-- : --
Зарегистрировано — 123 608Зрителей: 66 671
Авторов: 56 937
On-line — 6 980Зрителей: 1348
Авторов: 5632
Загружено работ — 2 127 782
«Неизвестный Гений»
Сообщения пользователя __Sergey__: Находки на сайте "Неизвестный гений". СТИХИ. ГОСПОДА! ГДЕ ВАШИ НАХОДКИ?
Форум / Для всех кому не лень / Находки на сайте "Неизвестный гений". СТИХИ. ГОСПОДА! ГДЕ ВАШИ НАХОДКИ? / Сообщения пользователя __Sergey__
11 марта ’2014 16:18
Уважаемые пользователи, для вступления в сообщество Аллея Искусства (АИ):
вам необходимо разместить на форуме: свою лучшую, на ваш взгляд, работу или оставить ссылку на нее. Кворумом для принятия вас и вашей работы в сообщество является пять положительных отзывов членов АИ к вашей работе (см. правила АИ). Также желательно отвечать на комментарии оставленные под вашей работой. Если не пройдет одна работа, то вы можете заменить ее другой, но размещать можно только одну работу от одного автора. Работы откровенно слабые и некачественные будут удаляться без уведомления автора и без обсуждения причин. Удачи! Она вам понадобится! |
08 сентября ’2012 00:29
Анна Володина (Лора Векслер)
Необратимость За мутным немытым окном, выходящим на север, Стакан за стаканом вливая в иссохшую глотку, Чумная старуха в изношенных грязных колготках Глядит через дырочки тюля, как плюшевый цербер Заходится тявканьем. Вторит старуха дворняге – Её глупый смех переходит в прокуренный кашель. Забрызгав подобье фиалки слюною и кашей, Она затихает и вновь наполняет из фляги Дешёвым горючим гранёную липкую тару… …А помнишь, Кармен, ты когда-то пила из бокалов Напитки богов и цветастою птичкой порхала, Меняя пажей на пижонов? Любовным нектаром Косила, как смерть на войне, только самых заметных: От чуть лысоватых (душой молодых) ловеласов До старцев-идальго – почтенных мужей седовласых, Врываясь в их жизни, неслась вертихвосткой-кометой. А помнишь, Кармен, первый завтрак с любимым в постели Под звук патефона, шипящего голосом томным? А помнишь, казалась тебе отвратительно-тёмной Душа старушенции, тихо бубнящей за стенкой? А помнишь, как маленькой девочкой по коридору Бежала, играя в пятнашки с соседским мальчишкой? А помнишь нелепый рояль с поцарапанной крышкой И первый урок с «сольфеджисткой» (там что-то про «дО-ре…»)? А помнишь? А помнишь? А помнишь, какими все были? …Загнулась фиалка… издох под колёсами цербер… За мутным немытым окном, выходящим на север, Невидима фляга под слоем слежавшейся пыли… © Лора Векслер Анна Володина (Лора Векслер), стихи "Непарадный П" Непарадный П Раб параллельных рельсов, громыхая, Ползёт тихонько в сторону депо. Последние из тех, кому всё "по..." Спешат вернуться в клетки, задыхаясь От запахов подъездных. Дряблость пор Прикрыв рекламными щитами, Двор Апраксин Тревожно задремал и видит сон, В котором на казённый миллион Таких родных американских баксов Ему отремонтирован фронтон. Подмигивая окнами, трущобы Заигрывают с пьяными, а те, Наощупь продвигаясь в темноте, Пытаются не заплутать. Ещё бы! Ведь где-то ржавый чайник на плите Пронзительно горланит, выкипая, И лампа излучает жёлтый свет, И обещал проставиться сосед, И кажется, что далеко до "края", Когда задорно-подзаборный "цвет" Шуршит по лабиринтам коммуналок, Подобно тараканам, и всегда Готовы прошептать бессвязно "да" На дармовщинку толпы "зинок-галок" - Не синеглазых - синеносых дам. Над этим всем незримо Достоевский ПарИт и понимает, что, увы, Не завершить плетение канвы Романа. Лишь парадно-алчный Невский "Достоин" обращения на "Вы". © Лора Векслер |
