ДЕРЖИСЬ, АМЕРИКА! (окончание)

Юрий Иванович не заметил, что листает Евангелие, остановил взгляд на первой попавшейся строчке: « …Вынь прежде бревно из твоего глаза…» «Да, Иисус был поэтом – одни метафоры…» - Юрий Иванович усмехнулся, но книгу не закрыл… Когда глаза устали от напряжения, потому что сумерки уже давно стёрли очертания предметов, и строчки текста стали сливаться, книга была отложена на свободное место на столе, туда, где час назад умудрился примоститься Игорёк. Юрий Иванович задумчиво водил карандашом по чистому листу бумаги. Загадки и ответы, сомнения и прозрения – весь набор мысленной чехарды странно переплетался в мозгу и то томил, то умиротворял душу. Досадной и удивительной была мысль: « Почему раньше не видел то, что вижу сейчас? Всему свой срок? Так что ли?» Было понятно, что и сейчас вопросов больше, чем ответов, но теперь хотя бы можно было унять раздражение осознанием того, что не всё оказывается очевидным с первого взгляда. Он и раньше знал это, но знать и пользоваться знаниями – не одно и то же. Давать оценку чему бы - то ни было Юрий Иванович умел и даже любил. Это было увлекательно – расставлять всё и всех по своим местам. Таким образом можно было достигать душевного равновесия, потому что, давая оценку, ты сам вроде остаёшься в стороне, тебя это не касается, ты только судья… Главное, что поразило: он как-то привык применять это ко всем, кроме себя самого. Ему казалось, что себя-то он знает. Да, странно смотреть на себя со стороны, как бы чужими глазами, и оценивать новыми категориями. Но, почему-то становилось легче… Они зажёг настольную лампу, потянулся опять за Евангелием, но вдруг передумал. Нет! Нужно дать себе возможность уйти. Если захочется вернуться, значит – это именно то, что он давно искал…
…Когда сын окончил в школу, Юрию Ивановичу показалось, что какая-то невидимая пружина распрямилась и отбросила его назад. Словно кто-то, пробегая мимо, столкнул его с дороги. Нужно было подняться, определить направление и начать движение сначала, потому что пройдёт ещё немного времени, и собственный сын будет обходить его на поворотах. Слишком много лет потрачено на решение мелких проблем. А когда же жить? Суета, зряшная суета… Всё время кому-то что-то должен, что-то обязан сделать для кого-то. А где же отдача? От чего бежал, к тому и вернулся. Всё тот же ненавистный город, утомительный труд, грошовые радости…
…А смешной был Игорёк, когда только учился ходить. Цеплялся за палец и кривоного ковылял, высунув язык. Они тогда почти каждый вечер прогуливались неподалёку от дома. Отец и сын. Один - большой, солидный, в костюме и галстуке, другой – маленький, потешный, в ярких вязаных штанишках и такой же вязаной шапочке, обтягивающей пухлые розовые щёки. Всё-таки они были похожи не объяснимым образом неуловимо и трогательно. Когда сын устало засыпал на плече у отца, тот садился на лавочку, укладывал малыша на одну руку, а в другую брал книгу и читал, пока ни подходило время ужина. Тогда Юрий Иванович начинал тихонько щекотать Игорьку нос, щёки и наконец, разбудив, брал его за руку, и они шли домой, довольные друг другом. Появление в жизни отца женщины Игорёк воспринял спокойно, со временем привязался к ней, стал называть мамой. Даже косые взгляды и ворчание бабушки не мешали их хорошим отношениям. Юрий Иванович не без удовольствия ощутил, что может позволить себе заняться чем-то полезным – съездить на курсы повышения квалификации и даже засесть за диссертацию. В семейной жизни было много удобных моментов.
Должность ведущего специалиста Юрию Ивановичу предложили с условием, что он возьмёт интернов – утомительно, но необходимо. Пришлось согласиться. Льстило положение и грела зарплата. Правда, с диссертацией стало по - сложнее. Приходилось задерживаться на работе. Жена сердилась:
- Ты становишься для руководства не заменимым!
Юрий Иванович тоже сердился:
- Как, по-твоему, я могу ещё заработать?
- Нам разве не хватало?
- Лена, перестань! Сколько можно об одном и том же? Неужели тебе нравится сидеть в этом болоте? Нужно же к чему-то стремиться.
- К чему?
- По-твоему лучше топтаться на месте? Есть же перспективы.
- Я просто хочу жить нормальной жизнью, чтобы была семья…
- А я не хочу?! Пойми – я чувствую в себе силы идти дальше. Возможно, со временем появится шанс переехать в Москву или в Питер, а там, чем чёрт ни шутит, и за границу… Человек должен мечтать и стремиться осуществить…
- Когда ты последний раз общался с сыном?
- Это-то причём здесь?
- Прости. Это твоё дело. Просто мне кажется…
- А мне – нет! Игорь большой парень.
- Забыла тебе сказать. Вчера приходил один твой пациент. Помнишь, тот, со сложным диагнозом?
- Чего ему?
- Ничего… Хотел поблагодарить, наверное…
- В пределах разумного?
