Глаза

ГЛАЗА


В начале марта тонкий покров снега растаял, очистив дороги и тротуары, оставив лишь грязные полосы льда под бордюрами, а сплошная облачность, зависшая над городом, при полном безветрии, напоминала о пресловутом парниковом эффекте. В утреннем потоке людей, спешащих на работу, я шел вдоль унылой девятиэтажки к станции метро, чтобы опять втиснуться в вагон электрички, и простояв тридцать минут в плотном окружении не выспавшихся пассажиров, «вынырнуть» в центре города чтобы, в конце концов, попасть на службу. Шквальный порыв ветра, взявшийся ниоткуда, мгновенно изменил привычную картину моего пешего маршрута: его угрюмая октава, вдруг усилилась снежными вихрями, бешено метавшимися вдоль улицы, подгоняя и без того спешащих пешеходов. Голые ветви деревьев, сквозящие на сером снежном небе, жалобно стонали, отчаянно раскачиваясь, и только одинокая ель, казалось, приветливо размахивала черно-зелеными, длинными мохнатыми лапами, надеясь на возвращение зимы.
- Дайте же пройти! – негодующий возглас прозвучал над моим ухом. Вздрогнув, я обернулся и вблизи увидел лукавое лицо, дивный блеск черных глаз миловидной девушки. Проскользнув мимо меня, с изяществом Майи Плисецкой в балете «Анна», она унеслась по тротуару, подгоняемая ветром, и ее образ в вязаной шапочке и снуде цвета бордо, в короткой приталенной меховой куртке и облегающих лосинах растворился в заснеженной толпе. «Это она специально подкралась и крикнула! - подумал я. – Вот забияка! Снять штаны и набить попу!» И тут же осадил сам себя: « Ну, да! Ты уже не в том возрасте, чтобы снимать штаны с молодых прелестниц, так что шагай дальше, куда шел.» Лишь на мгновение промелькнуло ее выразительное лицо с пронзительным взглядом черных глаз и как-то сразу запало в душу. Я уже где-то видал эти глаза! Стоп! Глаза…Улица с домами, деревьями, людьми, бессмысленной вьюгой вдруг захлопнулась, словно детская книжка-раскладушка и развернулась плацкартным вагоном поезда, плавно уходящего от платформы в синие сумерки тихого летнего вечера. Мой восторг трудно передать словами: я с мамой еду в чудесный край, белый город с близкими горами, где повсюду растут кипарисы, магнолии, лавр и самое главное – там необозримое синее, синее море с ласковым прибоем, шуршащим галькой. Мы будем загорать, купаться, гулять тенистыми улицами города, любуясь парками и скверами, обедать в уютных столовых, а вечером совершать променад по набережной среди нарядных курортников, наслаждаясь музыкой, льющейся с веранд кафе. Да, еще будем разглядывать южное ночное небо, и мама покажет мне звезды первой величины – ведь она преподает в школе астрономию.
А сейчас прелюдия неизбежного счастья – путешествие в поезде, полном таких же радостных людей, как мы, спешащих к морю и совершенно неважно, что наши боковые места рядом с проходом по вагону. Вот проводник проверит билеты у оживленно беседующих пассажиров и все начнут пить чай с галетами, а потом располагаться на ночь, закрывая шторы, но пока можно смотреть в окно во все глаза – «а что там снаружи?» Остались позади кирпичные станционные постройки, предместье, и уже за окном расстилаются пшеничные поля, синеющие к горизонту в вечерних сумерках, далекие сельские домики со светящимися окошками, и все это застилается паровозным дымом, оседающим на деревья и кустарники, мелькающие вдоль полотна дороги. Теперь в самый раз забраться на верхнюю полку и хорошенько поспать: мерно перестукивают колеса, вагон качается, незаметно убаюкивая и даже если состав останавливается, и на платформе объявляют через гулкие громкоговорители о его прибытии, все равно этот сон - самый славный в мире.