08 сентября ’2012 00:27
Анна Володина (Лора Векслер), стихи "Кухонный бог"
Ты вчера говорила с Богом – …Он живёт над плитой, на кухне. ……Там – в подтёках масляной краски – ………Ты увидела лик печальный. Рассказала Богу о многом: …О сломавшемся старом бубне, ……Что ты вытащила из ряски ………На запруде в своём квартале; И о том, что Его коровки …Улетать не хотят на небо, ……Сколько ты об этом ни просишь, ………Поднимая с букашкой пальчик; А ещё, что вчера в коробке …Ты припрятала мякиш хлебный, ……Чтобы вылепить кошку Фросю ………С «бабыклавиной» летней дачи; А ночами из серой шляпы …Вылезает ужасный Крурум ……(Ты сама придумала имя) – ………Он похож на «псабаскервила»; Рассказала также о папе – …Как ругает последней дурой, ……Напиваясь порою «вдымень» ………(Это бабушка объяснила); Как тогда достаётся маме – …«На орехи» и «по заслугам», ……Как невкусно пахнет от тряпки – ………Ей «плевотину» вытирали; Что стекла не хватает в раме… …Что мечтаешь иметь подругу… ……Как обидно по морде тапком… ………Как спокойно у тёти Вали… * * * Ты растёшь, становясь умнее …(Или старше?). И постепенно ……Боги, феи и человечки ………Тают, точно подтёр их ластик. Ну а Бог дождаться сумеет …Новой видящей лик настенный. ……У него ж впереди-то – вечность ………(Стены вряд ли здесь кто покрасит). © Лора Векслер |
07 сентября ’2012 02:22
Лера Пермская
Точка Никаких многоточий - и точка. Как дырка от пули, Как пустая глазница из страшного вещего сна. Мой канал обесточен. Надежды меня обманули. Високосный февраль. И уже не вернётся весна. Безусловно - смешна. До смешного условно - любима. Не жива. Не мертва. Сетевой бесполезный фантом. И желание ветра и света - конечно же, мимо. Невпопад. Как слова мои - глупые и не о том. Рассыпается голос на звоны - всё выше и выше. Мой взлелеянный бред отступает к последней черте. И уже не поверю в тебя - даже если услышу. И уже не отвечу... |
07 сентября ’2012 01:54
kambodja
___________________Налит_________________ "красота карусели дни всё летит всё тик-так всё быстрей голоса силуэты огни смех улыбки хлопки дверей серпантин алкоголь перезвон детский плач красный бант снегопад звёзды шарики шёлк мутон всё летит всё быстрей всё назад белизна волоска виска весельчак баламут прострел а на утро такая тоска и опять в этот год не успел день за днём карусель красот всё тик-так всё быстрей всё летит новый год просто год просто вот нам откупорен и налит" |
07 сентября ’2012 01:48
«И взял Господь Бог человека, и поместил его в Саду Эденском, чтобы возделывал и хранил его». (Книга Бытия) И опять нежданно, непрошенно Явятся былые сомнения... Сад мой невозделанный, брошенный, Грустно мне твое запустение. Песни мои, горечи полные, Мечены незримою мукою. Небо полосуется молнией, Сердце разрывается музыкой. Стану твердь мотыжить упрямую С песнею и хрипом, и верою. Если возродится земля моя, Полною воздастся мне мерою. Ночь придет незваною гостьей, День не разрешится от бремени. Вспахана земля моя, Господи… Что же упадет в нее семенем? Стихи и музыка Владимира Крастошевского Это август, это август, зажелтел в листве зеленой, Вспыхнул маревом болотным, ухнул чудищем лесным. Отцвело в лощинах лето, откупалось в речке сонной, Зацепилось паутиной за иголочки сосны. Что поделать, что поделать, лето движется к закату. Посидим, нальем винишка, за окошко поглядим. За окошком ходят звери. У оврага склон покатый. Тихо тикают секунды. Лето – праздник, время - дым. Третья молодость