Дождь и акварель

Саймон, как обычно, пришел на кладбище. Он любил путешествовать и посещал кладбища всего мира. Он никогда не отличался пессимизмом или мрачностью, но любил там гулять, объясняя это тем, что тишина подобных мест успокаивает, заставляет задуматься о вечном, умиротворяет. Некая разновидность медитации. В то время он жил в Лондоне, куда любил периодически возвращаться, так как провел там детство с матерью.

И вот у одной из могил стояла девушка в красном пальто. Как раз был октябрь, ветер пронизывал до нитки, моросил мелкий дождь, и девушка куталась в стоячий воротник, пытаясь хоть как-то закрыться от непогоды.

Девушка вызвала у Саймона интерес, ему стало любопытно, чью могилу она пришла посетить в такое ненастье, и он постарался подойти ближе, пытаясь не вызвать подозрений и уж тем более страха, что девушку кто-то преследует.

На могиле значилось имя «Margaret Attwood», но Саймону это ни о чем не сказало. Он поднял глаза на девушку. Ее бледное грустное лицо было покрыто мелкими каплями дождя, волосы до плеч намокли и превратились в сосульки, но девушка стойко и пристально смотрела на надгробье и думала о своем. Саймон не понимал, плачет она или нет, но скорбное выражение ее лица заставило его заговорить.

— Им там лучше, поверьте.

Девушка медленно подняла голову и посмотрела на незнакомца. Ее льдистые бледно-голубые глаза как-то безразлично смотрели на него, но Саймону хватило и секунды, чтобы поразиться красоте и глубине взгляда. Такие глаза могли быть только у девушки с богатой историей, которая успела узнать жизнь, притом с худшей стороны. В них была мудрость и умиротворение, которое так давно искал Саймон, приходя на кладбища по всему миру. В них был покой и какое-то знание о неизбежном. Ему казалось, что девушка знает ответ на любой вопрос. Он не понимал, откуда родилась эта мысль, но Саймон был уверен, что незнакомка знает то, чего не знает большинство людей на планете. Тонкие черты лица и худощавость не были чем-то из ряду вон и понравились бы только любителям аниме, но глаза… Эти глаза вызывали восторг. За ними хотелось идти на край света. Возможно, кто-то бы назвал это вспыхнувшей в один миг любовью, но эта была не любовь, а притяжение. Притяжение, которое, скорее всего, вызывает мессия. Притяжение, которое создают харизматичные люди, быстро набирающие популярность и призывающие народ что-то делать, следовать какому-то учению.

Девушка оторвала взгляд от лица Саймона и направилась к выходу с кладбища. Он настолько выпал из реального мира, что не сразу понял, что еще мгновение, и он упустит необычную незнакомку навсегда.

— Подождите, — позвал он и подбежал к ней. – Когда я смогу снова вас увидеть?

Девушка вновь медленно подняла льдистые глаза на Саймона и промолвила:

— Завтра, — и посмотрела в сторону могилы Маргарет.

Все время до следующей встречи Саймон провел в мыслях о странной незнакомке.

Почему он не спросил, как ее зовут? Кто такая Маргарет, и кем она приходится девушке? Чем она занимается? Почему-то все вопросы куда-то испарились из головы, когда она просто посмотрела на него.

«Что за мальчишеский ступор!» — подумал Саймон и усмехнулся.

Он хотел пойти на кладбище раньше, но сдержал себя, так как не любил терять контроль над собой. Как и вчера, Саймон твердо решил прийти к четырем, ни минутой ранее.

Девушка уже стояла у могилы. В том же красном пальто с поднятым воротником, закрывая шею от ветра.

— Добрый день, — сдержанно поздоровался Саймон, непринужденно приблизившись к девушке, будто просто шел мимо.

Она не отреагировала.

— Знаете, вы показались мне очень интересной личностью, вы заняли мои мысли на целый вечер и день после. А ведь я даже не знаю, как вас зовут.

Девушка снова промолчала, и Саймона уже начинало это раздражать. Если не хочешь общаться, так и скажи, но зачем разыгрывать из себя загадочную личность?

— Вы так и не ответите мне? – подошел он совсем близко и протянул руку, чтобы прикоснуться к незнакомке, но она отшатнулась и наконец подняла глаза.

Он моментально забыл, о чем хотел спросить. Все вылетело из головы, будто перед ним стоял отменный гипнотизер, готовый отдавать приказания.

— Так как вас зовут? – проговорил Саймон, и ему показалось, что он выговаривал эту фразу целую вечность, так как буквы категорически не хотели склеиваться в слова.

Девушка указала на могилу.

