Образы кошачьих в поэзии Владимира Высоцкого

Первое упоминание Владимиром Высоцким о славном племени кошачьих появляется в его песне «О переселении душ»:

…Досадно попугаем жить,
Гадюкой с длинным веком.
Не лучше ли при жизни быть
Приличным человеком?

Так кто есть кто, так кто был кем –
…………………..мы никогда не знаем.
Кто был никем, тот станет всем!
………………….. – задумайтесь о том.
Быть может, тот облезлый кот
…………………..был раньше негодяем,
А этот милый человек
…………………..был раньше добрым псом.

Да, не очень-то пожаловал добрыми словами Владимир Семёнович кота при «первой встрече» в своих строках: облезлый он какой-то, да и до реинкарнации или последнего перевоплощения был – ВОЗМОЖНО (спасибо…) – негодяем! Не очень светлый образ кота. Хотя на фоне попугая, свиньи и гадюки – ещё и ничего. Ведь от негодяйства-то, возможно после переселения в этой жизни ничего и не осталось… К тому же это только для тех, кто верит что «хорошую религию придумали индусы»…
Более «продвинутый» образ другого кота предстаёт перед читателем или слушателем песни-антисказки «Лукоморья больше нет». Это кот, переживший разрушение и обвал сказочного послепушкинского «Лукоморья», предстаёт как образ приспособившегося к новым переменам героя, являвшегося ранее Главным Сказочником. Он уже не только поёт, но и загибает анекдоты. И хоть ходит, но не по цепи:

…Здесь и правду ходит кот,
Как направо – так поёт,
Как налево – так загнёт
Анекдот.
Но, учёный сукин сын,
Цепь златую снёс в торгсин,
И на выручку один –
В магазин.

Как похоже на девяностые годы прошлого века, да и на сегодняшние дни смахивает. Всё есть: - и «бывший дядька их морской» со своим участком под Москвой, и «колдун – врун, болтун и хохотун», и ковёрный самолёт», сданный в музей… «И невиданных зверей, дичи всякой, - нету ей: понаехало за ней егерей!»… А писалось-то это Высоцким в июне-сентябре 1967 года! А как сегодня…
Но кот – «сукин сын» (хоть и учёный) всё же не смог стойко выдержать перестроечно-реформаторские усилия здоровенных жлобов, что «порубили все дубы на гробы» и ободрали его, кота зелёный сруб: «дядька ихний сделал сруб» из сказочного дуба, по которому когда-то кот расхаживал, рассказывая сказки…

…Как-то раз за божий дар
Получил он гонорар:
В Лукоморье перегар
На гектар!
Но хватил его удар,
Чтоб избегнуть божьих кар,
Кот диктует про татар
Мемуар.

Ты уймись, уймись тоска
У меня в груди!
Это только присказка,
Сказка впереди!...

Тоска в груди у автора? Да, но вряд ли это тоска по коту, сошедшему с цепи… Автор понимает, чувствует, что «сказка впереди»! Нет «Лукоморья»! А спаленный вертопрах, подпоивший бабку-ведьму, и дом спалил… И кот без дуба и цепи срывается в «перегар на гектар». Антисказка «Лукоморья больше нет» - поэтическое предвиденье развала страны, которого Высоцкий уже не застал?
Впрочем, коты в строках Высоцкого появляются вскоре в песне «Ярмарка» - в более оптимистической обстановке эмоционального упоения ярмаркой:

…Вон Емелюшка щуку мнёт в руке,
Щуке быть ухой, вкусным варевом,
Черномор кота продаёт в мешке –
Слишком много кот разговаривал.

Говорил он без тычка,
Без задорины –
Все мы сказками слегка
Объегорены.
Не скупись, не стой, народ,
За ценою,
Продаётся с цепью кот
С золотою!..

Это как бы один из вариантов, одна из версий продолжения истории «лукоморного кота». Не продал он свою золотую цепь в магазине «Торгсине», теперь и его продают вместе с цепью… Значит не получилось у кота свободной продажи «божего сказочного дара» - попался в рабство Черномору? Ну и нравы – так и хочется подумать. А впрочем, не расплата ли это за то, что «все мы сказками слегка объегорены»? Сказки-то кот рассказывал – значит, Черномор кота к ответу правильно призвал? Но в контексте всей песни не верится этому:

Запрудили мы реку` -
Это плохо ли?
На кисельном берегу
Пляж отгрохали.
Но купаться нам пока
Нету смысла,
Потому у нас река
Вся прокисла.