В замкнутом пространстве вагонной «капсулы» с приглушенным светом ночников наступает час ночной, таинственной, волшебной жизни, где может произойти самое невероятное. Все спят, слышится ровное дыхание пассажиров, в этот час никто никому не нужен, и, соскользнув с полки, я направляюсь в туалет, приноравливаясь к сильной качке вагона. Возвращаясь на свое место, я вдруг почувствовал легкий толчок в спину, и тут же увидел лицо девушки, ее пронзительные черные глаза, пристально глядевшие на меня. Она лежала на верхней полке плацкартного отделения лицом к проходу, положив подбородок на руки, и смотрела немигающим взглядом прямо мне в глаза, как будто давно ждала меня, именно меня. Я оглянулся – в проходе никого не было, а передо мной мерцали только глаза на смуглом, в ночной темноте, овале лица и оторваться от этого зрелища было просто невозможно. В зрачках, - могу поклясться, - переливалась какая-то жидкость, которая притягивала, словно магнитом, завораживала: женское существо желало меня, и я чувствовал это. Я не видел ее соблазнительного тела, изящества движений, присущее только женщине, были только черные глаза и еще необычный, приятный запах, кружащий голову. Первый раз в жизни я испытал влечение к женщине, обрушившееся на меня лавиной, и не знал, что с этим делать. Все, больше стоять нельзя! На свою полку я забрался с быстротой дикого зверя, а вокруг продолжалась ночная, таинственная жизнь в гулком раскачивающемся вагоне, полном людских сновидений.
Остаток ночи я проворочался, рискуя свалиться вместе с матрасом на пол, представляя, как познакомлюсь с этой чудесной девушкой, и как буду с ней дружить. Заснул только под утро, и проснулся от прикосновения маминой руки:
- Вставай, сынок! Мы уже подъезжаем, а нужно еще сдать постельное белье! Схватив в охапку белье, я побежал в купе проводника, чтобы заглянуть в отделение, где была загадочная незнакомка, но ее там не было. На мой вопрос о девушке белокурая женщина, улыбаясь, указала на такую же белокурую девчушку лет восьми: - Другой девушки у нас нет! Совершенно обескураженный, я покинул вагон и после некоторых колебаний, все же рассказал маме мое ночное приключение. Помню мама, нахмурившись, сказала:
- Какой нехороший сон! Но когда-то это должно было произойти!
Я не стал убеждать ее в реальности происшедшего события – ведь моя мама так много знала обо всем. Наверное, я не понимал, но чувствовал, что прошедшей ночью со мной, двенадцатилетним пареньком, произошло нечто необратимое – это было начало моего мужского эго. С тех пор оно меня никогда не покидало: по жизни меня всегда сопровождали глаза любимых, даривших ласку, тепло, частицу своей бессмертной души. Дольше прочих рядом со мной были зеленные глаза моей жены, но это совсем другая история. Где те, юные, нежные, прекрасные, что любили меня, где глаза, сиявшие страстью в сумраке жаркой ночи? Прошлое ушло, и я вспоминаю его с великой грустью. Сейчас, после стольких перемен в этом мире, возле меня остались лишь незрячие глаза моей старой мамы, но с памятью у нее совсем плохо – она не помнит того чудесного отдыха у самого синего моря.



Харьков, январь 2020, Лутай Г.А.
ГЛАЗА


В начале марта тонкий покров снега растаял, очистив дороги и тротуары, оставив лишь грязные полосы льда под бордюрами, а сплошная облачность, зависшая над городом, при полном безветрии, напоминала о пресловутом парниковом эффекте. В утреннем потоке людей, спешащих на работу, я шел вдоль унылой девятиэтажки к станции метро, чтобы опять втиснуться в вагон электрички, и простояв тридцать минут в плотном окружении не выспавшихся пассажиров, «вынырнуть» в центре города чтобы, в конце концов, попасть на службу. Шквальный порыв ветра, взявшийся ниоткуда, мгновенно изменил привычную картину моего пешего маршрута: его угрюмая октава, вдруг усилилась снежными вихрями, бешено метавшимися вдоль улицы, подгоняя и без того спешащих пешеходов. Голые ветви деревьев, сквозящие на сером снежном небе, жалобно стонали, отчаянно раскачиваясь, и только одинокая ель, казалось, приветливо размахивала черно-зелеными, длинными мохнатыми лапами, надеясь на возвращение зимы.
