсчитав свои богатства, он приуныл: денег катастрофически не хватало даже на пару золотых колец и ужин в хорошем ресторане, не говоря о чём – то большем. Перебрав в уме всех своих друзей, он с горечью осознал, что у него почти не осталось их - одни кредиторы! Что же делать?
И тут он вспомнил о небольшой галерее «Лафайет», в которой иногда выставлял свои работы. Директором её был его старый друг Поль Галуа, с которым они когда-то вместе начинали. Но потом пути их разошлись: туманной перспективе - когда–нибудь в далёком будущем стать великим и богатым - Поль предпочёл верный кусок хлеба (притом, с маслом) сегодня. И кто его осудит? Они и внешне были совсем разные: если Артур был среднего роста, худым, горбоносым и черноволосым, как и положено французу-художнику, то Поль – этаким великаном – Пантагрюэлем с вьющимися рыжими волосами и носом картошкой.
Вообще, Артур трудно расставался со своими работами, ведь они были его детищем, но и жить на что-то надо. А данный случай и вовсе особый. Среди бумаг, валявшихся в верхнем ящике тумбочки, он попытался найти ту единственную, на которой был записан номер телефона галереи - безрезультатно. - Ничего, попозже сам к нему подъеду, - подумал он, - всё равно, сейчас он ещё спит, наверное. – И, сняв с полки томик Горация, полистал его и…положил на место: сегодня и тело, и душа требовали движения, каких-то активных действий. Махнув рукой на приличия, на раннее время – Поль простит! - он захватил с собой две акварели, от которых отказался заказчик, и направился к выходу. Но, вспомнив о Беатрис, вернулся от дверей. Начав набирать её номер, он вдруг пожалел её: «Пусть поспит ещё, пока можно, сегодня нам обоим предстоит суматошный день». Написав, на всякий случай, записку "Я скоро вернусь, жди, никуда не уходи», он прикрепил её к зеркалу.
Выйдя, он захлопнул дверь с английским замком, чуть ли не бегом спустился вниз и вышел на улицу. Как раз в этот момент к дому подкатил фиакр. Высадив пассажира, он уже собирался возвращаться на рыночную площадь, когда заметил машущего руками Артура - им обоим повезло. «В галерею Лафайет!» - сказал Артур, и фиакр тронулся. Кучер не торопил лошадей, желая дать им отдохнуть после предыдущей поездки, и Артура это вполне устраивало – времени было с запасом, поэтому ехали не спеша.

БЕАТРИС

Артур был на пути в галерею, когда возле его дома остановился ещё один фиакр. Через минуту дверца его открылась, и пассажир фиакра ступил на землю – это была женщина. Она направилась к входной двери, зашла в подъезд, поднялась на последний этаж и постучала в дверь. Не дождавшись ответа, она вставила ключ в замочную скважину, дверь открылась, и девушка вошла в комнату. Это была Беатрис. Они разминулись всего на несколько минут. Если бы фиакр подъехал чуть раньше, или Артур не так торопился, всё могло сложиться иначе.
Беатрис вошла в мастерскую художника. Теперь мы имеем возможность познакомиться с невестой Артура поближе. Это худенькая невысокая девушка в приталенном тёмно-сером пальто, чёрной шляпке с вуалью и чёрных же перчатках, и в шёлковых чулках серого цвета. Несмотря на тёмную гамму цветов, в которой выполнена её одежда, в целом этот ансамбль не производит мрачного впечатления. Возможно, потому что из–под шляпки выглядывает хорошенькое живое личико, которое трудно было бы представить себе мрачным.
Девушка прошла к зеркалу и увидела на нём записку. Прочитав её, она немного расстроилась: «И где он ходит в такую рань? И в такой день!» - она крепко зажмурилась и представила, как они с Артуром в мэрии расписываются в книге регистрации браков, а потом меняются кольцами, а потом… По лицу её разлилось блаженство. Но, будучи девушкой практичной и не подверженной иллюзиям, быстро пришла в себя и решила не опережать ход событий. Лучше прибраться в жилище Артура, пусть это будет её подарком. В этот момент уже во второй раз с прошлого вечера зазвонил телефон. Она прошла к тумбочке, на которой стоял аппарат, и подняла трубку:
- Алло.
- Беатрис, это ты?
- Мама, ну что за странный вопрос, кто ещё здесь может быть, кроме меня?
- Ну что – вы готовы?
- Почти, - не вдаваясь в подробности, ответила Беатрис.
- Что значит «почти»? Где Артур?
- Он уехал за кольцами, - ответила она, искренно надеясь, что не слишком отклонилась от истины.
- Прекрасно! В два часа регистрация, а у них даже кольца ещё не куплены! О чём вы только думаете?
- Мама, всё будет в порядке, не переживай, - со всей возможной мягкостью заверила её Беатрис, - прости, я вешаю трубку, вдруг он как раз в эту минуту звонит сюда и не может дозвониться.