- Тебе не кажется, что ты становишься циничным?
- Ну, спасибо! Открыла глаза! А тебе не кажется, что ты меня пытаешься воспитывать?
Хлопнув дверью, он ушёл в свой кабинет. Что это последнее время все учат? Даже сын вздумал рассуждать, что нужно, что не нужно… Делом нужно заниматься. Вот – людей лечить нужно – это и есть дело. Вспомнил Рыжикова – смешная фамилия у парня – того, со сложным диагнозом. Зачем приходил, интересно? Юрий Иванович его, действительно, спас. От количества взаимоисключающих лекарств тот начал покрываться зудящей сыпью. Лежал с напряженным лицом, стиснув зубы, и на врачей смотрел с нескрываемой неприязнью. Юрий Иванович осмотрел худосочное тело и по какому-то наитию, а, возможно, соединив добросовестно в сознании весь свой багаж из прочитанного и опытного материала, неожиданным образом поставил правильный диагноз, чем избавил бедолагу от долгих мучений. Гордость тогда переполняла, и завистливо – хвалебные отзывы сыпались со всех сторон. Юрий Иванович даже купил за свои деньги Рыжикову дорогое лекарство один раз. Потом как-то закрутился с делами, ушёл в отпуск и вспомнил о парне, когда тот уже выписался. Теперь, наверное, всё-таки, приходил отблагодарить. Чем, интересно? Шампанским с конфетами, скорее всего. Юрий Иванович не любил шампанское и не ел конфет.
Воспоминания о разговоре с женой вызвали в душе обиду. Кто ей дал право? Тоже мне – святая! Как транжирить заработанные мужем деньги – так это её не коробит. С неба они что ли сыплются? Он распалялся и, чем больше уходил в состояние праведного гнева, тем яснее осознавал, что таким образом пытается успокоить свою совесть. Было противно в душе, копошилось что-то мелочное, недостойное… Поэтому и не сказал Елене это всё в лицо. Но, в конце-то концов, для кого он старается? Нет… Не то! Словно тонкую паутину, не получается зацепить нужную мысль, чтобы выйти из этого лабиринта…
В очередную годовщину смерти отца Юрий Иванович приехал на кладбище один. Так ему захотелось. Не сразу нашёл могилу – деревья выросли, кусты сирени скрывали ограду. Смахнул со скамейки опавшую листву, сел грузно, устало. Солнце, яркое, горячее, ложилось жёлтыми пятнами на грязный мрамор. Юрий Иванович достал из кармана платок, вытер с портрета отца пыльный слой. « Ну, здравствуй…» - Юрию Ивановичу показалось, что это произнёс кто-то другой. Холодная водка обожгла горло. Тихо как… Что сказать? Выпил ещё, ослабел: «Видишь, отец, один я пришёл. То ли спросить что хотел, то ли рассказать… Ты бы обязательно нашёл правильные слова. Ты всегда знал, как нужно, знал – почему…» Сигаретный пепел падал на дорогой плащ. Юрию Ивановичу было тяжело, как-то не дышалось. Ему хотелось сказать: «Прости!» - но он не мог понять, за что, в чём виноват – чувство вины было непривычным. Выпил ещё водки. Защипало глаза, жаркая волна ударила в лицо… Он не сразу понял, что плачет. Трясся плечами, по-детски сморкаясь в испачканный пылью платок, потом затих.
Кто-то взял Юрия Ивановича за плечо:
- Эй! Живой?
- Что? Чего…
- Да, я смотрю: спишь или того – поплохело?
- Нормально, - глянул на незнакомца - Вы кто?
- Жена у меня здесь, вот - пришёл проведать.
- А я вот к отцу…
Мужчина подошёл поближе к памятнику:
- Что-то лицо знакомое. Фёдоров Иван Ильич? Так это же… Так я же знал его, то есть, врач это наш участковый, - удивлённо потёр лоб, сел рядом на лавку - Тесен мир. А Вы – сын, значит?
- Помянем? – Юрий Иванович плеснул водки в стакан.
- Царствие небесное! - незнакомец выпил залпом, вытерся тыльной стороной ладони, - Да… Мужик был. А ведь если б не он, я бы на много лет раньше овдовел – лечил он мою Полину – то. А вот умер, и она в скорости за ним… Да… Вот как получается. Потому и могилки не далеко друг от друга. Она мне перед смертью сказала: «Будешь за меня свечки в церкви ставить и за Ивана Ильича ставь - он мой ангел – хранитель был». Так что, я её наказ выполняю… Сами-то по профессии кто будете?
- Врач.
- Ну, да – это хорошо, это правильно.
- Думаете? А я вот не знаю… Не знаю, будет ли за меня кто-то свечки ставить, когда умру…
- А это - что заслужите. Отца Вашего многие добрым словом поминают, я думаю. Для людей жил, вот они его и помнят. А то – иной вон и старается, да больше для виду, чтобы показать себя – вот, мол, я какой молодец, а отец Ваш настоящим был, без всяких там театральностей. Жалел людей… А что сомневаетесь, так это хорошо – сомневаться надо, полезно даже. Дураки только не сомневаются, думают, что всё знают про себя и про других.