- Дайте же пройти! – негодующий возглас прозвучал над моим ухом. Вздрогнув, я обернулся и вблизи увидел лукавое лицо, дивный блеск черных глаз миловидной девушки. Проскользнув мимо меня, с изяществом Майи Плисецкой в балете «Анна», она унеслась по тротуару, подгоняемая ветром, и ее образ в вязаной шапочке и снуде цвета бордо, в короткой приталенной меховой куртке и облегающих лосинах растворился в заснеженной толпе. «Это она специально подкралась и крикнула! - подумал я. – Вот забияка! Снять штаны и набить попу!» И тут же осадил сам себя: « Ну, да! Ты уже не в том возрасте, чтобы снимать штаны с молодых прелестниц, так что шагай дальше, куда шел.» Лишь на мгновение промелькнуло ее выразительное лицо с пронзительным взглядом черных глаз и как-то сразу запало в душу. Я уже где-то видал эти глаза! Стоп! Глаза…Улица с домами, деревьями, людьми, бессмысленной вьюгой вдруг захлопнулась, словно детская книжка-раскладушка и развернулась плацкартным вагоном поезда, плавно уходящего от платформы в синие сумерки тихого летнего вечера. Мой восторг трудно передать словами: я с мамой еду в чудесный край, белый город с близкими горами, где повсюду растут кипарисы, магнолии, лавр и самое главное – там необозримое синее, синее море с ласковым прибоем, шуршащим галькой. Мы будем загорать, купаться, гулять тенистыми улицами города, любуясь парками и скверами, обедать в уютных столовых, а вечером совершать променад по набережной среди нарядных курортников, наслаждаясь музыкой, льющейся с веранд кафе. Да, еще будем разглядывать южное ночное небо, и мама покажет мне звезды первой величины – ведь она преподает в школе астрономию.
А сейчас прелюдия неизбежного счастья – путешествие в поезде, полном таких же радостных людей, как мы, спешащих к морю и совершенно неважно, что наши боковые места рядом с проходом по вагону. Вот проводник проверит билеты у оживленно беседующих пассажиров и все начнут пить чай с галетами, а потом располагаться на ночь, закрывая шторы, но пока можно смотреть в окно во все глаза – «а что там снаружи?» Остались позади кирпичные станционные постройки, предместье, и уже за окном расстилаются пшеничные поля, синеющие к горизонту в вечерних сумерках, далекие сельские домики со светящимися окошками, и все это застилается паровозным дымом, оседающим на деревья и кустарники, мелькающие вдоль полотна дороги. Теперь в самый раз забраться на верхнюю полку и хорошенько поспать: мерно перестукивают колеса, вагон качается, незаметно убаюкивая и даже если состав останавливается, и на платформе объявляют через гулкие громкоговорители о его прибытии, все равно этот сон - самый славный в мире.
В замкнутом пространстве вагонной «капсулы» с приглушенным светом ночников наступает час ночной, таинственной, волшебной жизни, где может произойти самое невероятное. Все спят, слышится ровное дыхание пассажиров, в этот час никто никому не нужен, и, соскользнув с полки, я направляюсь в туалет, приноравливаясь к сильной качке вагона. Возвращаясь на свое место, я вдруг почувствовал легкий толчок в спину, и тут же увидел лицо девушки, ее пронзительные черные глаза, пристально глядевшие на меня. Она лежала на верхней полке плацкартного отделения лицом к проходу, положив подбородок на руки, и смотрела немигающим взглядом прямо мне в глаза, как будто давно ждала меня, именно меня. Я оглянулся – в проходе никого не было, а передо мной мерцали только глаза на смуглом, в ночной темноте, овале лица и оторваться от этого зрелища было просто невозможно. В зрачках, - могу поклясться, - переливалась какая-то жидкость, которая притягивала, словно магнитом, завораживала: женское существо желало меня, и я чувствовал это. Я не видел ее соблазнительного тела, изящества движений, присущее только женщине, были только черные глаза и еще необычный, приятный запах, кружащий голову. Первый раз в жизни я испытал влечение к женщине, обрушившееся на меня лавиной, и не знал, что с этим делать. Все, больше стоять нельзя! На свою полку я забрался с быстротой дикого зверя, а вокруг продолжалась ночная, таинственная жизнь в гулком раскачивающемся вагоне, полном людских сновидений.