— Маргарет, — произнесла она.

— Вас зовут так же, как и ее? А кто она?

Девушка промолчала и опять повернулась к могиле.

— Хорошо, не хотите говорить, не рассказывайте. Я не настаиваю, — немного обиженно сказал Саймон и стал смотреть в сторону.

Его поражало то равнодушие, с которым девушка реагировала на попытки манипулировать. На нее совершенно не получалось обижаться. Она была само спокойствие, и оно, видимо, распространялось на людей вокруг, потому что Саймон, готовый вспыхнуть секунду назад, уже забыл о раздражении.

— Расскажите хоть что-нибудь, — попросил он, развернувшись обратно к Маргарет.

Девушка вздохнула, поняв, что ничего другого не остается, иначе молодой человек не отстанет.

— Я ее очень любила. Маргарет Эттвуд была для меня все, но ее сбила машина. Вот так раз, и все закончилось. Обыкновенная серая машина.

— Мне очень жаль, — машинально ответил Саймон, ему просто нравилось слушать девушку и было не важно, что она говорит.

— Мне тоже жаль. До сих пор не могу привыкнуть к мысли, что меня больше нет. А у вас так бывает? Бывает, что что-то случается, а вы не сразу осознаете, что произошло?

Саймону показалось, что он ослышался.

— Простите, я вас не понял… — повернулся, было, он к Маргарет, но тут внутри все похолодело. Он понял, но лучше бы никогда этого не понимал. Эта бледность и умиротворение. Эти неземные потусторонние глаза, отдающие холодом. Это знание о чем-то вечном. Саймон говорил с призраком. Призраком Маргарет Эттвуд.

— Вот и вы теперь такой же, — произнесла Маргарет, и Саймон впервые услышал эмоции в ее реплике. – Я ни с кем больше не могу говорить, это бесконечно грустно. А если кто-то видит меня, то либо делает вид, что ему показалось, либо пугается, будто видит чудовище. А я ведь ничего плохого не делаю.

В Саймоне смешались все чувства сразу. Маргарет и правда ничего плохого не делала, а он уже испугался. Испугался факта того, что говорит с мертвецом. Как в «Шестом чувстве». А ведь еще вчера он ругал себя за мальчишеские страхи. Маргарет выглядела, как живая девушка, красивая девушка, правда, немного депрессивная и молчаливая, но ничем не отталкивающая. У нее не было страшных посмертных синяков, изо рта не текла струйка крови. Она ничем не отличалась от прохожих. Лишь глаза. Невообразимые глаза с того света.

— Расскажите еще что-нибудь, — сказал Саймон и присоединился к созерцанию могилы, стоя рядом с Маргарет в одну линию.

Каждый день Саймон приходил на кладбище и разговаривал с девушкой. Она рассказывала ему о своей жизни, о том, как ей нравилось слово «стенографистка», и потому она выбрала профессию журналиста. Она была обычной студенткой с наивными представлениями о жизни, но слушать их было странно и необычно, потому что рассказывал о них призрак. Эфемерная сущность, готовая растаять в любой момент.

Подошло время, когда Саймону нужно было уезжать, и ему становилось все неуютнее. Ему не хотелось прекращать встречи с Маргарет. Да, это была разновидность любви, мазохистская форма чувств, которые невозможны. И безысходность угнетала.

— Я уезжаю завтра. Но не хочу покидать тебя. Мне нравится приходить сюда и говорить с тобой. Как же ты будешь без меня?.. Как я буду без тебя?

Маргарет ничего не ответила, опустила глаза и погрузилась в отрешенность, которую, казалось, забыла.

Через месяц, когда Саймон вернулся в Лондон, он прямиком отправился на заветное кладбище, но никого не нашел. Он приходил каждый день в четыре часа, раньше, позже, а один раз просидел у могилы Маргарет Эттвуд почти сутки, но за все время никто так и не появился.

Оправившись от потрясения, Саймон написал акварелью небольшую картину сорок на шестнадцать: черно-белая пасмурная гамма, идет дождь и единственное яркое пятно среди этого – женский силуэт со спины в красном пальто, которое треплет ветер.

Эту картину спустя всего месяц он подарил мне.

— Я не могу каждый день смотреть на нее. Это больно.

— Почему ты нарисовал ее со спины? Почему не нарисовал глаза?

— Я пытался несколько раз, но ни разу они не выходили такими, какими я их запомнил. Я понял, что они не получатся. Ни у кого не получатся. Даже если бы их рисовал сам Микеланджело. Хотя, думаю, если бы он спустился с небес, он бы смог их написать. Потому что понял бы. Понял эти глаза. Почему они такие.