ЦВЕТЫ ЛЮБИМЫМ

ЦВЕТЫ ЛЮБИМЫМ
«…Яростна как смерть любовь,
Ревность тяжела как ад,
Искры их – искры огненные,
Пламя Божественного Суда…»
(«Песнь Песней» Царя Соломона)

«Аза ке мавэт аава» - «Яростна как смерть любовь»
…За несколько дней вокруг танка проросла зеленая трава. Это было чудом, ибо нигде больше не росло ни травинки…
И не могло расти на выжженной огнем глинистой почве, частично занесенной песком. Кое-где на поверхности торчали куски бетона, железной арматуры и холмики – развалины домов, засыпанных всепроникающим песком.
В этих местах только песок вечен.
На седьмой день после начала операции танковый отряд, обойдя Хан Юнес, остановился на развалинах еврейского поселения. Его поселения, там, где он родился и вырос, где работал с отцом в теплицах, на земле, дававшей щедрый урожай.
Сейчас, глядя на разруху и запустение, царившие здесь, трудно было представить себе, что всего лишь три года – три года назад – здесь был цветущий рай…
Пришедшие после евреев варвары разломали теплицы, сожгли деревья, перепахали зеленые лужайки. Они уничтожили все живое на этой земле, а потом изуродовали ее бункерами, траншеями, ржавой колючей проволокой. Они, несущие лишь хаос и смерть, оскверняли своим присутствием все земли, где бы они ни появлялись…
Но около танка проросла трава, и это было чудом.
Игаля позвали к командиру танкового звена. Часовые задержали старика-бедуина. Командир, зная, что Игаль жил здесь до размежевания, хотел удостовериться в личности арестованного, утверждавшего, что он сам пришел и что он хочет поговорить с главным.
Он сразу узнал старика. Тот был шейхом племени Джабалия, проживавшего в этих местах. Шейх неплохо говорил на иврите. Он обрадовался, увидев Игаля. За три года бывший поселенец не очень изменился. Только бородой оброс.
Шейх пришел с просьбой, передать «главному», чтобы армия не уходила. Шейх сказал, что все местные жители бывшего Гуш Катифа хотят жить под израильской властью.
Командир рассмеялся: «То вы выбираете Хамас, когда вам выгодно, то просите, чтобы мы остались!..»
Глаза шейха вспыхнули огнем, но он сдержался и ответил: «Мы не хотели вашего ухода. Нам было хорошо жить вместе с вами. Вся моя семья работала в этом поселении. Но вы ушли, оставив нас на милость жителей Газы и пришедших головорезов из Чечни, Афганистана, Московии и прочих мест. Что вы знаете про наши выборы? Неужели вы серьёзно думаете, что они были демократичными? Нет, нас заставляли голосовать за Хамас. И нас заставляли рыть туннели. Один из моих сыновей отказался на них работать, так вы знаете, что они с ним сделали?..
- Если человека подозревали в каких-либо связях с Израилем, то его участь была ужасной…
И вы виноваты в том, что мои внуки, малые дети, говорят, что они мечтают быть шахидами…
Все эти жители лагерей беженцев, горожане Газы, презирают нас, бедуинов, подлинных жителей этих мест. Оскорбления, которыми они нас осыпают, мы никогда не слышали от вас…
Неужели вы не понимали, что от вашего ухода пострадают все: и мы, и вы, и земля, - даже она уже ничего не родит…»
Шейх замолчал. В палатке командира стало тихо. И лишь какая-то блудная муха с жужжанием носилась по кругу, разыскивая выход на свободу…
Командир растерянно взглянул на Игаля и спросил: «Может, ты ему ответишь?..»
Игаль решил превратить все в шутку: «Мы принимаем твое предложение и остаемся в Гуш Катиф. Но у нас есть условия: вы принесете нам головы всех хамасников и живого Гилада Шалита. Это первое. Второе – вы уберете из сектора Газы всех пришедших туда с начала прошлого века. Третье – вы принимаете гражданство Иудейского Царства, которое будет создано в секторе Газы.»
Шейх был счастлив. Он схватил руку Игаля, долго тряс ее, а потом быстрым шагом вышел из палатки.
«Идиот!» - подытожил командир. – «Здорово ты его разыграл!..»
Игаль ничего не ответил.