АРТУР
“Приехали!” – объявил кучер. Артур расплатился с ним, и фиакр направился на стоянку. Подойдя к дверям галереи, Артур постучал, за стеклом показалось хмурое заспанное лицо сторожа:
- Закрыто, с 9-и работаем, месье.
- Я знаю, я к директору, срочное дело, скажите, что Артур его спрашивает.
- Директор спит, не велено будить.
- Послушайте, мсье, - Артур достал из кармана монету в десять франков, - у вас два варианта: вы идёте наверх, будите директора - и эта монета становится вашей. Или не идёте и не будите – тогда я начинаю бушевать и всё вокруг ломать. Меня забирает полиция, галерея получает дурную славу, а вы теряете работу. Выбор за вами.
Старик - сторож согласно кивнул. Артур бросил монету в щель для писем, и она со звоном упала на дно почтового ящика. Сторож достал её и, довольный, зашаркал на второй этаж, где располагалась квартира Поля.
Через несколько минут сторож вернулся, загремели засовы – и двери распахнулись. Артур вошёл. Навстречу ему спускался Поль Галуа собственной персоной в дорогом китайском халате из натурального шёлка, расшитом драконами. Сказать, что его лицо было нерадостным – всё равно, что ничего не сказать. На нём был написан весь спектр отрицательных эмоций, какие только способен испытывать человек. И Поль готовился извергнуть их на голову Артура, как Везувий на несчастную Помпею.
Но Артур опередил его: раскрыв объятия, широко улыбаясь самой счастливой улыбкой, на какую он только был способен, он поспешил ему навстречу:
- Поль, дружище, сколько лет – сколько зим, как я рад тебя видеть! – Поль проиграл – он упустил свой шанс. Осознав это, он лишь хмуро произнёс, вложив в сказанное весь отпущенный ему природой сарказм:
- Привет, Артур, король без королевства. Как там твой «Камелот», крышу ещё не унесло? А Джиневра твоя ещё не бросила неудачника?
- Так я как раз из-за неё и потревожил твой драгоценный покой, - расцвёл Артур, пропустив мимо ушей заслуженные колкости обиженного друга.
- Пойдём ко мне, - они поднялись наверх и очутились в небольшой, но очень уютной квартире Поля.
Артур уже бывал в ней раньше. Она была заставлена антикварной мебелью, стены её были обиты красивыми и недешёвыми на вид тканями. На них висело несколько картин работы мастеров. Вот только места для творчества в ней уже не осталось.
- Так что ты хотел мне сказать? Или показать? – Артур достал из тубуса свои акварели.
- Неплохо, очень неплохо. Сегодня же выставлю. Сколько ты за них хочешь?
- Сто франков.
- За каждую?
- За обе. Но сразу.
- То есть как – сразу? – не понял Поль.
- Мне срочно нужны сто франков. Я женюсь, Поль, - просто ответил Артур.

БЕАТРИС

Засучив рукава и подоткнув длинную юбку, Беатрис взялась за уборку. Первым делом она подошла к мольберту, чтобы отодвинуть его к стене: так вот над чем он мучился последнее время! Артур ещё ни разу не показывал ей эту работу, лишь скупо намекая в разговорах по телефону на некие проблемы, возникшие во время работы над ней. Выдержанная в красных и чёрных тонах картина со странным сюжетом показалась ей мрачноватой. В центре картины – какая–то зловещая фигура, неужели её избранник подался в символисты? Или кубисты?!
Пожав плечиками: «Его дело!» - она уже подняла мольберт, но передумала. Вздёрнув в недоумении брови, она постояла в нерешительности, потом махнула на него рукой и направилась к стеллажу, на котором давно хотела навести порядок. Но остановилась на пол – пути: что – то в этой картине притягивало её, какая – то загадка, недоговорённость. А она по характеру из тех, кто терпеть не может нерешённых задач и неразгаданных загадок; ничего, есть ещё время в запасе.
Присев на табурет напротив картины, она стала внимательно её изучать: вот земля, вот небо, вот облака. А вот странная…и жуткая в то же время фигура. У фигуры нет глаз – так почему ей кажется, что она смотрит на неё? Нет рта – почему же она слышит неясный шёпот, с каждым мгновением всё усиливающийся. Будто сто – тысяча - миллион человек шепчет, шепчет одно и то же: «Бе – а – трис – бе – а – трис- по – ско – рей – к – нам – по – дни –мись». «Какая нелепость – это же детская считалочка!» - она попыталась встать – и не смогла. Отвести взгляд от картины – и это ей было уже не под силу. Она не заметила, как теперь уже её собственные губы шепчут, повторяя за голосами: «Беатрис – беатрис…» Если бы кто – то посторонний в этот момент зашёл в комнату, он бы не увидел ничего необычного: девушка сидит на табурете и любуется картиной: надо думать, понравилась. Только уж очень прямо сидит и неподвижно – и как не устанет? Но подойдя ближе и заглянув ей в глаза, он бы с ужасом обнаружил, что они абсолютно чёрные. Слепые. Мёртвые.