проходит. Заварю, пожалуй, чаю С желтым солнышком лимона. Брошу сахару чуть-чуть. Ах, как сладок этот вечер. Замечаю, замечаю - Календарь помечу красным, голубым помечу путь. Путь известный, путь далекий. Ну и пусть закат играет. Ты художник, я художник ненаписанных картин. Будет время – мы напишем, а не будет… Что ж, бывает. Что-то к ночи меньше мочи, да и дождик зачастил. Это август, это август, августейший месяц года, Звезды кружатся как листья, звезды падают, как снег. Он стоит на перекрестке и отдельный от природы - Что поделать, что поделать – одинокий человек. Стихи - Intermezzo Музыка – Kuzma39 В том незабвенном сентябре Все было ново. И, отражаясь в серебре Пруда ночного, Плыла луна. И мы в тот год В мансарде ветхой Все расписали наперед В тетрадке в клетку. В том незабвенном сентябре Все было слишком… Легко и мило – как в игре, Как в «кошки-мышки». Смеялись, помню, мы до слез – Все было просто. А ссоры были не всерьез: Болезни роста. В том незабвенном сентябре, Смешном и чистом, Сгорела юность на костре Опавших листьев. Осталось фото: старый дом На фоне сосен... И чья-то скрипка за окном Играет осень. На трубе дымохода повисла луна, Как Пьеро, худа, и бледна. Свой болезненный свет проливает окрест. Tempus tantum nostum est. Это время просыпалось мелким дождем, Это время сирени цвесть. Свой плацкартный вагон посидим-подождем. Tempus tantum nostum est. Но пока не закончилось время страстей, И пока не погас огонь, Жди хороших вестей и хороших гостей, И под дождь подставляй ладонь. И пером на бумаге рисуй квадрат, А в квадрате заветный круг. И припомни, бродяга, что Авель – брат, И что ждет тебя дома друг. Вот и подан вагон, проходите вперед, Хоть совсем нет свободных мест. Пассажиры сидят – ни вещей, ни забот. Tempus tantum nostum est. Тихо всхлипнет один, засмеется другой, Третий вспомнит про долг и честь, И вздохнет тяжело, и махнет рукой. Tempus tantum nostum est. *Tempus tantum nostum est (лат.) – Только время принадлежит нам. |
07 сентября ’2012 01:41
Стихи, музыка, исполнение - Владимир Крастошевский
Молитва Я понял, наконец, значенье снега, Его величие и таинство побега С высот неведомых на жалкие кусты. Да будут наши помыслы чисты, Да будет жизнь наивна и проста, И новый день – как с чистого листа. На грани опыта, на острие зимы Я путаю все время я и мы, Но между я и мы поставлю ты… Да будут наши помыслы чисты. Смотреть в окно и думать не спеша, Что ты – не снег, а ты – моя душа. Налей, душа, чайку и рядом сядь, Не бойся, все спокойно, тишь да гладь, Чай ароматен, сумерки густы… Да будут наши помыслы чисты… От мира хрупким мы отделены стеклом. Огонь в камине ведает теплом. Уходит день, разведены мосты. Да будут наши помыслы чисты… Огонь в камине, тени на стене, И белый снег, и белый снег в окне. А снег летит, все убыстряя бег. А снег…а снег… а снег… а снег… а снег. |
04 сентября ’2012 22:54
Таня, я посмотрел, ты у меня уже два года в друзьях, и все время обзываешься...обидно ведь, слышать от друга-"Сргей", хорошо хоть не Гей! )))
|
04 сентября ’2012 20:29
Аня Лысюк, "Воскресенье"