«Тяжелей муки ада ревность любимого…»
…Политики были в ударе. Настал их «звездный час». Наконец-то, они могут доказать всему миру и, прежде всего, своим гражданам, что не зря едят свой хлеб.
Они ездили друг к другу, болтали на одном языке одно, на другом – другое, ссорились, оскорбляли друг друга, мирились и, наконец, договорились. Перемирие между Израилем и Хамасом было подписано. Правда, не удалось уговорить враждующие стороны, чтобы представители Израиля и Хамаса пожали друг другу руки. Пошли на компромисс: израильтянин стоял по одну сторону от президента и пожимал ему левую руку, а палестинец - с другой стороны – и пожимал правую.
Израильские войска начали отступление из Газы. Танки около Хан Юнеса должны были покинуть территорию бывшего поселения после обеда. Танкисты радовались, шутили, споро собирали всю амуницию.
И только Игаль не участвовал в сборах. Он сидел на танке и смотрел на зеленую траву около гусениц своей машины…
…Вдали показался бедуин на ослике. Это был шейх. Игаль подошел к нему. Шейх снял с ослика корзину и опустил ее на землю.
«Что это?» - спросил Игаль, сдерживая тошноту.
«Ну, это первое твое условие…» - объяснил шейх.
…Командир закричал: «Пошевеливайся, Игаль! Залезай в танк! Едем домой!..»
Игаль отвернулся от шейха, боясь увидеть его глаза. Потом, сгорбившись, пошел к машине…
…Он смотрел, стоя в открытом люке, как гусеницы давят проросшую траву, как уменьшается фигура старика в белом одеянии… Ему захотелось хотя бы еще на минуту остановиться и подышать воздухом родимых мест. Он отдал приказ экипажу. Танк остановился.

