Преодоление. Часть 1. Прыгуны. Глава 33. Напёрсточники

Глава 33. Напёрсточники

Тула. Торговые палаточные ряды по улице Пирогова. Центральный рынок. Конец ноября 1999 года

Игра в напёрстки известна миру с 1790-го года, а исток её обретается в Англии. Но тогда с людьми на деньги не играли. Не заморачивали любопытствующих интересантов за установленный тариф и быстровозрастающий выигрышный куш попыткой угадать «где шарик». В средневековье таким проявлением фокусники попросту развлекали простонародье, а вот воришки тем временем чистили карманы зевак средь потешающейся публики. В СССР, а в последующем и России, напёрсточники появились на улицах городов в середине восьмидесятых годов прошлого столетия — вместе с продвижением перестройки, её креативным веяньем, вольнолюбием и вольнодумием. В числе перестроечных всеразгульных поветрий, эта древняя игра наперво обрусела, многозначительно осовременилась, выразительно модернизировалась и реально превратилась в лохотрон, то есть преобразовалась в один из способов отторжения или изъятия денег у доверчивых и жаждущих быстрого обогащения граждан. В толкотне ротозеев, окружавших чудодея-верховода, также промышляли и профессиональные щипачи, что, кстати, идеально перекликивалось с первоначальной канвой этого шаромыжничества. Почти в каждом городе страны любая крупная банда имела своих напёрсточников.

В девяностые годы популярность такого жульничества неизмеримо возросла, потому как заработать на «быдланах», то есть сшибать бабосы с простосердечных идиотов теперь стремились все, кто располагал для этаких проделок сопутствующими нахальством и бравурой, а также разрешением бандитов. В итоге, квалификация или подготовленность аферюг резко снизилась. Например‚ дилетант тупо зажимал поролоновый шарик между пальцами и стенкой стакана (или другой имитацией напёрстка), что при пристальном взоре могло быть замечено. Настоящие же виртуозы дуриловки — шарика и трёх напёрстков, (которые ловкими руками путано перемещались на столике) представляли порой восхитительные, испоредь магические трюки. Сродни чудесам! Впрочем, дилетантам или коекакерам было наплевать, ибо когда клиент делал ставку, передав купюру, она уже не возвращалась к нему ни при каком раскладе. Представьте! даже если происходила невидальщина, и лох выигрывал, выбыть из игры ему всё равно не давали: «Либо играй ещё — либо возвращай все бабки». Выиграть в напёрстки была неосуществимая затея.

По прошествии лет, граждане помаленьку начинали въезжать, что эта игра — надувательство, чистой воды обдираловка, а следственно как итог — количество желающих осмелиться рискнуть помалу уменьшалось. Но и разводилы не прозябали в дрёме, разыгрывая замысловатые сценарии вовлечения легковерных лохушников в игру-западню.

* * *

Довершался ноябрь, а снег так и не намеревался выпадать. Погодка, владычествовала промозглая и безблагодатно-пасмурная. Этим утром Вовка Журавлёв наперекор стихии, в приподнятом настроении проследовав по оживлённой улице Советская, подошёл к пяточку перекрёстка трёх улиц и застыл на распутье, вроде как выбирая направление. Чуть левее позвякивали поворачивающие на Оборонную улицу трамваи, шуршали легковушки и автобусы. Отсюда начиналась барахолка, а потому уже было суетно и многолюдно. Устремляя обзор напрямик, поверх среднестатистического, всякий не обделённый выдумкой созерцатель, пришедший сюда, подметил бы в верховье шумливой и порывчатой реки человеческих голов живописно возвышавшуюся вдалеке, на горизонте, над всей этой суетностью, церковь «Всех Святых». А сегодня, густой белый туман, как молоко, обволакивал божий храм, простилаясь под ним так, что создавалась невыразимая на словах видимость, будто бы старинное долговечное здание стояло на облаке, в небесах — возносясь над всей этой повседневщиной и кутерьмой.