Утро (зарисовки) Я к тебе прикасаюсь, боясь ощутить не настроенность струн... ощущая... варганное эхо... органного Баха, понимая... и не понимая, кто жнец, кто игрец... упоительный дудочный врун с одиноким биением сердца на уровне... уровне паха... Я к тебе прикасаюсь, пытаясь услышать вопрос на ответ про бездонные ночи под шелковыми простынями, там живет нагота междометий и там, закрывая ладонями утренний свет, я к тебе прикасаюсь, рисуя... кошачьими полутенями... Комната Комната, четыре стены. Комната, четыре спины. Лунные окна в комнате зажжены. Ожили лица вещей, кожею, до мелочей припоминаю горсть скрипичных ключей. По полу тянется плед коконом прожитых лет, все позабыто, я вылупляюсь на свет... В робкие полушаги, в топкие зовы — звонки, в дверь — нараспашку! в обе твои руки... *** Когда появится ночной автобус... Нет, не автобус, дьявол на колесах. И если б дьявол... "праведная" нечисть, готовая сожрать меня в ночи... И — там, вертя баранку, точно глобус, седой сатир в подрамнике белесом, еще сильней свои сутуля плечи и выпуская дымные лучи, как — щупальца в заснеженную хвою, зеленым глазом подмигнет во тьме... тогда, тогда — прощай и... бог со мною, моя любовь, земная и бессме... *** Что за напасть — не быть счастливой, когда по малости, по крохам уже и крылья отросли, а небо — так же недоступно... И со звездою хохотливой раскланиваясь с легким вздохом из недр спеленутой дали мечтать — об ослабленьи уз... Ах, счастье — неподъемный груз. Не знать — преступно... И что за глупость — ликованье души, истерзанной в ненастье, когда — беспомощный вираж, — отчаянье непостижимое... Мне не унять ее желанья, не разорвав себя на части. И коронация — мираж. Поскольку следом — самосуд. Ах, счастье... запертый сосуд. Ты — содержимое... Метель Под утро — темнота касается души сквозь мерзлое окно и мерзлые постели, как лезвие — холста, уставшего от лжи, где кисть — веретено метели... И как не повернешь, все ближе и бледней сквозь сумрачный покров лицо в оконной раме... И ты еще живешь, а белый соловей уже поет, что нас с тобой не станет... Мой воспаленный бред — твой неусыпный страж, сквозь завыванье вьюг, сквозь завиранье буйствий... И вот уже рассвет стирает карандаш, размазывая круг предчувствий... Но ветра кружева все гуще... и мертвей, и свадебность садов слетает с пьедестала, и я еще — жива, а белый соловей уже поет, что нас с тобой — не стало... Случайный разговор Серый дождь, скупая печаль, пароходный город, вода... Ты поймешь... ты скажешь, — Причаль хоть когда-нибудь, хоть куда... В глубине прищуренных глаз ни сомнения, ни тревог... — Ты уже, наверно, не раз здесь распутывал поплавок...? — Извини, но в этом краю нет ни удочек, ни мостков... — Я тебя в себе узнаю, оба сшиты из лоскутков, оба вышли, как на духу, до конца, звериной тропой в эту ночь, в безлюдье, в труху воевать с самими собой... — Серый дождь, его не унять, глушит звуки, бьет фонари... — Ты меня боишься обнять... Извини, что знаю, старик. Нам с тобой не выжить от ран. А еще я знаю одно... Здесь не выйдет дернуть «стоп кран», здесь уходят камнем на дно. Друзьям Развеются образы старых долгов... свободно как возглас, легко, беззаботно я встречу друзей и не встречу врагов. Неистово, жадно, почти что животно — друзей! именами наполнивших — хруст сухого гербария... милые лица друзей, без которых мучительно пуст мой дом... и не хочется в нем домовиться. Они мне придумают ориентир, перепрограммируют сроки и цели, иначе не выжить, иначе — пунктир... и все, что я есть — у него на прицеле. Автопортретное Прямолинейность пут, чистосердечность бед... О, господи, — на что мне столько мер и правил... Да, черт со мной! И шут. Коль мой полночный бред годится лишь на то, чтоб кто-нибудь — исправил... Чем — за руку вести, — пустите под откос. Чтоб следом — воронье, и стон, и звон заречный... Что я? — Трава в горсти. Несчастье. Перекос. И — плюнула на все, и ветер — встречный... Третий глаз Другу 1 Бывало, лезу от любви на стенку и никого нет рядом... Потихоньку выплевываю молоко, и пенку, и скисшие мечты. Но ты, легонько, за плечико, мол, все не так... нормально... Колючий свитер пахнет диким лугом и все в тебе, почти что аномально твердит, что ты мой друг и будешь — другом. 