Лёжа на койке в одиночной камере следственного изолятора, Нина задумалась над источником людской боли. Времени на раздумья у неё теперь было предостаточно. И Гараниной хотелось не просто проанализировать все печальные события своей жизни. На этот раз она хотела добраться до их корня.
И искать его, несомненно, нужно было не где-то вовне, — а в своей собственной душе.
Нина попыталась вспомнить тех страдающих, кого она в разное время встречала на своём жизненном пути. Кто-то страдал, борясь с несовершенством; кто-то боялся, что его никогда не полюбят; третьи паниковали, когда теряли какую-либо внешнюю опору; кто-то приходил в исступлённую ярость, когда над его личным пространством нависала хотя бы малейшая угроза… И, наконец, Нина подумала о самой себе. Сейчас она была арестована Чернобродовым, — но в своей внутренней тюрьме она томилась уже очень давно. И Помыслов тогда действительно попал в точку…
Проблема Нины определённо заключалась в ощущении себя нелюбимой и отвергнутой. Гаранина всегда боялась, что её никто по-настоящему не полюбит и не поймёт — из-за того, что, дескать, «её необыкновенно сложную натуру в принципе невозможно по-настоящему понять!» И к мужчинам это относилось в первую очередь. Порой эта вера в свою «негативную особенность» позволяла Гараниной получать извращённое удовольствие от ощущения себя жертвой обстоятельств. Тогда она впадала в меланхолию и саможаление, втайне надеясь, что кто-нибудь из окружающих это заметит — и «подставит плечо». По сути же это просто было одной из форм энергетического вампиризма! Когда же ощущение себя жертвой приедалось, а энергии «подставивших плечо» переставало хватать, Нина начинала заниматься самоедством. Она неистово злилась на саму себя из-за своих недостатков… и в такие моменты пыталась взять ситуацию в свои руки, принимаясь отчаянно искать пути к изменению себя. Однако её систематическое неприятие своего эмоционального состояния всё больше и больше усиливало и без того колоссальное внутреннее напряжение. Петля негатива всё туже затягивалась в её душе. Конечно, всё это совершенно не позволяло хоть как-то радоваться жизни. А негативный эмоциональный фон — по принципу замкнутого круга — ещё сильнее усугублял положение вещей и во внешней жизни девушки.
«А что будет, — задумалась Нина, — если, к примеру, Помыслов перестанет внутренне бороться с ощущением собственной безполезности? Если он ПОЗВОЛИТ СЕБЕ ПОБЫТЬ БЕЗПОЛЕЗНЫМ? А я сама перестану противиться ощущению себя непонятой и нелюбимой? Что, разве „безполезность“ и „нелюбимость“ — это причина быть вычеркнутыми из Жизни? Нет! Мы всё равно являемся неотъемлемой частью Единой Жизни — даже если в нас что-то и несовершенно! Да услышат меня господа перфекционисты!»
В этот миг Нина испытала необычайную любовь ко Всему Сущему. Она больше не боялась быть не понятой, никому не нужной и никем не любимой…
«Я люблю Жизнь — и благодарю её за то, что она позволила мне познать, что такое быть нелюбимой! И я разрешаю себе быть нелюбимой! Я с готовностью принимаю этот жизненный урок! И также я принимаю этот урок физической несвободы, пока я заключена под стражу», — словно прокричала душа девушки.
И тут какой-то незримый свет начал наполнять собою всё существо Нины. И этот Свет был самою Любовью… Нина ощутила её и физически тоже — само её тело преисполнилось необычайной жизненной мощью, пронизывавшей каждую его клеточку. И, наконец-то, Нина почувствовала Безусловную Любовь и к самой себе — просто потому, что она ЕСТЬ! Это была Любовь того Несказуемого и Безпредельного, что каждый из нас несёт внутри себя — и что ощущается нами, если мы себе это позволяем. Это была Любовь самого Бога, венчающая собою Всё! А когда мы чувствуем ЭТО, потребности в любых внешних опорах и в чьём-то признании уходят сами собой. И теперь Нина была от всего этого свободна.