Торговали все. Россия как будто вернулась в ХIХ век: в городах появилось множество лоточников, и каждый из них мог не только продать свой товар, но и обменять его на соседский. Вполне уместно подметить, что именно такая кооперация и помогала многим выживать в условиях «шоковой терапии» и галопирующей инфляции.

Испокон веку здесь, в центре этой площадки, обретались книготорговые ряды. Чуть в сторонке, ближе к Оборонной, прямо вдоль забора, наличествовал всегда автономно пристраивающийся микрорынок животных. Тут можно было завсегда приобрести от беспечно плавающих в аквариумах (с подогревом!) декоративных рыбок до преданного друга, в виде породистого щеночка, или нечто вроде дармового котёнка, вырастающего со временем в самодостаточного кота — или кошечку. Не затрагиваем другой живности.

Володя двинулся неспешным темпом, обходя и протискиваясь посредь повсеместно толпящихся эвентуальных приобретателей. На небольшом участке расставленных кое-как, рядками, ветхих столах-прилавках (у кого под клеенкой, у кого под чистым небом) там и сям тесненько понатыкано находилась собранная в одном сборище (и нулевая и бэушная) всяческая книгопечатная литература. Разнообразие литературы наличествовало баснословно обширное. Тут была словесность и художественная, и специальная, и техническая … и журналы и даже газеты пребывали всех минувших времен и периодов. Беспорядочной грудой, кривыми и извилистыми кипами, мозолили глаза учебники всевозможных дисциплин: задачники, пособия, хрестоматии, буквари и букварики, атласы и календарики. Красочностью и суровостью выделялись кораны, библии, бхагават-гиты и священные книги других религий и концессий. В общем, присутствовал весь литературный непочатый край! — от бестселлеров до никому не нужных памфлетов и брошюр.

— Какова цена? — присмотрев желанный, давно искомый томик Достоевского с романом «Преступление и наказание» и ткнув пальцем в переплётное издание, поинтересовался Журавлёв и, услышав подходящую и доступную цену, настоятельно распорядился:

— Братан, ты же до обеда! Отложи фолиант … по возврату, приблизительно через три-четыре часика, заберу.

Отсчитав залог и получив заверение продавца, сухопарого мужичонка с кустистыми бровями, он проследовал далее, ступив на улицу Пирогова и окунувшись в бурлящую живостью «реку». Проскользнув мимо разнообразной модификации аппаратуры, выставленной на обозрение придирчивого наживателя, он скорым ходом миновал набитые до отказа прилавки, давившиеся аудио- и видеокассетами и с записями, и без … и уже засим устремился в самую гущу торговли. Улица, зажатая с двух сторон стародавними домиками, вереницей тянувшимися вдаль, была полна заинтересованностью и участливостью, а порой и бранью. Всякого рода шатания, блуждания, хождения, перескоки да перебежки или всё-таки народное беспрестанное порывчатое клокотание обретали, с соответствующим гулом, несомненно, имитацию быстротечной бурливой горной речки. Всеместно: кто-то приценивался, кто-то рассматривал или выбирал надобный для покупки предмет обихода, а кто-то бесстыже (несмотря на крепчающий морозец) до полунага раздевшись, мерил обновку. Метров на триста простираясь трехрядьем до пересечения улицы Каминского, ведущей к главному входу на Центральный рынок, (которая тоже была максимально перегружена) теснились различной высоты тентовые палатки, завешенные и заставленные ширпотребом. Предлагались тысячи дешёвых и дорогих, ношенных и не употреблённых, до девственности новеньких вещей-вещичек для имущих и нищих … лишь бы выгодно сбыть и уцелеть! а по возможности ухватить птицу-удачу за хвост и заквасить свой бизнес.