АРТУР

- Послушай Артур, я очень рад за тебя и поздравляю от всей души, но пойми, я ведь не владелец, я не имею права выплачивать деньги, пока картина не продана. То есть, если бы она стоила тысячу, я бы, конечно, дал тебе аванс. А так…- он развёл руками.
- Ты на этих картинах заработаешь сто процентов – тебе мало?
- Не я – хозяин, как ты не поймёшь!
- И поэтому ты живёшь в шикарной квартире!
- Э, так дело не пойдёт, - поскучнел лицом Поль, - тебе – то кто мешал заработать, помнишь, я тебя звал консультантом? – Он подошёл к секретеру, выдвинул ящичек, достал оттуда банкноту и подал Артуру:
- Вот тебе мой подарок на свадьбу. – Артур поднятой ладонью остановил его:
- Подаришь, когда будешь гулять на моей свадьбе. Но она должна быть за мой счёт – он ещё поразмыслил. Выхода не было. И, наконец, решился:
- Есть такая картина, на тысячу. Может, и больше потянет.
- Вот как, - заинтересовался Поль. Он знал, что Артур слов на ветер не бросает, – а где она?
- У меня дома.
- Так поехали, что же мы здесь сидим тогда?
- Надо предупредить Беатрис, если она приехала уже.
- Так звони.
Он набрал свой номер. Тишина. И длинные гудки. Как одинокий голос, зовущий в ночи. Тогда он позвонил матери Беатрис. Она сразу подняла трубку:
- Алло.
- Здравствуйте, мадам Пиньон.
- Здравствуйте. Это вы, Артур?
- Да, мадам. Скажите, Беатрис дома?
- Что вы, она уже добрых полтора часа у вас находится. Мы с ней говорили по телефону.
- Выходит, мы с ней разминулись, вот, незадача… – Артур повесил трубку, а потом опять набрал свой номер: гудок, второй, третий. Где ты, Беатрис?
- Да что с тобой?! - обругал он сам себя. - Что за паникёрство?! Она может быть в душе, в магазине - да мало ли где! – Угадав его состояние, Поль начал было его утешать почти теми же словами, но наткнувшись на его взгляд, умолк.
- Поехали, - только и сказал он. Они спустились, но на улицу вышли через другие двери – и оказались во дворе, огороженном забором, с воротами в нём. У ворот стоял новёхонький «Форд». Ворота были закрыты на замок. Поль достал ключи, открыл ворота:
- Садитесь, мсье, я сегодня добрый, довезу бесплатно, куда вам нужно! – воскликнул Поль. Артур слабо улыбнулся, он не мог уже ни о чём думать, его беспокойство за Беатрис росло с каждой минутой. Поль сел за руль, машина просела, амортизаторы жалобно взвизгнули, но выдержали. Он включил зажигание, выжал сцепление, дал газ – и друзья понеслись к дому Артура.
Уже через несколько минут они были у дома. Поль лихо подкатил к подъезду и так резко затормозил, что в окна стали выглядывать жильцы дома. Почитая за лучшее не попасться на глаза хозяйке дома, которой он задолжал уже за несколько недель, Артур поторопил Поля. Они вышли из машины и поднялись наверх. Артур открыл дверь и первым прошёл в мастерскую.
- Подожди минуту, - попросил он Поля, и тот понимающе кивнул. Артур стремительно обошёл комнату: её нигде не было. Только на вешалке висели пальто и шляпка. Увидев её одежду, он сразу успокоился: «Куда она могла пойти неодетой – только в самый ближний магазин, скоро вернётся» - и, облегчённо вздохнув, опустился на стул.
- Заходи, - запоздало пригласил он Поля, и тот сразу прошёл к мольберту.