Остаток ночи я проворочался, рискуя свалиться вместе с матрасом на пол, представляя, как познакомлюсь с этой чудесной девушкой, и как буду с ней дружить. Заснул только под утро, и проснулся от прикосновения маминой руки:
- Вставай, сынок! Мы уже подъезжаем, а нужно еще сдать постельное белье! Схватив в охапку белье, я побежал в купе проводника, чтобы заглянуть в отделение, где была загадочная незнакомка, но ее там не было. На мой вопрос о девушке белокурая женщина, улыбаясь, указала на такую же белокурую девчушку лет восьми: - Другой девушки у нас нет! Совершенно обескураженный, я покинул вагон и после некоторых колебаний, все же рассказал маме мое ночное приключение. Помню мама, нахмурившись, сказала:
- Какой нехороший сон! Но когда-то это должно было произойти!
Я не стал убеждать ее в реальности происшедшего события – ведь моя мама так много знала обо всем. Наверное, я не понимал, но чувствовал, что прошедшей ночью со мной, двенадцатилетним пареньком, произошло нечто необратимое – это было начало моего мужского эго. С тех пор оно меня никогда не покидало: по жизни меня всегда сопровождали глаза любимых, даривших ласку, тепло, частицу своей бессмертной души. Дольше прочих рядом со мной были зеленные глаза моей жены, но это совсем другая история. Где те, юные, нежные, прекрасные, что любили меня, где глаза, сиявшие страстью в сумраке жаркой ночи? Прошлое ушло, и я вспоминаю его с великой грустью. Сейчас, после стольких перемен в этом мире, возле меня остались лишь незрячие глаза моей старой мамы, но с памятью у нее совсем плохо – она не помнит того чудесного отдыха у самого синего моря.



Харьков, январь 2020, Лутай Г.А.
ГЛАЗА


В начале марта тонкий покров снега растаял, очистив дороги и тротуары, оставив лишь грязные полосы льда под бордюрами, а сплошная облачность, зависшая над городом, при полном безветрии, напоминала о пресловутом парниковом эффекте. В утреннем потоке людей, спешащих на работу, я шел вдоль унылой девятиэтажки к станции метро, чтобы опять втиснуться в вагон электрички, и простояв тридцать минут в плотном окружении не выспавшихся пассажиров, «вынырнуть» в центре города чтобы, в конце концов, попасть на службу. Шквальный порыв ветра, взявшийся ниоткуда, мгновенно изменил привычную картину моего пешего маршрута: его угрюмая октава, вдруг усилилась снежными вихрями, бешено метавшимися вдоль улицы, подгоняя и без того спешащих пешеходов. Голые ветви деревьев, сквозящие на сером снежном небе, жалобно стонали, отчаянно раскачиваясь, и только одинокая ель, казалось, приветливо размахивала черно-зелеными, длинными мохнатыми лапами, надеясь на возвращение зимы.
- Дайте же пройти! – негодующий возглас прозвучал над моим ухом. Вздрогнув, я обернулся и вблизи увидел лукавое лицо, дивный блеск черных глаз миловидной девушки. Проскользнув мимо меня, с изяществом Майи Плисецкой в балете «Анна», она унеслась по тротуару, подгоняемая ветром, и ее образ в вязаной шапочке и снуде цвета бордо, в короткой приталенной меховой куртке и облегающих лосинах растворился в заснеженной толпе. «Это она специально подкралась и крикнула! - подумал я. – Вот забияка! Снять штаны и набить попу!» И тут же осадил сам себя: « Ну, да! Ты уже не в том возрасте, чтобы снимать штаны с молодых прелестниц, так что шагай дальше, куда шел.» Лишь на мгновение промелькнуло ее выразительное лицо с пронзительным взглядом черных глаз и как-то сразу запало в душу. Я уже где-то видал эти глаза! Стоп! Глаза…Улица с домами, деревьями, людьми, бессмысленной вьюгой вдруг захлопнулась, словно детская книжка-раскладушка и развернулась плацкартным вагоном поезда, плавно уходящего от платформы в синие сумерки тихого летнего вечера. Мой восторг трудно передать словами: я с мамой еду в чудесный край, белый город с близкими горами, где повсюду растут кипарисы, магнолии, лавр и самое главное – там необозримое синее, синее море с ласковым прибоем, шуршащим галькой. Мы будем загорать, купаться, гулять тенистыми улицами города, любуясь парками и скверами, обедать в уютных столовых, а вечером совершать променад по набережной среди нарядных курортников, наслаждаясь музыкой, льющейся с веранд кафе. Да, еще будем разглядывать южное ночное небо, и мама покажет мне звезды первой величины – ведь она преподает в школе астрономию.