После дебютного (того самого) опробования бандитского бизнеса, когда их банда Охотников окружила Мышку и Дрозда, когда маленький пацанчик надоумил здоровил каким образом вести легальный охранный бизнес, Владимир о многом задумался и, пересмотрев, сделал надлежащие выводы. Занимаясь с товарищами подбором клиентов, принимаемых под свою опеку, он вторым делом, наведался за консультацией в райисполком и выведал очередность действий по образованию официального частного предприятия. Я не буду вдаваться в подробности его многотерпений, ибо вмещали они: и чиновничью волокиту, и изнурительные трудности по подготовке Устава, и хлопотность сбора нужной информации, и прочего, и прочего. Однако в конечном итоге он образовал собственное индивидуальное охранное предприятие. Теперь у него на руках имелась документация, позволяющая ему заниматься таковой деятельностью на законных основаниях. Обзаведясь штампами, печатями и другими нужными атрибутами — повысив свой статус, перерос в юридическое лицо. Даже счёт открыл в Государственном банке для этого ЧОПа.

Журавлёв пробился на центральный рынок не через главные ворота, а через боковые. Отступая, напирая или порядливо работая локтями, чтобы пробраться через неупорядоченно текущие потоки людей, озабоченно чего-то ищущих и высматривающих, он затруднённо теперь шагал по территории торговой площади. Была неимоверная давка. Иной раз становилось слишком тесно! Пройдя первое здание с вывеской «Овощи и фрукты», ему оставалось миновать мясной павильон, а там уже было рукой подать и до кафе «Веснянка» в котором он и договорился о встрече с юристом (или как они шуткой по телефону обозначили встречу аудиенцией) для получения некоторых консультаций. Стрелка была назначена на двенадцать ноль-ноль, а посему у него было целых два часа в запасе. Он рассчитывал не просто обождать законоведа Андрея Вячеславовича в кофешке за чашечкой кофе, но и позавтракать, и кое-что мимоходом обдумать.

Пробираясь в толчее, благодаря высокому росту и глядя поверху голов, он заприметил невдалеке, буквально в пяти шагах от себя, слева от входа, над которым висела лаконичная надпись «Мясо», ещё более плотное скопление люда. В отличие окрест творящегося столпотворения: беспорядочно рыскающих и мечущихся потенциальных покупателей — это была куча стоящих на месте и плотно теснящихся баклушников и интересантов. Если основная масса людей куда-то разрозненно двигалась, протискивалась … то — эти, именно стояли, столпившись вокруг кого-то. Из-за спин кучкующихся, донеслись знакомые, где-то уже ранее слышанные им напевные декламации и скороговорные прибаутки. «Кручу-верчу — запутать хочу. Кручу шарик — нашедшему плачу гонорарик!» Он безотчётно, а может, чтобы чётче расслышать, замедлил ход. А легковесный и задорный голосок распевал. «Есть желающие, деньги получающие? А кто просто стоит и глаза пучит, тот ничего не получит!». Затем некоторое время было молчание, а через пару секунд раздался яростный гогот, хлопанья в ладоши, окрики и т.д. и т. п. «Напёрсточники … лотерея!» Промчалась подвижная догадка в мозгах Владимира. Есть у него «мечта-мечтёхонька», давненько она зародилась в нём: «сыграть — хорошо ли плохонько. Эх!» Брёл он, и мыслилось ему. «Как-нибудь надо попытать счастья, отважиться! Проверить свой, так сказать, глаз-алмаз. Да всё некогда. Некогда! Да и денег в обрез. Друзья говаривали вроде как — жульничество это. Дуриловка! Но ведь выигрывают некоторые, угадывают. Счастливчики. И не малые деньжищи! Сам свидетельствовал».