- Ух ты! - удивлённо воскликнул Поль. – Я смотрю, ты решил покончить с реализмом. Интересно. Очень интересная и необычная композиция. Я, конечно, небольшой знаток символизма, но вот эта женщина рядом с этим монстром – довольно прозрачная аллегория. Увы, многие из нас со временем становятся…
Он запнулся и не договорил. Артур слушал его вполуха, но при слове «женщина» встрепенулся:
- Какая женщина, где ты увидел женщину? Ты этого чёрного монстра называешь женщиной? Тебе с твоим воображением не галереей руководить, а…
- Подойди да сам посмотри, - спокойно ответил Поль, протягивая Артуру 10-кратную лупу, которую всегда носил с собой, - незаменимая вещь иногда.
Артур, не сводя насмешливого взгляда с Поля, подошёл к нему и взял у него лупу. Первое, что он увидел: тёмный монумент вышел на первый план картины и уже не стоял, а присел на корточки. Свои нелепые верхние конечности он опустил на землю и соединил их кольцом. В центре этого кольца он увидел небольшое тёмное пятно – помарка? Насекомое? Артур поднёс к нему лупу: это была женщина, это была Беатрис. На лице её был написан неописуемый ужас, а рот широко открыт в беззвучном крике. В глазах его потемнело, и он потерял сознание.
- Ах ты, беда-то какая! - услышал он чьи-то причитания. Голос доносился глухо, как будто сквозь слой ваты. Артур открыл глаза: всё было как будто в тумане. Постепенно туман перед глазами рассеивался, чего не скажешь о его голове: что он видел? Разве возможно такое в принципе?
- Очухался? – воскликнул Поль. – Знатно приложился!
- Что это он по-простонародному заговорил? – вяло ворочались в голове Артура мысли, совершенно не относящиеся к происшедшему, как будто его психика решила отгородиться от этого.
– Ах да, он же из деревни… - он хихикнул. Поль с иронией пополам с сочувствием наблюдал за ним.
- Хватит, дружище, валяться на полу, - сказал он, - ты ведь уже пришёл в себя. Костюм хотя бы свой пожалей, в чём жениться будешь?
Он помог Артуру подняться и сесть на стул. А потом снова поднёс к его носу нашатырь. Артура всего передёрнуло от едкого острого запаха, зато в голове окончательно прояснилось.
- Так это не ты написал Беатрис рядом с этим… - он запнулся. – Выходит, она сама? Кажется, я не на того сделал ставку!
- Беатрис не смогла бы изобразить это даже под дулом револьвера. Ты видел, как маленькие дети рисуют? Вот на таком же уровне и её познания в рисовании. Не говоря уж о живописи.
- Ну, значит, попросила кого-то. Сделала тебе сюрприз. И он ей удался на славу, с этим ты не можешь спорить! - Артур одарил Поля таким взглядом, что тот осёкся и продолжил примирительным тоном. – О чём мы спорим? Скоро она придёт, и всё станет ясно.
- Она не придёт. Она – там, – Артур показал глазами на картину. Поль ничего не ответил на эти слова, но выражение его лица было настолько красноречивым, что слова и не требовались. И тогда Артур решился: а кому ещё мог он довериться, не матери же Беатрис!
- Дай мне слово, что не отправишь меня сразу в психушку. Я не прошу тебя верить, только выслушай внимательно, не перебивая – это всё, о чём я прошу. - И рассказал ему всё, с самого начала.

