1. Шеститонный молот. ЧП.

Лева готовился принимать шеститонный молот из капитального ремонта. Чтобы вы понимали, это был прямо своеобразный ритуал, на котором обязательно присутствовало начальство из отдела главного механика, а зачастую посещали руководители заводского и даже городского уровня.
Лева вообще был заводской легендой. Бывший механик кузнечного цеха, рационализатор и изобретатель, до мельчайших тонкостей знающий кузнечное дело и особенности работы кузнечно-прессового оборудования. Перед пенсией, для получения «горячего» стажа и существенной денежной надбавки, он перешел в слесаря. Поэтому новый цеховой механик по имени Алексей, совсем молодой человек, две недели как взятый на работу, даже не задумывался о том, кто будет принимать огромный агрегат из ремонта и проводить его испытания в работе.
Понятное дело, что присутствовать на испытании такого механизма как шеститонный молот я должен был по долгу службы, как мастер ремонтно-механического цеха, который этот самый ремонт и производил. А так как я был еще и «молодым специалистом», работавшим всего полгода, то профессиональной любознательности и юношеского азарта было тоже не занимать.
Нужно ж еще рассказать читателю про сам молот и почему он все-таки шеститонный. Выглядел этот агрегат монструозно. Металлический портал размером с двухэтажный дом венчал паровой цилиндр диаметром один метр и высотой метров пять. А шеститонный он был потому, что вес падающих частей молота, равнялся шести тоннам. Падающие части – это шток, поршень, верхняя бабка и собственно верхний боек с клином и сухарем. Вот это все хозяйство и весило шесть тонн. Приводился молот в движение паром. Целая котельная вырабатывала пар высокого давления для работы кузнечного цеха. Упрощенно выглядит это так. Давлением пара шток с поршнем и бойком поднимался вверх, на высоту метра три-четыре, потом машинист молота дергал ручку золотника, сбрасывая пар в специальную магистраль, и шесть тонн металла свободно падали вниз, на раскаленную заготовку, лежащую на нижнем бойке. Этим страшным ударом и формировались нужный размер и форма будущего изделия, понятное дело под управлением целой бригады кузнецов.
Конечно, паровой молот в двадцатом веке не являлся образцом передового оборудования, но он был относительно прост, несмотря на свои размеры, безотказен и позволял ковать заготовки большого размера, как для нужд завода, так и для нужд смежников. Надо сказать, что завод был буквально напичкан подобным уникальным оборудованием. Кроме нашего молота там еще присутствовали и пресс-ножницы с кромкогибами по 400-600 тонн и стотонные подъемные краны и трехсоттонный цепопробный стан, а также своя, непрерывно работающая, кислородная станция и еще многое-многое другое. Достаточно большая часть из этого списка была получена в качестве репараций по итогам Великой Отечественной войны. Да-да, именно в качестве репараций. Почти сорок лет назад* это оборудование было вывезено с заводов поверженной Германии и с тех пор исправно работало на новом месте. Конечно, за столько лет оно прошло бессчётное количество ремонтов и модернизаций, но общий вид сохранился. Так и на нашем молоте, оригинальным остался только портал, с отлитым витиеватым клеймом и датой – 1886 год, если память мне не изменяет.
Давайте все-таки вернемся в наш кузнечный цех. Само испытание всегда проходило в два этапа. На первом - молот просто «обстукивали», то есть били по раскаленной железяке. Били сильно, били послабее, и при этом смотрели, чтобы все тщательно подогнанные огромные детали прочно держались на своих местах. Первый этап обычно проводил штатный машинист, а это почти всегда женщина. Вряд ли это было влиянием эмансипации, тогда про нее и слыхом не слышали. Видно так сложилось. Второй этап проводил лично Лева. Тут он гонял молот на различных режимах, испытывая его на управляемость, плавность работы и точность. А в самом конце, если качество ремонта удовлетворяло всем его требованиям, как говориться «вишенка на торте», Лева, виртуозно управляя шеститонной махиной, колол с ее помощью грецкие орехи или закрывал спичечный коробок. Причем кололись орехи так аккуратно, что после даже не удара, а какого-то неуловимого касания, они оставались лежать совершенно нетронутые с виду, и только после того как к ним прикоснешься, разваливались на две целые половинки, хоть кораблики делай. Вот на это финальное шоу и собиралось заводское, а также партийное начальство, как говориться порадоваться за рабочий класс и его мастерство, выросшее под их чутким руководством.