А сейчас прелюдия неизбежного счастья – путешествие в поезде, полном таких же радостных людей, как мы, спешащих к морю и совершенно неважно, что наши боковые места рядом с проходом по вагону. Вот проводник проверит билеты у оживленно беседующих пассажиров и все начнут пить чай с галетами, а потом располагаться на ночь, закрывая шторы, но пока можно смотреть в окно во все глаза – «а что там снаружи?» Остались позади кирпичные станционные постройки, предместье, и уже за окном расстилаются пшеничные поля, синеющие к горизонту в вечерних сумерках, далекие сельские домики со светящимися окошками, и все это застилается паровозным дымом, оседающим на деревья и кустарники, мелькающие вдоль полотна дороги. Теперь в самый раз забраться на верхнюю полку и хорошенько поспать: мерно перестукивают колеса, вагон качается, незаметно убаюкивая и даже если состав останавливается, и на платформе объявляют через гулкие громкоговорители о его прибытии, все равно этот сон - самый славный в мире.
В замкнутом пространстве вагонной «капсулы» с приглушенным светом ночников наступает час ночной, таинственной, волшебной жизни, где может произойти самое невероятное. Все спят, слышится ровное дыхание пассажиров, в этот час никто никому не нужен, и, соскользнув с полки, я направляюсь в туалет, приноравливаясь к сильной качке вагона. Возвращаясь на свое место, я вдруг почувствовал легкий толчок в спину, и тут же увидел лицо девушки, ее пронзительные черные глаза, пристально глядевшие на меня. Она лежала на верхней полке плацкартного отделения лицом к проходу, положив подбородок на руки, и смотрела немигающим взглядом прямо мне в глаза, как будто давно ждала меня, именно меня. Я оглянулся – в проходе никого не было, а передо мной мерцали только глаза на смуглом, в ночной темноте, овале лица и оторваться от этого зрелища было просто невозможно. В зрачках, - могу поклясться, - переливалась какая-то жидкость, которая притягивала, словно магнитом, завораживала: женское существо желало меня, и я чувствовал это. Я не видел ее соблазнительного тела, изящества движений, присущее только женщине, были только черные глаза и еще необычный, приятный запах, кружащий голову. Первый раз в жизни я испытал влечение к женщине, обрушившееся на меня лавиной, и не знал, что с этим делать. Все, больше стоять нельзя! На свою полку я забрался с быстротой дикого зверя, а вокруг продолжалась ночная, таинственная жизнь в гулком раскачивающемся вагоне, полном людских сновидений.
Остаток ночи я проворочался, рискуя свалиться вместе с матрасом на пол, представляя, как познакомлюсь с этой чудесной девушкой, и как буду с ней дружить. Заснул только под утро, и проснулся от прикосновения маминой руки:
- Вставай, сынок! Мы уже подъезжаем, а нужно еще сдать постельное белье! Схватив в охапку белье, я побежал в купе проводника, чтобы заглянуть в отделение, где была загадочная незнакомка, но ее там не было. На мой вопрос о девушке белокурая женщина, улыбаясь, указала на такую же белокурую девчушку лет восьми: - Другой девушки у нас нет! Совершенно обескураженный, я покинул вагон и после некоторых колебаний, все же рассказал маме мое ночное приключение. Помню мама, нахмурившись, сказала:
- Какой нехороший сон! Но когда-то это должно было произойти!