Перекидываясь мыслишками, он не загадывал сегодня, прямо сейчас, вливаться в увлекательную игру. Обстоятельства и дела есть куда поважней, да и маманьке лекарства безотложно надобно б подкупить. Он твёрдо держал курс минуя играющих лохотронщиков, собирался пройти не останавливаясь. Но как нарочно толкучка уводила его, неотвратимо оттесняла в ту сторону. Володя с трудом проникал через заторы и скопления человекообразных, присматриваясь вниз перед собой, под ноги: как бы кого не зашибить, какую старушку не растоптать. Вопреки его стараниям, быстрина неразберихи навязывала ему свою линию передвижения, отжимая его … и именно туда. Он, лавируя среди прохожих, вынужден был пробираться рядышком с обособленно кучкующимися игроманами. И вдруг кто-то схватил его за рукав. Он оглянулся. Худощавый и веснушчатый, невысокого роста с продолговатой формой обличия парнишка лет семнадцати-восемнадцати, а может и того меньше, окликнул его.

— Мужик, будь добр, выручи … спаси Христа ради … — с лихорадочной поспешностью забухтел тот, переступая с ноги на ногу, пропуская проходящих, тревожно и умоляюще оглядывая Владимира. — Понимаешь, маманьке подарок шёл купить да в треклятую игру ввязался, если не поможешь — полный копец будет.

— А что надо-то? — осторожно полюбопытствовал Владимир, мимовольно ставя себя на место паренька (у него тоже мать есть и — она в больнице и ей волноваться нипочем не дозволяется).

— Да ничего навороченного. Сыграй вместо меня — я невезучий! Вот сто рубликов, поставь их на кон, — торопко верещал юноша, протягивая ему банкноту в сто тысяч целковых. — Попробуй, может у тебя что вытанцуется. Я уже было выигрывал, да тут какая-то бабка встряла в лотерею и у нас теперь спор с ней за огромную сумму. А эти деньги, что я тебе даю, последние. Я скажу, якобы ты мой брат — они позволят. Они ждут — я сказал, что за братишкой побегу.

Володя предостерегался любых неожиданностей. Он не был простачком. Единовременно, уж дюже навязчиво представлялись события. Но и паренька было жаль, а свободного времени оставалось предостаточно. Как бы опосля не раскаяться о пустозвонном времяпровождении — в скукотени время убиваючи! На тот момент, им не было примечено в глазах юноши той промелькнувшей хитринки, которая безотменно, при более въедливом разглядывании, выдала б плохую игру посредственного актёра и эта его оплошность, в таком неожиданном нешаблонном контексте, смахивала на роковую. А пока в его извилинах радушно и незамысловато перелистывалось. «Вот он — случай! Шанс! Вот он — миг благоволения судьбы. Удача сама подвалила! Вот она — возможность опробовать себя и даже безо всякого риска для собственного кармана». Тем временем они протиснулись в круг. Кадры жизни мельтешили, настолько спешно прокручивались действия, что они даже не обменялись именами. Мальчишка, вежливо произнося извечные «простите», «пожалуйста, извините» и «пропустите» провёл их в центр массовки, где восседал перед ящиком накрытым картонкой и сурово поглядывал на всех окружающих «маг» и «чародей» всей сути этого сборища. На картонке в ряд, наизготове, выпячивалось три напёрстка. Эти неодушевлённые карлики бравировали так — будто бы Журавлёва и ждали.

— Вот мой братик … старший, — представил юнец чуточку смущённого Владимира, — он сыграет заместо меня.

У чародея-шарлатана на мгновение вспыхнул и тут же погас огонёк запала, задора или азарта. Журавлёв, со словами «я в игре», положил сторублёвку на импровизированный столик и воодушевлённо оглядел присутствующих. Толпа ответно таращилась на него с пристрастием. Лоховодчик плотоядно осклабился, смачно сплюнул набок и с цветистой ухмылочкой процедил сквозь зубы:

— Ладком, иду на уступку … первый раз сыграешь один, — тут он жестом руки провёл перед бабулей и та — покорно отстранилась (хотела было что-то вякнуть, но на полпути заглохла, поняв, что она покамест вне игры), а ведущий, ехидно лыбясь, набавил. — Красиво жить не запретишь! — и, показав шарик приподниманием напёрстка и тут же накрыв его, напевно защебетал привычное. — Если очень постараться, каждый может отыграться! Смотрите внимательно — выиграете обязательно! Кручу-верчу …