Так было и в этот раз. Кузнецы уже зажгли специальные горелки, чтобы нагреть бойки, ведь при работе «холодным» молотом бойки могли бы полопаться… нежные создания, видите ли. Машинистка молота, Валентина, наводила порядок на своем рабочем месте, которое находилось на трехметровой высоте, на специальной платформе. Она усердно протирала чистой ветошью рабочее кресло и рукоятку управления, захватанную масляными руками слесарей. Мы с механиком Лехой, стояли в сторонке, дабы не загораживать собой обзор делегации из отдела главного механика, пришедших кто поприсутствовать на шоу, а кто и показать свою причастность к ремонту уникального агрегата … вдруг в карьере пригодится.
Лева открыл пар, который со свистом устремился в нутро молота, наполняя его энергией. Со всех щелей зашипели белые струйки. Валентина аккуратно тронула рукоятку управления. Пар зашипел сильнее. Шеститонный шток с бойком вздрогнул и неторопливо поднялся вверх. Кузнецы тут же забросили на нижний боек раскаленную до малинового цвета болванку. Машинистка тихонько дала ручку вниз, и шток молота плавно опустился, придавливая бойком раскаленный металл.
- Оставь. Пусть нагреется! - крикнул ей Лева и показал руками крест.
Пока грелся верхний боек, внимание собравшейся публики невольно было рассеяно. В работающем кузнечном цеху всегда есть на что посмотреть. Тут тебе и грохочущие небольшие паровые молота и бахающий как пушка штамповочный молот и ревущие открытым пламенем нагревательные печи и даже свистящий чайник, стоящий, казалось бы, на обычной металлической болванке. По-первости, когда я был еще студентом, этот чайник приводил меня в полнейший восторг. Стоит на большой, ржавой железке и кипит. Как так-то? А то, что температура этой самой железяки градусов четыреста, что абсолютно никак не проявляется внешне, понимаешь только тогда, когда от невидимого жара начинает печь ноги через кроссовки и джинсы.
Тем временем верхний боек тоже нагрелся, и Лева дал команду машинистке начинать работу. Она взялась за ручку, профессиональным движением подняла шток, качнула легонько вверх-вниз, как-бы примеряясь, и затем резко опустила руку, нанося первый, настоящий удар. Тут время стало как-бы тянуться. Шток, падая вниз, по совершенно непонятной причине, не доходя до нижнего бойка, вдруг, резко подпрыгнул вверх. Да и ладно бы подпрыгнул и подпрыгнул. Но этож механика. А в ней каждая железка связана с другой. Кто так придумал? Вроде как Архимед. Вот именно это и привело к беде. Шток молота, в своем роковом движении, через механические связи с ручкой управления, заставил онную тоже резко рвануть вверх, тем самым нанеся машинистке сильнейший удар. Удар был такой силы, что просто выбросил достаточно крупную женщину с высоты ее рабочего места, на металлический пол цеха, где она и потеряла сознание ...
Несчастный случай, какой бы он ни был, сам по себе приносит просто кучу неприятностей для цехового начальства, а несчастный случай происшедший при полном кворуме и на глазах разнокалиберного начальства, да еще и при испытании уникального оборудования, тянул на трагическое событие отраслевого масштаба. Представляете себе, что тут началось? Скорая помощь, отдел техники-безопасности, партком, профком. Представители всех этих служб бегали по цеху с блокнотами до конца дня, практически парализовав его работу.