Я не стал убеждать ее в реальности происшедшего события – ведь моя мама так много знала обо всем. Наверное, я не понимал, но чувствовал, что прошедшей ночью со мной, двенадцатилетним пареньком, произошло нечто необратимое – это было начало моего мужского эго. С тех пор оно меня никогда не покидало: по жизни меня всегда сопровождали глаза любимых, даривших ласку, тепло, частицу своей бессмертной души. Дольше прочих рядом со мной были зеленные глаза моей жены, но это совсем другая история. Где те, юные, нежные, прекрасные, что любили меня, где глаза, сиявшие страстью в сумраке жаркой ночи? Прошлое ушло, и я вспоминаю его с великой грустью. Сейчас, после стольких перемен в этом мире, возле меня остались лишь незрячие глаза моей старой мамы, но с памятью у нее совсем плохо – она не помнит того чудесного отдыха у самого синего моря.



Харьков, январь 2020, Лутай Г.А.
ГЛАЗА


В начале марта тонкий покров снега растаял, очистив дороги и тротуары, оставив лишь грязные полосы льда под бордюрами, а сплошная облачность, зависшая над городом, при полном безветрии, напоминала о пресловутом парниковом эффекте. В утреннем потоке людей, спешащих на работу, я шел вдоль унылой девятиэтажки к станции метро, чтобы опять втиснуться в вагон электрички, и простояв тридцать минут в плотном окружении не выспавшихся пассажиров, «вынырнуть» в центре города чтобы, в конце концов, попасть на службу. Шквальный порыв ветра, взявшийся ниоткуда, мгновенно изменил привычную картину моего пешего маршрута: его угрюмая октава, вдруг усилилась снежными вихрями, бешено метавшимися вдоль улицы, подгоняя и без того спешащих пешеходов. Голые ветви деревьев, сквозящие на сером снежном небе, жалобно стонали, отчаянно раскачиваясь, и только одинокая ель, казалось, приветливо размахивала черно-зелеными, длинными мохнатыми лапами, надеясь на возвращение зимы.
- Дайте же пройти! – негодующий возглас прозвучал над моим ухом. Вздрогнув, я обернулся и вблизи увидел лукавое лицо, дивный блеск черных глаз миловидной девушки. Проскользнув мимо меня, с изяществом Майи Плисецкой в балете «Анна», она унеслась по тротуару, подгоняемая ветром, и ее образ в вязаной шапочке и снуде цвета бордо, в короткой приталенной меховой куртке и облегающих лосинах растворился в заснеженной толпе. «Это она специально подкралась и крикнула! - подумал я. – Вот забияка! Снять штаны и набить попу!» И тут же осадил сам себя: « Ну, да! Ты уже не в том возрасте, чтобы снимать штаны с молодых прелестниц, так что шагай дальше, куда шел.» Лишь на мгновение промелькнуло ее выразительное лицо с пронзительным взглядом черных глаз и как-то сразу запало в душу. Я уже где-то видал эти глаза! Стоп! Глаза…Улица с домами, деревьями, людьми, бессмысленной вьюгой вдруг захлопнулась, словно детская книжка-раскладушка и развернулась плацкартным вагоном поезда, плавно уходящего от платформы в синие сумерки тихого летнего вечера. Мой восторг трудно передать словами: я с мамой еду в чудесный край, белый город с близкими горами, где повсюду растут кипарисы, магнолии, лавр и самое главное – там необозримое синее, синее море с ласковым прибоем, шуршащим галькой. Мы будем загорать, купаться, гулять тенистыми улицами города, любуясь парками и скверами, обедать в уютных столовых, а вечером совершать променад по набережной среди нарядных курортников, наслаждаясь музыкой, льющейся с веранд кафе. Да, еще будем разглядывать южное ночное небо, и мама покажет мне звезды первой величины – ведь она преподает в школе астрономию.