Речитативы и обороты речи так и лились, так и били ключом, прямо-таки сыпались градом, а пухленькие, с коротенькими пальчиками, кисти выполняли избитые и вошедшие в обыкновения шустренькие передёргивания, как на музыкальном инструменте пальцы виртуоза-музыканта. Казалось, что лоховод поёт песенки-частушки под сопровождение собственных вёртко снующих пальчиков. Запутывая и сбивая с толку, он бодрячком, так быстро-пребыстро переставлял напёрстки обеими руками, путая, то и дело попарно и поочередно меняя их местами, что у наблюдавших его перебирания готов был взорваться мозг. Воистину: от мелькания перестановок — рябило в глазах. У него это получалось как бы, само собой. Сноровисто — с запалом! Сразу видно, что перед ними представлялся настоящий мастер своего дела. Публика завороженно пленилась им и его выкрутасами.

— … Пришёл — пенсионер, а ушёл — миллионер. Прошу! — вдруг остановился он, и развесёло надсмехаясь снова сел на свой складной стульчик, великодушно раскинув вразлёт ручонки и глазками хитренько указывая на три, ожидающих выбора, напёрстка. Представление начиналось! Владимир наивнимательнейше следил за нужным колпачком и, не смотря на немыслимую быстроту перебираний, конечно же знал, где скрыт злополучный шарик и ткнул пальцем прямёхонько в тот, который от небрежного соприкосновения шатко повалился, и … там действительно оказалась та самая кругляшка величиной с горошинку. Дикий рёв обступающего люда оповестил о небывалом выигрыше. Смешались в кучу и возгласы, и визги, и посвисты … изъясняясь простыми словами, — зрители выражали своё одобрение или даже где-то прямую зависть.

— Парадокс! Какая-то пертурбация! Глазастенький счастливчик образовался, — торжественно проверещал ведущий. — За хорошее зрение — миллион рублишек премия! А ещё в придачу, поставлю на кон самовар и дачу! Молоток! Так держать! — и он с ловкостью фокусника, откуда ни возьмись, не считая, протянул названную сумму Владимиру.

— Вот это подъём! Экстазно! Отказываюсь верить! — начали повсемственно раздаваться вскрики похвальбы. — Глаз-то какой острый! Да-а, глазастый парниша!

— Братишка! Ну-кась ещё разочек … — нашёптывал ему на ухо паренёк, хлопая ресницами как девчонка, и взирая на него с мольбой, — я же целых пять штук прошляпил.

От победной эйфории сердце Владимира забилось учащённее, он почувствовал себя спасателем, его сладко охватила приятная истома, до противоестественности перемешанная с толстокожей боевой готовностью. В минуты опасности в нём всегда такое разыгрывалось.

— Не горячись! Здесь кидалово … — кто-то вполголоса прожужжал ему в самое ухо. Он обернулся, но обступающие ничем не выказывали своей причастности к сказанному. Суматошно проносились и мелькали сторонние люди. В его вспаханный, осознанием слишком легко доставшегося успеха и кой-каких других замет, разум, уже и раньше, без инородных подсказок, было брошено семя подозрения. Сказанное же, только подсыпало щепоть пороха в его, основательно воспылавший, костёр. Владимир, настропаляя себя на мобилизованность и осмотрительность, насторожился. Теперь он уже во всех мелочах искал тайный смысл, чтобы себе лично вдолбить аморальность и беспринципность правил игры. Конечно, можно было бы просто взять и уйти, однако ему захотелось проучить негодяев. Если задуматься: сколькие уже от них пострадали?!