После того как пострадавшую осмотрели врачи и стало известно, что травма, слава Богу, не такая уж и серьезная, Валентина отделалась переломом руки и двумя – тремя ушибами, мой старший мастер собрал всех участников ремонта у нас в курилке. Разложили огромные чертежи и стали держат совет. Собрались все. Подошли технологи, конструктора и даже инженеры с отдела главного механика. Гомонили около часа, в итоге пожали плечами и решили, что «утро вечера мудренее». Утром опять собрались вокруг чертежей, но опять впустую. Да и чего там смотреть? Весь этот огромный механизм состоял всего из десятка немудреных, несмотря на размеры, деталей. Покумекав, решили, что если и есть причина, то она кроется в работе парораспределительного механизма, в простонародье золотника. Кстати тоже относительно небольшого цилиндра со своеобразным поршнем. Без энтузиазма, сняли его с молота, доставили на участок и приступили к разборке. А там делов-то открутить два десятка болтов и вынуть шток из цилиндра. Болты отдали, шток достали, потом даже вытащили золотниковую втулку и даже заставили пэтэушников протереть все это железо начисто. А дальше? Все понимали, что дело не в этом. Все сделано по чертежам, все принято отделом технического контроля. Да и ремонт этот по счету был уже десятый-двадцатый, и делали всегда из года в год одно и то же, по одним и тем же чертежам, и делали это одни и те же люди, но … до вчерашнего дня ничего подобного не случалось. В общем, цех признал свое поражение и в прямом смысле «умыл руки», ну или просто их вымыл. Ситуация складывалась так, что ответственность за простой молота с цеха стала плавно подниматься на уровень выше, то есть в отдел главного механика. Вообще понятие ответственности в советское время было наполнено не каким-то абстрактным, а совершенно конкретным смыслом, особенно если это касалось невыполнения планов или договоров. Срыв межзаводских поставок в то время грозил виновным самыми страшными карами, как по производственной, так и по партийной линии. И это не подзатыльник точно и точно не просто выговор.
Увидев совершенно конкретную для себя далеко не радужную перспективу, сотрудники отдела главного механика, зашлись в праведном гневе. Они приводили самые, на их взгляд, железобетонные доводы в защиту своей невиновности и не причастности, что-то из области «да как они посмели», «мы-то тут причем» и «это цех криворукий». Но и тут нашла коса на камень. Валить все беды на цех было, мягко говоря, недальновидно, так как и главный механик, и оба его зама сами были выходцами из ремонтно-механического цеха. А обвинять их детище было все одно, что обвинять самих уважаемых и авторитетных руководителей, которые будучи еще мастерами, лично не раз и не два ремонтировали этот самый молот.
В цех зачастили представители отдела главного механика. Прибегал то один, то другой. С энтузиазмом приступали к измерениям деталей, заботливо разложенных на верстаках, что-то записывали, сверяли с чертежами и удовлетворенно убегали обратно.
Прошла неделя. Суета и беготня снова сошла на нет. Молот продолжал стоять разобранным, продукция продолжала не выпускаться, а завод продолжал копить проблемы.
То, что нас оставляют с этой проблемой один на один, и плавно пытаются все свалить на цех я понял после того как в один из дней пришел Лешка-механик с какой-то мелочевкой и как-бы между прочим спросил:
- Слушай, а когда вы собираетесь заканчивать ремонт молота?
Я прям обомлел. Вопрос был задан таким тоном, будто он не стоял рядом со мной на испытаниях.
- Леха, ты че прикалываешься? Ты это серьезно? Прям вот щас взять и закончить? А кто будет испытывать? Ты или Лева?