2 — Дай мне знать, когда пройдет! — Я зализываю раны... — Трижды дождик упадет, трижды вылинят бакланы. — Говоря смешную чушь без поправок и помарок, дай мне знать, когда не дюж у маринок и тамарок. — Ты все та же, что была в детских плюшевых хоромах. — Ты хотел, чтоб я жила, я живу. Но как-то в промах. 3 — И струнишь донжуанство, как белка струнит колесо, удирая от всякого, кто замирает на месте... — Что-то есть в этой прыти от близкого шее лассо, от петли гистерезиса, вымученной в тили-тесте. — Отчего же боюсь, что разобран последний завал, что уже не осталось преград до опасного шага... — От того, что ты больше не лечишь, как дед-коновал, не играешь, как с маленькой в... ножницы, камень, бумага... 4 — Только мы не можем сойти с орбит. — Без тебя давно бы шагнула мимо. — Сотни раз тобою я был убит. — Сотни раз тобою была хранима. — Ты прости, что наши с тобой пути перепутало топкой вселенской тропкой. — Если ты не робок, по ней иди. — Если робок... — Тоже побуду робкой. Две тени (стихи не для всех) Касаясь белого листа асфальта я понимала, что душа шершава... что каблука заточенное жало сквозь плоть ее свободно проходило под этим солнцем, и огнем, и светом... А в белых снах восторженного альта звучала гамма, тут же, в подворотне, с мальчишеским упорством, возле «сотни», упавшей в кепку цвета крокодила, единственным на тот концерт билетом... Прижав к груди седеющую скрипку, стоял старик, и отдыхал, и слушал, смотрел на мальчика, и видел душу, еще не тронутую каблуками, еще не верившую в обнищанье... И длился день, очерчивая зыбко две тени на расплавленном асфальте, и сторублевый одинокий фантик, и старенькую кепку под ногами, и белый лист усердного молчанья... Октябрь... (стихи не для всех) Милый мой, милый мой, снова в воздухе — хворь, снова в небе — тоска и — убийственный — крик! Очумелые лица из окон домов, и пожар, как лисица, меж черных стволов. Это — красные листья, им город — на миг. Это — мордочка лисья и волчий парик. Это стенки и дверцы от клетки грудной. Это — вилами — в сердце... милый мой... Татьяне (стихи не для всех) Моей очень рано ушедшей подруге Тане Меркуловой... по ее просьбе... перед самым концом... Когда никакой не осталось надежды и ты одиночеством падаешь в пропасть, сметая мосты восходящего света, сжимая галактику до эмбриона, когда не осталось терпенья, а между порывами страха и боли, как лопасть кривого весла, ты выходишь из пледа, горячего от комариного звона, тогда у окна появляется ангел, немного смешной, в голубиных одеждах, он еле заметен на фоне герани и вряд ли понятен тому, кто не болен... Касаясь предплечья, запястья, фаланги, он жмется к ладоням, он знает, — надежда врачует на самой мучительной грани того, кто надежду питает, не боле... Потом исчезает в предутреннем свете, оставив едва уловимое жженье покоя и веры... На кончике страха заело пластинку, замяло вопросы, качается маятник, шепчется ветер, земля изучает твое отраженье, упавшее в небо... Там — белая птаха... а на подоконнике — блюдце и просо... Декабрь (стихи в бездну) Танюшке Как сказочно декабрь настает, как милостиво осень отступает, и ветер переулки подметает сухие и холодные, как лед. Прозрачны тротуары облаков, крахмальны лица утренних созданий, вплывает стужа в лабиринты зданий, как белый лебедь в лоно берегов... И воздух — бел, в нем белые стихи, в нем чистота, и жалость, и угроза, — Дрожать тебе на паперти мороза, и прятаться в дешевые платки... Но в это утро тихих тополей, хрустальных жестов, медленных наречий он кутает твои худые плечи в сугробы драгоценных соболей... Ненаписанное письмо (стихи не для всех) Г.