— How do you do, Кашалот! Дружище! — вдруг подвалил с протянутой ручищей к ведущему какой-то мощноватый, спортивного сложения, восхищенно и громко кричащий, импозантно одетый крендель. — Это ты такой байдой теперь промышляешь?

Авантюрщик, заискивающе и резвенько скакнул на ноги и, восторженно обхватив двумя ручками протянутую ручищу, с небывалой энергичностью затряс ею и оживлённо заверещал, раскрасневшись от неподдельного балдежа. — Кабан! Как я рад табэ наблюдать в наших краях! Каким это бураном тебя вновь занесло с «жемчужины у моря», с Одессы, в наше зажопье? Вот радость-то какая … ты как — на тачке али Аэрофлотом?

Находясь под воздействием только что стрясшегося, толпящиеся болельщики тем временем обсуждали свои впечатления и наблюдения, ничуть не проявляя интереса к разговаривающим. Кабан (Лавров Андрей) и Кашалот (известный читателю как Виталий Калюжный) в авантюрном малолетстве, ища жгучести и приключений, сами друг другу попридумывали таковые погоняла и издревле так потом величались ещё по отрочеству и юности. Молодчики когда-то жили по соседству и оба посещали, и одну среднюю школу, и одно цирковое училище. У них была поразительная взаимосогласованность. В общем, тогда, в добрые времена, они крепко дружили, совместно проводя гулянки и пьянки, а также приискания и прощупывания насущных концептов бытия. Но по иронии кармы папаша Андрея, будучи военным, удостоившись звания генерала, был переведён в Одессу и прихватил туда семейство. На этом их коришкование, в общем-то, и завершилось.

— Да вот, потихонечку-полегонечку наверстываю упущенное. А ты по старинке жонглируешь или как? Где «арбейтаешь-то»?! — оправляясь и оправдываясь, засмущался Виталий.

— В тульский цирк вот с труппой и оригинальной программой прикатил.

— Впрямь что ли? Вот зашибись! — непритворно обрадовался Кашалот.

— А может мене попробовать, — полушуткой, а не то на полном серьёзе, хотя и с выразительной усмешкой, выговорил Кабан, — сбацать в твою игрушку? А?!

— Нет-нет, ты чё, эт для негров! — ласково и дружественно затараторил Калюжный, похлопывая дружка по плечу. — Давай, сегодня вечерком перехлестнёмся, посидим, побалакаем о том о сём. В восемнадцать нуль-нуль на нашем старом местечке, у цирка, как в былые времена. Помнишь? Смогёшь? А щас я очень занят, Кабанчик.

— Ну-ну, действуй-злодействуй … до вечера. — Сказав, Лавров шагнул прочь. За ним шевельнулась громадная ватага сопровождающих.

Владимир лукаво усмехнулся, ибо мимо его ушей не пролетел разговор, а посему он специально громогласно рявкнул «Ахтунг!», дабы привлечь к себе внимание. Что-то осенило его, Журавлёв задумал присмотреться пососредоточеннее за перетасовками «Пухлика», как он про себя обозвал главного. «Не может быть такого, что он мастачит один. Наверняка и крышак есть». Соображал он. «Верняк, их тут целая команда. Дураку понятно! И телохранители имеются. Где-то здесь торчат». Он принялся концентрированно вглядываться в мужчин, выискивая среди обступающих, смахивающих на таковых. Перебирал глазами претендентов, не переставая думать. «Как говорил один мафиози» Пиликало в думалке. «Когда играют деньги — музыка молчит. А деньги, скорее всего немалые! Значит и охрана подобающая». В нём проснулся Охотник, жаждущий добычи. Пробудился и воитель, взыскующий настоящей стычки. И не успел модератор усесться на стульчик, как разнёсся его властный голос:

— Требую сосредоточенности!

Толпа устремила взоры на него, все с любопытством посматривали, как он выложил билет банка России в сотню тысяч карбованцев на столик. Худосочная бабуля с колкими, злющими глазками плутливо хохотнула и тоже произвела ставку, причём удвоив её. Она самодовольно прищурилась, поглядывая на него, и язвительно пропела:

— Ориентировочно вот так, милок!