А сейчас прелюдия неизбежного счастья – путешествие в поезде, полном таких же радостных людей, как мы, спешащих к морю и совершенно неважно, что наши боковые места рядом с проходом по вагону. Вот проводник проверит билеты у оживленно беседующих пассажиров и все начнут пить чай с галетами, а потом располагаться на ночь, закрывая шторы, но пока можно смотреть в окно во все глаза – «а что там снаружи?» Остались позади кирпичные станционные постройки, предместье, и уже за окном расстилаются пшеничные поля, синеющие к горизонту в вечерних сумерках, далекие сельские домики со светящимися окошками, и все это застилается паровозным дымом, оседающим на деревья и кустарники, мелькающие вдоль полотна дороги. Теперь в самый раз забраться на верхнюю полку и хорошенько поспать: мерно перестукивают колеса, вагон качается, незаметно убаюкивая и даже если состав останавливается, и на платформе объявляют через гулкие громкоговорители о его прибытии, все равно этот сон - самый славный в мире.
В замкнутом пространстве вагонной «капсулы» с приглушенным светом ночников наступает час ночной, таинственной, волшебной жизни, где может произойти самое невероятное. Все спят, слышится ровное дыхание пассажиров, в этот час никто никому не нужен, и, соскользнув с полки, я направляюсь в туалет, приноравливаясь к сильной качке вагона. Возвращаясь на свое место, я вдруг почувствовал легкий толчок в спину, и тут же увидел лицо девушки, ее пронзительные черные глаза, пристально глядевшие на меня. Она лежала на верхней полке плацкартного отделения лицом к проходу, положив подбородок на руки, и смотрела немигающим взглядом прямо мне в глаза, как будто давно ждала меня, именно меня. Я оглянулся – в проходе никого не было, а передо мной мерцали только глаза на смуглом, в ночной темноте, овале лица и оторваться от этого зрелища было просто невозможно. В зрачках, - могу поклясться, - переливалась какая-то жидкость, которая притягивала, словно магнитом, завораживала: женское существо желало меня, и я чувствовал это. Я не видел ее соблазнительного тела, изящества движений, присущее только женщине, были только черные глаза и еще необычный, приятный запах, кружащий голову. Первый раз в жизни я испытал влечение к женщине, обрушившееся на меня лавиной, и не знал, что с этим делать. Все, больше стоять нельзя! На свою полку я забрался с быстротой дикого зверя, а вокруг продолжалась ночная, таинственная жизнь в гулком раскачивающемся вагоне, полном людских сновидений.
Остаток ночи я проворочался, рискуя свалиться вместе с матрасом на пол, представляя, как познакомлюсь с этой чудесной девушкой, и как буду с ней дружить. Заснул только под утро, и проснулся от прикосновения маминой руки:
- Вставай, сынок! Мы уже подъезжаем, а нужно еще сдать постельное белье! Схватив в охапку белье, я побежал в купе проводника, чтобы заглянуть в отделение, где была загадочная незнакомка, но ее там не было. На мой вопрос о девушке белокурая женщина, улыбаясь, указала на такую же белокурую девчушку лет восьми: - Другой девушки у нас нет! Совершенно обескураженный, я покинул вагон и после некоторых колебаний, все же рассказал маме мое ночное приключение. Помню мама, нахмурившись, сказала:
- Какой нехороший сон! Но когда-то это должно было произойти!
Я не стал убеждать ее в реальности происшедшего события – ведь моя мама так много знала обо всем. Наверное, я не понимал, но чувствовал, что прошедшей ночью со мной, двенадцатилетним пареньком, произошло нечто необратимое – это было начало моего мужского эго. С тех пор оно меня никогда не покидало: по жизни меня всегда сопровождали глаза любимых, даривших ласку, тепло, частицу своей бессмертной души. Дольше прочих рядом со мной были зеленные глаза моей жены, но это совсем другая история. Где те, юные, нежные, прекрасные, что любили меня, где глаза, сиявшие страстью в сумраке жаркой ночи? Прошлое ушло, и я вспоминаю его с великой грустью. Сейчас, после стольких перемен в этом мире, возле меня остались лишь незрячие глаза моей старой мамы, но с памятью у нее совсем плохо – она не помнит того чудесного отдыха у самого синего моря.



Харьков, январь 2020, Лутай Г.А.