Лешка заулыбался:
- Да ладно, че ты завелся? Ты пойми. Меня ж давят на каждом совещании. Молот разобран, все жмут плечами. А крайний кто? Я! Механик же отвечает за работу оборудования. План горит так, что уже министерство в курсе. Представляешь уровень? Я тут нечаянно стал свидетелем одного разговора … сидел на днях в приемной, на машинке печатал, а начальник цеха с кем-то по телефону общался при открытых дверях … по тому как они разговаривали получается следующее … только ты меня не выдавай. Кузня, во всем этом чэпэ, формально не причем, так как акт не подписан, молот мы не приняли. За травму там кого нужно взгреют, но это все. Отдел главного механика тоже всячески пытается быть не при делах. Мол на капитальный ремонт мы все подготовили, и в график включили, и деньги зарезервировали и так далее, и вопросов никаких от цеха к нам не поступало. Понимаешь куда они клонят? Получается за прошедшую неделю все уже доказали друг другу, что они не виноваты. Ну, а дальше думай, кто будет крайний.
На этом и расстались. Весь день я был под впечатлением нашей беседы и вечером рассказал о ней старшему мастеру. Старший пожевал ус:
- Вот уроды. На нас хотят свалить. Ты главное не переживай, тебя это не касается…. Хотя наряды ты подписывал. Вот же … Эх! Нужно идти на самый верх, иначе нас живо под парткомиссию подведут. Завтра прямо с утра пошли слесарей, пусть поставят золотник на место. Нужно, чтобы молот был полностью собран.
После работы я шел домой в невеселых раздумьях. Невольно и сам того не понимая как, я оказался на самом острие очень взрослых, по советским меркам, игр. Но размышления об этом постоянно прерывались мыслями об аварии. Я целый день постоянно крутил в голове последовательность работы механизмов молота в поисках причины такого нештатного их поведения, и дома меня эти мысли тоже не покидали.
Поужинав, мы пошли семьей на море. Плавая за буйками, где было меньше плескающихся тел, я на одном гребке равномерно и сильно выдыхал в воду, а на другом снова делал полный вдох.
- Фу-у-у-у-у-у. Эх-х-х-х-х-х. ….. Фу-у-у-у-у-у. Эх-х-х-х-х-х.
Равномерность дыхания и физические нагрузки немного отвлекли меня от грустных мыслей, когда вдруг на очередном выдохе, находясь полностью под водой, я со всего маха влетел в какую-то купальщицу, заплывшую дальше всех. Сбившись с ритма, я невольно вдохнул, не успев поднять лицо из воды и соответственно от души хлебнул воды. Поперхнувшись, я забарахтался на месте, пытаясь отплеваться, восстановить дыхание и одновременно выяснить не утопла ли моя визави по кораблекрушению.
- Кха, тьфу, кха, кха! Тьфу!
И тут меня осенило! Молот! Молот тоже поперхнулся! Пар по какой-то причине не сбросился и пошел снова в золотник, толкнув злополучную ручку! Ну конечно! Клапана! Клапана заклинило или что там еще! Как же раньше-то никто не догадался! Ну, я даю! Вот это класс!
Отплевавшись и откашлявшись, я рванул к берегу. Никогда после этого я так быстро не плавал. Как же я жалел, что нужно ждать утра и нет возможности рассказать всем о моем открытии.
… Утром, первым делом я пошел в курилку, где собирались перед сменой все слесаря, забивая утреннего «козла». Надо прояснить, что на тот момент я все-таки был «молодым специалистом» только что с институтской скамьи и относились ко мне работяги соответствующим образом, то есть … даже не здоровались. Нет, третьи разряды и пэтэушники конечно здоровались все поголовно. А вот из четвертых разрядов здоровались только двое из … восьмерых, остальные просто кивали головами, ну а пятые разряды и два «бугра» с шестыми даже не замечали. И даже когда я давал разнарядку на работу, могли молча, демонстративно повернуться спиной и ковыряться в чем-нибудь на верстаке. Правда, задание, слава Богу, выполняли. Вот и сегодня когда я смог вставить в утреннюю перебранку свое жалкое:
- Скажите, а клапана проверяли? Смотрел кто-то на клапана? Если они не открылись то, пар мог ….
… я даже не успел договорить, как получил исчерпывающий ответ от самого языкастого и вредного пятиразрядника:
- Нет, конечно! … Мастер! Не проверяли! Тебя ждали две недели. Твою … – и хлопнул в сердцах ладонью по столу, разбрасывая доминошки. – Понаберут, блин, с детсада. Достали!