«Уж дюже борзая бабулька для посторонней». Приметил Владимир и, устремив вопросительный взгляд на Пухлика, (хоть и догадывался что это очередная хитрость) недоумевающе спросил у первоисточника:

— И что это означает?

— А это получается, что миленькая дамочка перебивает ваш куш и в случае вашего выигрыша, она заберёт свои две трети от всей суммы выигранного.

— Чудные правила у вашей лотереи … — по-новой полез Владимир в карман.

— Чудные-расчудесные, нравятся не нравятся … какие уж есть! Наша ирга — наши и предписания. А вы — хотите играйте, хотите, нет.

Обступающая публика гудела. На этот раз откуда-то слева, снова жужжукнул едва слышимый остерегающий голос «аккуратней, парень!». Журавлёв уже не выискивал выкрикнувшего остережение. Он кинул в банк четыре идентичных купюры, с лихвой перебив бабкину ставку, и хотел было спросить «а теперь?», но долговязая старушка, которую Владимир прозвал «Бабкой-ёжкой», тут же подсуетилась и подкинула пять равнозначных бумажек и, сморщив мартышкино личико, озорновато хихикнула. Владимир степенно предъявил ещё такие же три бумажки и поглядел на ведущего. Тот снисходительно хмыкнул и констатировал:

— Теперь вам принадлежат две трети …

В то время, после денежной реформы начавшейся с 1 января 1998 года, производилась постепенная деноминация, в ходе которой обменивались денежные знаки с коэффициентом тысяча к одному, а посему временно участвовали в обороте и старые и новые банкноты. Бабуся выложила на столик, первоначально развернув их веером и акцентированно пересчитав, целую пачку ещё не выведенных государством из употребления ассигнаций. Там было три миллиона. Публика громозвучно ахнула. Столько возгласов, пересудов, заискиваний, сочувствий и восхищений Журавлёв не слышал с тех незапамятных пор, когда он состязался на турнирах по единоборствам. Он погрузил руку в боковой карман куртки и вытащил собственные деньги, отслюнявил две аналогичных стопочки и, лучезарно разглядывая ведущего, пренебрежительно обронил содержимое на стол.

— Игра пошла по-крупному. — Еле сдерживаясь от ликования, елейным голоском пропиликал Пухлик. Поглядев куда-то наискось, с таинственной хитрецой кому-то за спиной Журавлёва настораживающим наклоном головы просигналив о необходимой готовности. Конечно же, тут же получивши обнадёживающую поддержку, не переставал с усладой ёрничать. — Что ж, ставки сделаны! В случае вашего выигрыша я уйду отсюда нищим, а вы соответствующе богачом. — Почитай прокричал он, и бабулька как-то сразу скисла и быстренько-быстренько затерялась.

— Пригоженькая ставочка. — Разворачивал ведущий игру-татьбу и вдруг включил голосовую трещотку, адресуясь к Владимиру. — Только сразу предупрежу, чтоб не было потом эксцессов, недоразумений и скулежа, потому как в случае поражения, фартовый вы наш человечище, вы сами уже будете должны кругленькую сумму. Так что положите на столик ещё десять миллионов рубликов, или новенькими, тысчонок. Для верности. Располагаете ли таковыми? А то и разговора не выйдет … — торжествующий Калюжный, уверованный в собственной безопасности (имея крутых охранников в лице Винчестера и Мотора) нарочито проговорил упредительное заявление с насмешливо-издевательской интонацией. Журавлёву показалось, будто бы другого мира кроме этой лотереи отныне не существует. Прохожие куда-то «улетучились». Стали невидимыми. Испарились! А заметным обзору, остался только этот маленький, но при всём при том расчётливый и баблосрубательный, мир.

Продолжение следует ...