Натурщицы

Представьте себе вагон электрички полный людей и одна из женщин там – совершенно голая. Странно? Абсурдно? Но именно так выглядела мастерская, где мы студенты рисовали обнажённую модель. И чтобы можно было работать в этой нестандартной ситуации, всему этому должна была быть придана естественная атмосфера. Как же это было?

Ученики художественной школы начинают учиться рисовать человеческую фигуру с копий античных скульптур и приступают к работе с натурщиком или натурщицей в 10-м классе, когда рисовать человека уже в принципе умеют. Вряд ли кто спокойно и сосредоточенно сможет изучать пропорции, формы, светотень, если перед ним сразу поставить обнажённую натурщицу, ведь для этого отбирали хорошо сложенных молодых женщин. Нам было по 16-17 лет. И тут перед тобой ставят 20-летнюю девушку и целых два часа ты должен её разглядывать. И не только разглядывать, но и рисовать, а значит, изучать каждый квадратный сантиметр её тела.

Она, обнажённая, перед нами, мы полукругом вокруг неё, учитель уходит, закрывая дверь, и воцаряется неловкое молчание. Девчонки из нашего класса подсмеиваются над нами, но как сосредоточиться на работе нам? Мы же нормальные парни. Однако уже на первом занятии я заметил следующую вещь. Да, ты видишь её, но ты видишь и белый лист перед собой. Тебе надо эту обнажённую фигуру разместить на этом листе, правильно передать пропорции, а у тебя не получается. Фигура оказывается или слишком сдвинутой к краю листа, или слишком крупной, а значит, надо всё стирать резинкой и начинать сначала. А время идёт, скоро появится преподаватель и разнесёт тебя в пух и прах. А потом ведь будет смотр и, если работы твои будут плохи, то ты вылетишь из школы. И снова начинаешь биться над фигурой. Вроде разместил, проверил карандашом пропорции. Теперь надо начинать моделировку формы. Начинаешь вглядываться в тени и рефлексы. Для придания большего эффекта объёма обращённую к тебе коленку или локоть делаешь чуть активнее, чем более отдалённое бедро. Что-то получается, ты радуёшься...
Как Вы уже поняли, всё больше углубляясь в работу, ученик забывает, что перед ним - обнажённая женщина. Вся энергия, мысли, усилия направлены к одному – хорошо нарисовать. Напряжение большое, расслабляться нельзя.

Когда я поступил в Академию художеств, в один из первых же дней я увидел приятеля-старшекурсника и спросил у него, кого мы сегодня рисуем. (На некоторых занятиях курсы смешивали, чтобы можно было поучиться у более опытных студентов). Он назвал имя натурщицы и добавил странную фразу: «Она просто Богиня!»
Когда натурщица встала на подиум и сняла халат, я вспомнил те слова и что-то почувствовал в общей атмосфере мастерской, что сделало слова приятеля мне более понятными. Он этим словом определил не только её красоту, но и тип отношения к ней.
Это было большое помещение, парней и девушек было поровну, человек по двадцать. Рисовали мы сразу двух натурщиц, которые стояли в противоположных сторонах мастерской. Я сразу же отметил атмосферу полной сосредоточенности. В перерыве, когда натурщица накинула халатик, вышла в коридор с несколькими студентами, я оказался неподалёку от них и услышал разговор на какую-то житейскую тему. Не было никакого заигрывания, ничего такого, что происходило тут же, в двух шагах от них, между парнями и девушками с разных курсов. В отношении к натурщице было что-то необычное. В Академии человек сразу же попадал в какое-то поле, которое захватывало, подчиняло и трансформировало его. Человек, попавший в эти стены, быстро понимал, что к чему, и учился не только рисовать обнажённую фигуру, но и по-новому её воспринимать. Я имел возможность видеть, какой во время учёбы царил “декамерон” между парнями и девушками, особенно на летней практике в полях и лесах, куда уезжали каждое лето на 2 месяца. Многие замужние студентки быстро забывали о мужьях. Но натурщицы были окружены каким-то непонятным, негласным табу.

Всем ясно, что существуют женщина, мужчина и притяжение страсти между ними. Но в отношении даже самых красивых натурщиц этот основной инстинкт не работал. За все 6 лет учёбы я не видел ни малейшего намёка на интрижку или флирт. Я же был в центре этой жизни, мне было бы известно. В жизни я вижу подобное только по отношению мужчины к своей сестре. Но почему это происходило?

Тут, наверняка, много причин, в том числе и та, что ученики с 14 лет проходили через ежедневное рисование античных фигур или их частей. И вот эти образцы вдруг ожили. Натурщики - мужчины были сложены великолепно, многие пришли из спорта или цирка, о женщинах я говорил. Это была ожившая Эллада. Ошеломляющие тела! Что-то перешло на них от гипсовых Афродит и Диан, что мы рисовали в школе. Но это не главное. У человека есть душа и совесть. И это, видимо, срабатывает, когда для тебя кто-то обнажается полностью. Человек открыт и беззащитен в этой ситуации до предела. Это лакмусовая бумажка для проверки твоей души, для проверки того, чего ты стоишь.

Вот одна история. С утра у нас было 4 часа рисования обнажёнки, как мы это называли. Мы с другом шли на занятие, уже подходили к Академии, и тут он заметил молодую девушку впереди. Глаза его загорелись, он толкнул меня локтем и говорит: «Смотри, какие ножки!» Но пришлось ему от ножек отвлечься, так как мы уже подошли к нашему зданию. Натурщицу, которая к нам пришла, мы никогда прежде не видели. И ножки у неё были ещё лучше, чем у той девушки на улице. Она была новенькой, и так получилось, что именно у нас должен был пройти её первый день позирования. Она раздевалась в первый раз. Ей было лет 19-20, и она так волновалась, что её левая грудь дергалась от сердцебиения. Девушке было так страшно, что, казалось, она сейчас упадёт в обморок. Тут мой друг, недавно ещё такой игривый, стал творить чудеса. Вдруг опрокинул банку с водой (мы рисовали акварелью), началась суета с вытиранием пола, кто-то пошёл за тряпкой, казалось, о натурщице все забыли. Снова сели рисовать. Она уже к этому времени успокоилась. Все вели себя так, словно рисовали натюрморт из фруктов. Между нами шли обычные разговоры и анекдоты. Вошедший преподаватель тоже внёс свой вклад в разрядку напряжённости. Он стал с юмором критиковать каждый рисунок и издевался над нами так, что натурщице стало смешно. Теперь её груди вздрагивали уже от смеха. А на первом же перерыве все общались с ней, словно были знакомы сто лет, а мой друг попросил у неё двушку, чтобы позвонить из телефона-автомата, хотя, подозреваю, что двушки у него были. Но контакт с ней был установлен, и напряжения на занятиях уже не возникало. Мы уже были одним племенем.
Добавлю, что мой приятель потом женился на этой натурщице. И женат на ней до сих пор.

Натурщицы и натурщики были частью нашей стаи, они были нашими единомышленниками. Нам позировали и женщины в возрасте, мы рисовали их портреты. Эти женщины были нашими мамами. Они могли и угостить чем-нибудь вкусненьким, помочь деньгами, чтобы перебиться. Я помню, что в отсутствие преподавателя, на первых порах, такая опытная натурщица подсказывала нам, что этот преподаватель не любит и какие замечания обычно делает.
Я помню их всех: и натурщиц–сестёр, и натурщиков-друзей, и натурщиц-мам…