«И что же будет, если каждый человек примет ту часть себя, которую он привык отвергать? Ведь эти частички наших душ — непонятые, испуганные, забытые, отвергнутые — больше всего нуждаются именно в нашей любви! Они просят, чтобы Свет нашего Сознания пролился на них, — и чтобы мы обратили на них своё внимание! Чтобы мы признали, что мы боимся, ненавидим, заблуждаемся… И тогда все эти виды отрицания трансформируются в Осознание, в Принятие — и во Всепоглощающую Любовь! Мы принимаем отвергнутые части себя, — а они после этого сливаются с нашим Сознанием, отдавая Ему себя без остатка. Ведь это же и есть О-СОЗ-нанность — осознание различных сторон себя и этого мира! А кто им обладает? Осознанный и целостный человек!
Нина благодарила Жизнь и за то, что сейчас она была арестована. Не случись этого, — если судить по очевидности, неблагоприятного — обстоятельства, не факт, что ей бы удалось посмотреть на своё, — а также на общечеловеческое — страдание под иным углом зрения. И только что — благодаря этому своему новому взгляду — Нина обрела нечто безценное: неведомую ей доселе внутреннюю свободу. Но оказалось, что это были ещё не все её приобретения за сегодняшний день.
— Гаранина! На выход! — Нина услышала голос сержанта, приглашавший её на беседу к бывшему начальству.
Сидя в допросной — теперь уже по другую сторону — Гаранина смотрела в морщинистое и злобное лицо Чернобродова. И в ту минуту она более не жалела ни о чём.
— Зачем ты отпустила его? — старался сдерживать свой гнев полковник. — Ведь благодаря ему мы бы вскоре могли задержать и самих Хозяина с Матерью!
— Вы бы никогда их не задержали, — спокойно ответила Нина.
— Что ты хочешь этим сказать? — глаза Филиппа Павловича гневно сверкнули.
— Вы не поймёте, — ответила Нина. — Я хочу в камеру.
— Ах так!.. — Чернобродов поднялся со своего места. — Ты, соплячка!.. Да я тебе… Так, что это за ерунда?!
Нина действительно не собиралась больше сотрудничать с тем, кто долгие годы делал её жизнь всё хуже и хуже. Теперь она думала о том (или, может быть, всё же о тех?), кто позволил ей услышать голос своего сердца буквально за считанные часы… И он был из совсем иного мира, чем жестокий Чернобродов… и вся эта жестокая цивилизация…
По всему полицейскому отделению раздалась музыка. Та самая, которую не сумел показать Гараниной Дмитрий Помыслов, когда уронил свой смартфон на тротуар.
«Дорогая моя, ты не одна! — Нина услышала в этой чудесной мелодии посыл к себе. — Тебя любят — и тебя понимают. Ни одна твоя мечта не предана забвению! Верни же свою веру — и найди в себе силы, чтобы продолжать мыслить о прекрасном: о Всеобщем Единстве, о Безграничной Любви! В Луче своего Света ты уникальна, но на своём пути — ты не одинока. Мечтай, твори, люби!»
— Филипп Павлович? — раздался незнакомый Гараниной женский голос.
— Да, а что такое? — обернулся к источнику голоса Чернобродов.
— Меня зовут Ольга Римская, — сказала стройная и красивая девушка в полицейской форме. — На данный момент я возглавляю это отделение по распоряжению временного управляющего органа. Господин Чернобродов! Вы арестованы за жестокое обращение с подозреваемыми, нанесение тяжких телесных повреждений, сокрытие улик, укрывательство преступлений и взятки.
— Да кто ты такая? — взъярился Чернобродов, в то время как два сотрудника полиции скрутили полковника — и защёлкнули наручники за его спиной.
— Ольга Римская? — привстав со стула, Гаранина как заворожённая смотрела на новую главу отделения.
— Нам с тобой будет о чём поговорить, Нина, — сказала Римская, жестом приглашая бывшего следователя покинуть допросную комнату. — И ко мне можно на ты. Конкретно тебе можно. За тебя попросили твои друзья.
— Оля, а ты правда… — Гаранина не знала, как спросить.
— Я существую, — сдержанно улыбаясь, сказала Римская. — Иди переоденься. Мы едем в одно очень красивое место. И кое-кто пригласил тебя на свой день рождения.