«Ревность любимого тяжела как муки ада…»
…Земля говорила ему: «Ты меня бросаешь! Я тебя так ждала. После того, как нас разлучили, я замкнулась в себе, не теряя надежды на встречу… И, когда вы пришли, я воевала вместе с вами против наших врагов…
Мои травы, которые могли превратиться в цветы для тебя, ты растоптал… Если в первый раз тебя прогнали с дубинками, то сейчас, вернувшись на танке, ты добровольно меня бросаешь?!. Я тебе этого не прощу. Третьего раза тебе не дано!..»
Зазвонил сотовый телефон. Он машинально открыл его и услышал отцовский голос. Отец спросил: «Где ты сейчас, Игаль?.. Он ответил: «Я сейчас дома…» Отец, не поняв, попросил разъяснения. Игаль объяснил.
В трубке стало тихо. И, чтобы как-то прервать напряженную тишину, Игаль, сам себе удивляясь, сказал: «Давай, папа, возвращайся домой…»
Его отец долго прочищал горло, прежде чем смог сказать: «Пожалуйста, сынок, больше никогда так не шути…»
И, если до этой фразы Игаль еще мог сказать, что он действительно шутит, то сейчас он захотел доказать отцу, что он говорит правду и что он действительно хочет, чтобы отец вернулся домой…
…Заговорила рация. Командир запрашивал, в чем дело и почему танк Игаля всех задерживает.
Игаль ответил, что он остается. Динамик разразился воплями, потом просьбами, потом – угрозами. Почти сразу же после того, как он смолк, с ним связалась военная полиция. Те объяснили Игалю, что такое преступление проходит по статье «изменник родины» и, если он не хочет сидеть всю жизнь в тюрьме, то должен подчиниться приказам командира.
Игаль не стал дискутировать с полицейскими и отключил связь.
Вновь ожил динамик, и приятный голос сообщил: «С Вами хочет побеседовать Тайный Советник Нового Ближнего Востока!..» и, не давая ошеломленному танкисту прийти в себя от удивления, рация заговорила самым известным в Израиле голосом. Он был вкрадчивым, успокаивал, усыплял и подчинял…
«Дорогой Игаль!» - начал советник. – «Должен Вам заметить, что восхищен Вашим поступком. Он, лучше всяких слов, доказывает, что Вы – настоящий патриот Израиля, человек честный, смелый и незаурядный. Признаюсь, мне очень нужны такие люди, как Вы. Прошу Вас, не откажите в моей просьбе… Вы ведь знаете, что я был взят моим отцом к известному праведнику, и тот меня благословил. После этого благословения все мои дела и поступки – только во имя Бога и Его народа. Итак, я прошу, помогите мне, согласитесь работать в моей команде. Поверьте, как в песне поется: «Что видно отсюда, вам там не видать…» Вы ведь имеете американский паспорт? Это намного упростит нашу задачу: на днях освобождается должность представителя нашего государства в ООН, и мне бы хотелось видеть Вас на этой должности. Завтра в час дня жду Вас в министерстве иностранных дел. И не забудьте американский паспорт!..»
…Игаль вспомнил, как он с Дорой в один из свободных воскресных дней, решили посетить японский культурный центр. Они захотели идти пешком. Пешая прогулка солнечным зимним утром по Манхэттену обещала быть приятной.
Они за сорок минут добрались до центра, но их ждало разочарование: центр был закрыт из-за «уикенда». Зато множество людей двигалось к зданию, похожему на книгу, поставленную «на попа». И они двинулись следом.
Оказалось, что это – здание ООН.
У входа в здание они увидели забавную скульптуру: огромный пистолет с завязанным узлом дулом…
В самом здании было весело: центр продажи сувениров стран – участниц ООН, книжный магазин, марочное фотоотелье, где вас сфотографируют, распечатают на марочной бумаге, и вы сможете, наклеив марку с вашем изображением, отправить это письмо своим друзьям из почтового отделения ООН…
Они попали на экскурсию по комплексу. Напротив главного входа на стене было огромное мозаичное панно: лица представителей всех народов, а в центре, занимая большую часть картины, - белобородый еврей, закутанный в талит, и надпись: «И возлюби ближнего своего, как самого себя»…
Всюду были цитаты из Торы и Пророков, а у одного из стендов, в котором был выставлен автомат «калашникова» экскурсовод остановился и объяснил, что гораздо легче дать ребенку автомат, цена которого несколько долларов, чем учить его много лет, как сеять хлеб… Над стендом была цитата из пророка Исайи: «… и перекуют мечи на орала…»…
…Игаль начал соображать, как можно приспособить танк к сельскохозяйственным работам. Наверное, это несложно: прицепить сзади какую-то железяку, вроде плуга, и при помощи танкового ствола подымать и опускать его…
«Ну, что ж, мой новый помощник? Согласны ли Вы работать со мной?» - спросил динамик.
«Господин советник! Для пользы дела и для введение меня в тонкости политики, скажите, пожалуйста, почему Вы не требуете освобождения Гилада Шалита?»
«Мой юный друг! Мы хотим видеть Маруана Баргути на свободе. Он гораздо больше подходит для управления Палестинской Автономией, чем Абу Мазен. Поэтому мы держим как козырную карту Гилада Шалита. Мы хотим создать ситуацию, в которой будет произведен обмен пленными, в результате которого Баргути выйдет на свободу…»
«Понятно», - произнес Игаль. – «Господин тайный советник! Приношу Вам свои извинения, но Ваше предложение принять не могу!»
Рация была настолько потрясена отказом, что некоторое время ничего не могла сказать. Наконец, тайный советник обрел дар речи и завопил старческим фальцетом: «Ах, ты негодяй! Да я тебя в тюрьме сгною!..»
Игаль отключил рацию.