Встал из-за стола и вышел из курилки, продолжая сыпать непечатным. За ним молча потянулись и все остальные. Последний выходящий четвертый разряд, улыбнувшись, сказал:
- Ты просто не в курсе, клапана проверяют сразу, как только отключают пар, и они немного остынут. Я сам ревизию проводил. Сделал все на месте. Да и после аварии сразу проверили, работают отлично.
Моя стройная теория испарилась на глазах. Такого фиаско я не ожидал. Очень болезненный удар, по моему, и так уязвлённому самолюбию. Хотя …, по-моему, мастером меня все-таки назвали? Ну, спасибо и на этом. Я мысленно утерся и принялся за текущую работу, которой у мастера всегда с избытком, но что-то продолжало крутиться в моей голове, подсказывая, что я на верном пути.
В обеденный перерыв, быстро проглотив свой шницель, я снова пошел в кузню. Возле молота крутился Лева с молодым механиком, что-то измеряя и черкая мелом на полу. Я снова подошел к злополучным клапанам и уставился на них. Клапана как клапана, с подсоединенными трубами. Одни шли наверх в цилиндр, другие вниз и почему-то в подпол.
- Леха! Этот паропровод сбрасывает пар?
Лешка поднял голову от записной книжки:
- Да.
- А куда он идет?
- На станцию пароутилизации. Вон она на улице стоит. – он ткнул ручкой в сторону окна.
Я посмотрел в ту сторону. От того места где я стоял, прямым путем на станцию утилизации пара попасть было нельзя. На условном пути стояли две газовые печи. Подошел Алексей:
- Да, ты прав. Прямо по цеху горячий паропровод никак не проведешь, поэтому его спрятали в подпол. Там у нас целый канал, вон видишь, его вскрыли, энергетик что-то будет ремонтировать, это его зона ответственности.
Я направился туда. Подойдя к вскрытому каналу, я увидел знакомую трубу, которая выйдя с одной стороны, и вместо того чтобы идти прямо, вдруг ныряла вниз, в какую-то яму, доверху заполненную черной с маслянистыми разводами водой.
- Это что?
Леха сплюнул в воду:
- Та все, что угодно. И грунтовые воды, и течет где-то с водоводов. Сварщики щас будут пытаться заварить подтекающую трубу, за помпой пошли.
- Леха, я не про воду. Почему паропровод идет вниз? Можно ж прямо было провести.
- Тут старый фундамент торчал, вот в обход и провели. А после его демонтажа исправлять уже не стали. Некогда было.
Тут Лева, находящийся возле молота, задел чем-то железным злополучный паропровод. Блямц! И вдруг, из черной глубины этой ямы вырвалась стайка пузырьков …
Я буквально заорал:
- Лева, стукни еще!
Блямц! И еще одна стайка пузырьков поднялась со дна.
- Иди сюда. Покажи где выходит паропровод из ямы?
Лева подошел, почесывая нос:
- Метров через восемь – десять, вон там, сразу за штамповочным молотом. А потом уже поверху идет на утилизацию, там он никому не мешает. А зачем я стучал?
- Леша, будь другом, иди постучи по трубе. – я толкнул механика в бок.
Леша, пожав плечами, пошел к молоту и стал равномерно стучать кувалдой по трубе. Я молча показал Леве на струящиеся со дна пузырьки.
- Извини, но я не понимаю, - Лева посмотрел на меня недоуменно.
- Какой примерно объем трубы, которая находится в яме? Полкуба будет?
- Ну, пусть будет, и что?
- А то, что у вас в паропроводе полтонны, а может и больше, воды и конденсата. Пар при сбросе просто не смог эту пробку вытолкнуть через четыре колена в утилизатор и произошел обратный удар.
- Ну допустим. А почему этого раньше не было?
- Лева, молот у вас работает в две смены? В две. Пар на ночь вы не выключаете? Не выключаете. Получается паропровод всегда горячий. Влага просто испарялась! А тут молот уже месяц в ремонте. Труба холодная, да еще и гнилая, судя по пузырькам. Вот она и заполнилась водой.