Артур и Поль

Поль был потрясён. Пока Артур рассказывал, на его лице отражалась вся гамма чувств, поочерёдно испытываемых им: недоумение, недоверие, гнев, сочувствие, ужас – и опять недоверие. Когда Артур закончил, Поль некоторое время помолчал, а потом сказал негромко, почти прошептал:
- Так ты думаешь, она там, в картине?!
“Поверил!” – сердце Артура радостно встрепенулось.
- Нет, не совсем так. Думаю, что я каким-то образом оказался связан с этим…монументом. Заставив меня написать эту картину, он создал нечто наподобие моста между нашими мирами. И Беатрис теперь – в том чудовищном мире, над изображением которого я так упорно трудился эти три месяца, - он горько усмехнулся. Поль новыми глазами посмотрел на друга:
- Я думал, ты только художник…
- Зря, что ли, я два года протирал штаны в университете? – пожал плечами Артур. – И продолжил уже серьёзно:
- Может, ему как раз и нужен был такой, как я – физик – художник?
- В этом есть логика. И что ты собираешься делать?
- Я думал, ты мне что-нибудь присоветуешь, кто из нас двоих удачливее?
- Думаю, мой опыт здесь не поможет, - серьёзно ответил Поль. – Но если бы моя девушка оказалась там…
Он не закончил свою мысль, да в этом и не было нужды. Сердце Артура упало: он только сейчас понял, как рассчитывал на изворотливый ум друга. На то, что он придумает, как отсюда вытащить Беатрис. Холодный ум физика – теоретика и сердце влюблённого художника пришли в противоречие: он точно знал, что, отправившись туда, он ничем не сможет помочь Беатрис. Только погубит себя. И так же точно знал, что – отправится. Иначе просто не сможет дальше жить.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Несколько слов о дальнейшей судьбе героев этой истории. Мать Беатрис отказалась поверить в одновременное исчезновение Беатрис и Артура и считала, что Артур просто украл её и держит где-то в заточении. На логичный вопрос полиции «Зачем?» она ничего не смогла ответить, но тем не менее, держалась своей версии происшедшего вплоть до самой своей кончины, которая наступила через пятнадцать лет. За эти годы Поль, обуреваемый жалостью к ней, не раз уже было решался посвятить её в суть происшедшего - и каждый раз в последний момент отказывался от этой мысли. Он понимал, что правда не устроит её, поскольку лишает надежды. И поэтому вся сила её гнева, рождённого разочарованием, обрушится на него: неприятности с полицией, которая и так помотала ему нервы – это самое малое из того, что следует ожидать.
Картину Артура, по договорённости с ним, Поль многие годы хранил в запаснике, в сейфе, ключ от которого хранил у себя и никогда никому не давал в руки. Но никто из нас не вечен, и ничто не вечно: сначала не стало хозяина галереи, вполне доверявшего своему директору. По его завещанию галерея переходила в собственность Поля, но наследники оспорили его в суде, согласившись оставить его директором. Что не помешало им через несколько лет выкинуть его на улицу. Хорошо, что он, видя, к чему идёт дело, успел забрать и потихоньку вынести из галереи картину Артура и всё самое ценное из своей квартиры и сдать на хранение в банк. Но мебель ему не отдали, мол, это собственность галереи, которая давалась ему напрокат. В суд он не стал обращаться, понимая, что ничего не сможет доказать: вся его зарплата за все годы трудов на ниве искусства не покрыла бы и половины стоимости этой мебели, а сделки свои он документально не оформлял.
Поль снял квартиру в хорошем районе и в первый раз, образно выражаясь, вышел в плавание по бурным водам коммерции на своём корабле. Но то ли он потерял прежнюю хватку, то ли по другой какой причине, но удача от него отвернулась: покупаемые им картины и антикварные вещи с трудом продавались, принося лишь минимальную прибыль, а консультируемые им ценители искусства оказывались в убытке. Не желая отказывать себе в сибаритских привычках, он тратил больше, чем зарабатывал, постепенно распродавая своё имущество. И первой была продана машина: а куда ему на ней было ездить? Клиентов у него не стало, друзей он растерял, а с родными рассорился ещё за много лет до этого.
Он умер в 1975-ом году, через сорок лет после исчезновения Артура и Беатрис. Когда трое наследников, потомков деревенской родни, зашли в его комнату, они обнаружили в ней тело старика, лежащего на матрасе. Больше в комнате ничего не было. Если не считать наполовину отставших от стен бумажных обоев. Двое из них махнули рукой и отправились восвояси, предоставив заботы об усопшем родственнике муниципалитету. А третий оказался более упорным: для начала он запасся гвоздодёром, а затем, предварительно запершись изнутри, отодрал подоконник - пусто! Тогда он взялся за пол и разобрал его, последовательно отдирая одну доску за другой – и опять неудача. Он уже хотел уходить, но вспомнил про обои. И, «для порядка», просто чтоб ничего не оставлять недоделанным, решил отодрать и обои. На самом верху, под потолком, он обнаружил под обоями картину, которую эксперты впоследствии оценили в десять тысяч новых франков.
Отдадим дань уважения Полю Галуа: умирая от голода и холода в своей неотапливаемой каморке, он не продал картину: друзей не продают.
А теперь несколько слов о судьбе самой картины – быть может, главного героя этих событий. Или виновника – кому как больше нравится. Картину эту у наследников купил некий меценат, который подарил её впоследствии той самой галерее, где она хранилась до этого много лет: «всё возвращается на круги своя». С условием не продавать её и не брать денег за показ. Галерея выставила её. Картина вызвала ажиотаж, чтобы посмотреть её, записывались за несколько недель. Но когда стали известны случаи потери сознания, истерических припадков и даже психических расстройств, в первую очередь, у детей, подростков и женщин, картину сняли с показа и заперли в тот самый сейф, где она хранилась до этого. В очередной раз она явилась на свет через следующие сорок лет – с тем же результатом. О тех, кто наиболее пострадал от неё, читатель уже знает.

09.09. 2016 г.