«…Искры любви – искры огненные…»
Игаль дал приказ, и танк пополз назад и остановился возле участка с зеленой травой. Он предложил членам экипажа оставить его, но члены экипажа наотрез отказались покинуть своего командира. Они объяснили это тем, что, если ему придется стрелять, он не сможет сделать это в одиночку, одновременно управляя танком…
Игаль спрыгнул на землю и пошел к шейху, который все еще стоял на прежнем месте.
Игаль, указав на корзину, сказал: «Остальных приводи живыми!»
Шейх поинтересовался: «А топор у тебя есть?..» Игаль отрицательно покачал головой.
Шейх подошел к ослу, порылся в сумке, достал оттуда топор и вручил его Игалю.
Земля вдруг дрогнула. Со стороны Газы послышалось гудение. Белый столп дыма начал расти ввысь, достигая самого неба. Шейх, указывая пальцем на дымный столп, закричал: «Это царица смерти! Она погубит нас всех!..»
Игаль понял, что это значит. Разведке было известно, что Хамасу удалось провести несколько ракет дальнего действия, способных покрыть расстояние в 60 километров. Одна из них предназначалась для разрушения атомного реактора в Димоне.
И вот эта ракета уже в воздухе. Сияющая звезда на вершине облачной колонны, между тем, остановила свой разбег и начала падать вниз. Что с ней произошло – то ли заряд ракеты был усилен во много раз, то ли Хамасу поставили бракованную ракету, - уже никто никогда не узнает…
Она упала в центре Газы. Задрожала земля. По всей территории города, где были расположены склады боеприпасов, послышались взрывы. Через некоторое время глиняный холм, на котором стоял город, стал трескаться, разваливаясь на куски, и вместе со зданиями, сползать в море…
Море шипело, клубы горячего воздуха устремлялись ввысь и даже под водой твердое топливо ракет продолжало гореть адским пламенем. Время от времени оттуда вылетали куски раскаленного металла и, со змеиным шипением, падали в море.
Шейх сосредоточенно смотрел на жидкое кипящее месиво, которое только что было городом Газа и которое превратилось в войну стихий – воды и огня…
…Ветер трепал его белые волосы, развевал его одежды, выдувал песок вокруг его сандалий. На фоне желтых дюн, темного зимнего моря и подернутого тучами бескрайнего неба он казался пришельцем из другого мира…
«Со времени Содома и Гомморы люди ничему не научились… Среди миллиона жителей не нашлось и десяти праведников…» - задумчиво произнес он и замолчал.
Игаль хотел спрсить про Гилада Шалита, но почему-то не мог прервать это молчание.
Словно читая его мысли, шейх сказал: «Гилад у нас. Он не хочет иметь дело с теми, кто предал его.»
«Я его не предавал!» - обиделся Игаль. – «Меня самого предали!»
«Ладно, я ему передам…» - пообещал шейх.
Игаль протянул шейху топор со словами: «Надеюсь, он мне больше не понадобится…»
«Наоборот!» - возразил шейх. – «Теперь он тебе в хозяйстве пригодится. Возьми его. Хороший топор! И осла возьми. Назови его Барак. Поверь мне, он гораздо умнее других ослов. И на нем даже можно ехать…»
…Игалю показалось, что его кто-то зовет.
«Тебя зовут!» - сказал шейх и показал рукой в сторону танка. –«Иди туда!..»
Внимание Игаля привлекло нечто в гуще зеленой травы. Подбежав поближе, он остановился в изумлении: сквозь траву пробивались звездочки белых цветов…
Обернувшись в сторону шейха, Игаль не увидел ни его, ни его «даров». Лишь ослик остался. Увидев, что Игаль смотрит на него, он задвигал ушами, мотнул головой и пошел к своему новому хозяину…
Игаль потрепал его по шерстке и сказал: «О да, воистину, Барак, ты – мудрейший из ослов!.. Барак затряс головой в знак согласия и произнес: «И-а!...»

Чудо расцветшей земли вновь завладело им. Он присел около цветов и, как в синагоге, перед встречей Царицы-Субботы, начал негромко напевать своей любимой земле, подарившей ему цветы:
«Положи меня как печать на сердце твое
Как печать на руку твою,
Потому что сильна как смерть любовь
Ревность ее тяжела как ад,
Стрелы ее – стрелы огненные,
Пламя великое…
Воды большие не смогли затушить Любовь
И реки не зальют ее пламя…»
Со стороны Хан Юнеса послышался шум. Большая колонна легковых машин с зажженными фарами медленно продвигалась по бездорожью в сторону разрушенного поселения. Во главе колонны была машина его отца.
Игаль улыбнулся и продолжал:
« Ответил мой Любимый и сказал мне:
Встань и иди к себе, подруга моя, краса моя,
И иди к себе.
Вот ведь прошла осень,
Дождь пролился и прошел,
Земля покрылась цветами,
Время певчих птиц настало,
И голос горлиц слышен в Стране нашей.»
…Машины были уже совсем близко. Игаль встал и, размахивая руками, побежал им навстречу.

22-го Тевета 5769 года
От Сотворения Мира
Эль-Шму Иерусалимский