В этот время подошел энергетик со своими людьми и стал прилаживать помпу.
Лева обратился к нему:
- Петрович, паропровод твое же хозяйство?
- Да. Все, что после клапанов мое. А что?
- Ты же не хочешь из партии вылететь?
- Лева, в чем дело?
- Петрович, все потом. А сейчас брось свою помпу и отрежь мне вот здесь эту трубу. Режь, режь, так нужно. Я тебе после все объясню.
Сварщик поджег резак, приладился и через пять минут обрезок трубы с бульканьем и шипеньем упал в черную воду. Лева уже суетился у молота, открывая пар:
- Отойдите от паропровода, - отогнал он всех от ямы.
Пар зашипел, заполняя молот. Лева влез в кресло машинистки и взялся за рычаг. Шток плавно пошел вверх, потом опустился вниз, потом опять вверх, потом опять вниз. Пока молот вел себя штатно. Лева спрыгнул вниз, открыл печь и подозвал горнового:
- Серега закинь мне чего-нибудь погорячее, - и снова скользнул на место машиниста.
Шток поднялся вверх. Горновой зацепил огромными щипцами, малиновый кубик раскаленного металла и рывком забросил его на нижний боек. Лева сначала аккуратно его придавил, постукал легонько, потом резким движением поднял шток и сильно ударил. Пол цеха вздрогнул, пар с брызгами вырвался из траншеи. Раздался еще удар. Еще удар. От болванки только искры сыпались. Со всех сторон к молоту стали стекаться, заканчивающие обед, работники кузнечного цеха, наконец-то услышавшие такие знакомые мощные удары. Подошедшие кузнецы уже профессионально ворочали на бойке раскаленную болванку, а Лева продолжал все бить, бить и бить. Через некоторое время он знаками что-то показал кузнецу и тот, улыбаясь, кивнул головой. Шток замер вверху, кузнец подошел к зрителям. Тут же кто-то из курящих достал спичечный коробок, высыпал спички в пригоршню, а коробок протянул кузнецу. Тот, раскрыл его и аккуратно поставил на нижний боек, смахнув перчаткой окалину. Лева, поймал мой взгляд и подняв руку, знаком указал куда смотреть. Убедившись, что мое внимание сконцентрировано в нужном месте он заработал рычагом, заставляя шеститонный шток с бойком носится в пространстве вверх-вниз, обдавая стоявших вокруг потоками горячего воздуха. С каждым качком вся эта махина, словно разгоняясь, опускалась все ниже и ниже над нижним бойком и вот в какой-то момент, повинуясь неуловимому движению Левиной руки, вдруг нырнула вниз. Все невольно замерли в ожидании удара, но шток в самый последний миг перед ударом снова взмыл вверх и замер, а на нижнем бойке остался стоять целехонький спичечный коробок …, но полностью закрытый.
Народ радостно загомонил, обсуждая успешный трюк. Лева спрыгнул с платформы, подошел ко мне:
- Это для тебя. – кивнул он на коробок. - Неси акт, ремонт принят, – и пожал мне руку.
- Кто подпишет? – спросил я.
- Я и подпишу. Пусть кто-то попробует оспорить, - улыбнулся Лева, вытирая руки, и уже тихонько шепнул мне в ухо, – Только ты это … про паропровод сильно не распространяйся. Хорошо? А Петрович будет тебе обязан, я ему все объясню.
Народ стал расходиться по рабочим местам, а я бросился к себе в цех, торопясь заполнить все бумажки для подписания такого желанного акта.
Уже возвращаясь с подписанным документом, я встретил у цеха нашего парторга. Тот остановил меня и поинтересовался:
- Андрей, так когда ж ты молот закончишь?
А я указал ему на кузню, откуда доносилось мощное бухание:
- Закончил уже. С обеда работает.
- Как работает? – парторг недоверчиво глянул в сторону кузнечного цеха.