- Да… дураки… Что-то меня развезло.
- Без закуски – то не надо было. Ну-ка, пойдём, я Вас доведу до автобуса.
Юрий Иванович почти забыл о её существовании, и вот – на тебе, приехала. А что поделаешь – мать всё-таки Игорьку. Встретиться договорились в кафе. Он пришёл пораньше, сел у окна, чтобы издали ещё разглядеть. Не получилось – не узнал. Даже удивления скрыть не сумел: перед ним стояла красивая, зрелая женщина, очень не плохо упакованная - он разбирался в хороших вещах.
- Ну, здравствуй, Юрик!
- Здравствуй! Прекрасно выглядишь.
- Ой, нет, я прилетела сегодня утром, не отдохнула толком.
Юрий Иванович насторожился ещё больше – откуда это она прилетела? Ему всё больше и больше не нравилась эта встреча:
- И где же ты была?
- Дома была – в Америке.
- Ты… живёшь там?
- Удивлён? Помнишь, мечтали: « Держись, Америка!»?
- Чем же занимаешься?
- Я – художник.
- Рад за тебя.
- Да, перемены есть, - она покрутила на пальце одно из колечек с брильянтом, поправила на шее цепочку. « Да, вижу я всё, - Юрий Иванович внутренне рассмеялся, - Интересно: это она все цацки нацепила, что были, или ещё дома что-то осталось?»
Анна явно не решалась спросить о сыне, Юрий Иванович помог ей:
- Игорёк жив, здоров, если тебя это интересует.
- Интересует. Спасибо! А чем он занимается?
« Дурака валяет» - хотел сказать, но осёкся, пожал плечами:
- Как все в его возрасте – ищет себя.
Анна вдруг протянула руку и положила ладонь на сжатый кулак Юрия Ивановича:
- Расслабься – я же никому не желаю зла.
- Ты о чём?
- Мне казалось, ты уже мог и догадаться. Я хочу увидеть сына.
- Твоё право.
- Это ещё не всё… Давай выпьем.
- Что будешь?
- Я бы коньячку. Может, бутылочку осилим, как в старые добрые времена?
- Может и осилим. А не боишься?
- Чего?
- Что, как в старые добрые времена, откажут тормоза?
- Нет. Это всё в прошлом. Я неплохо устроилась – солидная фирма, свой дом.
- Постой, ты же художник…
- Ну… да… в рекламном агентстве… Мной там довольны. Но, я пишу в свободное время…
- Понятно…
Выпили, поболтали о пустяках, стало хмельно и свободно.
- Юрик, постарайся меня понять… Помнишь, как мы мечтали, что наш сын будет учиться за границей, что…
- Я понял. Ты приехала за ним?
- Пойми – это же не для меня. Я могу ему помочь. Ну, что он будет здесь делать? А там… Ты же сам мечтал о перспективах. Неужели ты не хочешь, чтобы Игорёк добился в жизни большего, чем...?
- Чем я?
- Ну, ты же желаешь ему счастья?
- Например, как у тебя? Значит, твоя мечта сбылась?
- Мне нравится, как я живу.
- Я это понял. От меня-то ты чего хочешь?
- Поговори с ним.
- Рассказать, как ты его любила все эти годы, как скучала?
- Ты жесток.
- Хорошо, я поговорю с ним. Мне пора.
Юрий Иванович не включал свет, словно так можно было уйти от реальности, обмануть время. Он всё прокручивал в памяти разговор с сыном и, то ругал себя последними словами, то убеждал в правильности того, что говорил: « Пусть едет – здесь никогда не достигнуть того уровня жизни, как там. Вон, Анна, словно новогодняя ёлка, увешана - явно здесь бы не потянула на такой антураж. Вот тебе и рекламная мазня… Да… А всё-таки было ведь тогда что-то в её картинах самобытное, живое… Жаль. А с другой стороны – Игорёк пока сам не знает, к чему у него есть способности – болтается из стороны в сторону. Молодые сейчас вообще работать не хотят – им нужно всё и сразу. Вот пусть его мамаша и расстарается за все прошлые годы хоть сейчас, создаст сыну условия для нормальной, счастливой жизни… Господи! Что я несу?!» Он обхватывал голову руками. Посоветоваться было не с кем – жена никогда не станет лезть в такие дела – это же не её ребёнок. Был бы жив отец… Отец. И что бы он сказал? Кстати, который час? Щёлкнул выключателем – по времени уже закончилась посадка в самолёт. Ну, значит, так тому и быть… «Главное, что я справился со своим эгоизмом - позволил сыну сделать свой собственные выбор… Будь я проклят!» - Юрий Иванович резко встал, постоял с минуту у окна, подошёл к полке с книгами, отыскал серый переплет, повертел книгу в руках и, открыв, сел за стол.
Он не обернулся на звук открываемой двери – не хотел, чтобы жена вздумала что-то спрашивать, намеренно не поднял головы, когда медленные шаги затихли у его стола.
- Что читаешь?
Юрий Иванович вздрогнул.
- Что читаешь, па? – Игорёк взял в книгу – Евангелие… Ну и что там интересненького пишут?