Кот ли виноват в нашей (тогдашней и сегодняшней) прокисшей реке и в кисельных берегах? Это вряд ли, как говорится…
В 1975 году Владимир Высоцкий на фирме «Мелодия» записывает свои песни для дискоспектакля по книге Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес». В Грампластинку не уложились ещё три текста Высоцкого из этой серии стихов и песен, в которой коты и кошки – одни из самых заметных фигур-героев строчек поэта. Впрчем, эти три текста - "песня Кэррола", "робин Гусь", "причитания гусеницы" - к котам имеют косвенное отношение...
«Первая песенка Алисы» посвящена её играм с кошкой:

Я страшно скучаю, я просто без сил,
И мысли приходят, маня, беспокоя,
Чтоб кто-то куда-то меня пригласил,
И там я увидела что-то такое.

Но что именно, право, не знаю.
Все советуют наперебой:
- Почитай! – Я сажусь и читаю.
- Поиграй! – Я сажусь и играю,
Всё равно я ужасно скучаю!
Сэр, возьмите Алису с собой!

Мне так бы хотелось, хотелось бы мне,
Когда-нибудь выйти из дома,
И вдруг оказаться вверху, в глубине,
Внутри и снаружи, где всё по другому.

Но что именно, право, не знаю.
Все советуют наперебой:
- Почитай! – Ну, я с кошкой играю..
- Поиграй! – Я сажусь и читаю,
Всё равно я ужасно скучаю!
Сэр, возьмите Алису с собой!..

А в песенке «Падение Алисы» кошка уже приобретает новое фантастическое качество «летучести»:

Догонит ли в воздухе, или шалишь,
Летучая кошка летучую мышь?
Собака летучая – кошку летучую?
Зачем я себя этой глупостью мучаю?..


В «Песне Мыши» ещё бы мышь не пела о кошке! Конечно, поёт:

… И так от лодыжек дрожу до ладошек,
А мне говорят про терьеров и кошек.
А вдруг кошкелот на меня нападёт,
Решив по ошибке, что я мышелот…

В первоначальном варианте этого стихотворения были строки:

…Покрашена синей тушью
Она до льдышек-ладошек.
А я эти ужасы слушаю
Про грубых собак и кошек.

Мне страшно, я с каждой минутою
Всё путаю, путаю, путаю.

Когда б превратились мы в китомышей,
Котов и терьеров прогнали б взашей!
Ах, это была бы смешная охота –
Котов и терьеров на кашмышелота!

Ах, жаль, что я лишь
Обычная мышь!

Максимум внимания котам уделён Владимиром Высоцким в стихотворении «Чеширский кот». У него своё представление о том, что такое «чеширский кот»:

Прошу запомнить многих, кто теперь со мной знаком:
Чеширский Кот совсем не тот, что чешет языком,
И вовсе не чеширский он от слова «чешуя»,
А просто он – волшебный кот, примерно как и я.

Вот когда Владимир Семёнович почувствовал себя «котом»! Он считает, что настоящие чеширские волшебники – и улыбчивы, и дружелюбны:

…Чем шире рот, тем чешире кот,
Хотя обычные коты имеют древний род,
Но Чеширский Кот совсем не тот,
Его нельзя считать за домашний скот!

Улыбчивы, мурлывчивы, со многими на «ты»,
И дружески отзывчивы Чеширские коты.
И у других улыбка, но такая, да не та.
Ну так чешите за ухом Чеширского Кота!


А в стихотворении «Запоминайте: приметы – это суета, стреляйте в чёрного кота…» поэт не жалеет кота – чёрного… Да и в песне «Кто-то высмотрел плод…» коту автором отводится роль образа невыдающегося, занятого повседневным скучным делом, правда жизненно необходимым ловлей мышей:

…Он начал робко с ноты «до»,
Но не допел её, не до…
Не дозвучал его аккорд, аккорд
И никого не вдохновил.
Собака лаяла, а кот
Мышей ловил…

В песне «Горизонт» Чёрный кот выполняет роль одного из серьёзных препятствий на пути движения автора к финишу – далёкому горизонту:

…Наматывая мили на кардан,
Я еду параллельно к проводам.
Но то и дело – тень перед мотором –
То чёрный кот, то кто-то в чём-то чёрном.

Таким образом, у Высоцкого образ Кота положителен, пожалуй, только в цикле стихов «Алиса в стране чудес», а в остальных стихотворениях и песнях кот у него несёт некую сумму отрицательных чёрточек: кот, несущий неясную опасность, кот-разрушитель, кот-сукин сын…
Впрочем, хватало Владимиру Семёновичу других образов и аллегорий для расцвечивания стихов: волки, кони, птицы… И люди.
Коты же Владимиру Высоцкому виделись чаще именно такими, как он их и показал в своих песнях – объегоривающих народ сказками. Очевидно, в этом заслуга самих котов… Но ведь и «улыбчивых, мурлывчивых» котов поющий Поэт умел разглядеть.



* - рис. свой: картина «Алиса в Стране Чудес»