- Так. Работает и все. Вот подписанный акт.
И я рассказал ему всю историю… Ну почти всю. Парторг по-отечески потрепал меня по плечу:
- Молодец! Ну, иди работай.
… Уже перед концом рабочего дня, когда я сидел по уши в своих нарядах и табелях, зашел старший мастер.
- Андрей, ты что сам рассказал парторгу как нашел причину поломки молота?
- Да, а что? Он же парторг. Он спросил – я ответил.
- Ну и дурак. Теперь он притащил комиссию из заводского парткома и из отдела главного механика, и рассказывает всем, как нашел причину неполадки. А про тебя ни слова.
- Как так? - я обомлел. – он же парторг! Так же не честно!
- Я тебе сто раз говорил, что-то сделал, приди расскажи мне. А теперь как доказать, что это ты разрулил? Тебе поверят или парторгу?
Я сидел с опущенными плечами и не знал, что сказать. Вот так чтобы прямо на глазах у всех украсть победу?! У кого? У молодого пацана, который тебе поверил! И кто украл? Парторг!
Старший мастер понаслаждался моим унылым видом:
- Ну ничего. Это будет тебе наукой. Здесь верить никому нельзя. А за молот не переживай. На заводе все давно знают нашего парторга. Болтун и хвастун. Поэтому все что он говорит делят не на два, а на восемь. Да и все, что он тут наплел потом переспросят у Левы. Да, кстати. Это тебе энергетик из кузни передал. – и протянул мне что-то замотанное в чистую ветошь.
Развернув тряпицу, я увидел замечательной красоты, мастерски откованный топорик.
- Из инструментальной стали. Заточен так, что карандаши можно точить. Петрович просил передать тебе большое спасибо. – Старший мастер довольно ухмылялся в усы. – Плотнику нашему отдай, он топорище сладит.
Но я был так расстроен, что не было сил радоваться такому подарку. Просто молча сунул его в стол.
На этом рабочий день закончился. Я побрел домой и даже отказался идти на море, настолько был расстроен случившимся обманом.
Новый день принес новые задачи и заботы. В постоянной беготне, нанесенная рана стала потихоньку рубцеваться, но через некоторое время я невольно стал отмечать изменения, которые стали происходить вокруг меня.
Ну, во-первых, все поголовно четырехразрядники вдруг стали здороваться и некоторые даже за руку. Во-вторых, начальство, если раньше и давало какое-то задание, то только через старшего мастера, а тут стали обращаться непосредственно ко мне, чем сильно подняли мою самооценку. А через некоторое время я вообще был направлен на достаточно статусное заводское мероприятие - совещание по внедрению новой техники. Спокойно разобраться в происходящем не давала моя суматошная работа, но тут прям грянул гром, среди ясного неба. Как говорится «ничего не предвещало». В комнату мастеров зашел тот самый вредный пятиразрядник, с размаху присел к моему столу, чего раньше никогда не было, и самым, что ни на есть дружеским тоном спросил:
- Мастер, я долго буду ходит в рваной спецовке? – и показал мне оторванный карман. - Выпиши-ка мне новую.
Я молча выписал требование. Слесарь взял бланк, внимательно прочитал:
- И еще. Василич, я возьму пару пэтэушников? Мне там больше сотни кронштейнов сверлить нужно, а мы с ремонтом кран-балки застряли. Я им все настрою, пусть сверлят потихоньку, а ты тут за ними присмотришь. Хорошо? – и не дожидаясь ответа вышел в цех.
Я молча сидел и смотрел на закрывшуюся дверь.
Технолог, улыбаясь, посмотрела на меня:
- Что это было? Ни тебе здрасьте, ни тебе спасибо … и прям Василич. Смотрю зауважали тебя слесаря, мастером признали. Поздравляю!
- Посмотрим. – буркнул я и пошел в цех проверить, что там вдруг понадобилось сверлить моим пэтэушникам.
Жизнь потихоньку налаживалась.

• - сорок лет на момент моей работы на заводе.