Б. За океаном вколоченный гвоздь отдает молотком на восток... Эхо... как будто, — вмороченный сквозь Ниагару — булыжный поток. Эхо... как будто, взревевшая вглубь Малориты — волна площадей. Если есть силы в тебе, приголубь ты чеширские шляпки гвоздей. Зря ли подобран кленовый листок, зря ли вырвана с корнем строка... Стук молотка отдает на восток, дыроколя границ — берега... Чем неверней, тем забористей, знать, чтобы — было, куда не вернуться. Чтобы — в распятую осень — узнать, как же больно к словам прикоснуться... В трамвае (зарисовки) Она стояла у окна и проезжала мимо окон... Ее печаль была видна, ее несчастье — черный кокон, в котором тоненькая нить оборвалась совсем недавно... Но в этом некого винить, а ненавидеть и подавно... А кто-то нажимал плечом, и напирал, и упирался, и был, как будто, ни при чем, и быть, при всем при том, старался. Но лишь... стояла у окна и машинально, рыжий локон все заправляла в черный кокон рукой невидящей она... *** Я сегодня пьяна, голова в чаду... Никому не нужна, никого не жду... Никому не нужна, порешили, знать. И еще не жена, и уже не мать. Одинока, вольна, не о том пою. Я сегодня пьяна, голова в раю... А закрою глаза, — бесы празднуют. Да кричат небеса глупость разную. Ах, доколе же мне искупать грехи... Я сегодня в огне и в огне стихи. Стелят пепел к ногам черной скатертью... Я сегодня стихам стану мачехой. *** (зарисовки) Оглохшим взором ткнулась в небеса... там – безрассудства предзнаменование, и отсветы, и краски без названия, пестрящие под птичьи голоса... Певучий хор, распахнутая высь, малиновые трели благодати, как – милостиво, щедро и некстати они с моим молчанием слились... Предчувствие весны Белая ива склонилась над омутом, черная кошка запрыгнула в облако, ветер упрямо баюкает колокол города... Это — весна на дорогу окольную вышла — разыгрывать партию сольную, чтобы повесить на души крамольную вольную... Чтобы — рвануть, надевая улыбочку, чтобы — присвистнуть в дырявую дудочку, чтобы сиротство закинуть, как удочку, в улочку... *** Я так люблю, когда мы близко, и наши руки сплетены... когда я падаю так низко не по вине, а — для — вины... Ночь глубока и беспросветна, в ней — только реки и мосты, приливы душ, порывы ветра, и безнадежно — я и ты... Нет, я уже не обознаюсь, превозмогая глубину тебя держусь, тобой спасаюсь, и задыхаюсь, и — тону... И будет — так. И будет вертел, — один порыв, один поток! Последнее бессилье смерти и первый — воздуха — глоток... Откровение Чуть дотрагиваясь щекой до твоей щеки, закрывая тебя собой, как от ветра, украду у себя — другой, той, что ночь — стихи, каждый вдох твой, и выдох твой предрассветный... Ароматами сладких уз, горькой бузиной разобьюсь о тебя, как — с бус камни — в россыпь... в полумраке звенящих чувств поднимусь волной, каждый омут ловя на вкус, каждый остров... И сомкнется горячий круг напряженных тел, и вольется — в обеих рук — сердцевины не жена, не сестра, не друг, то, что ты хотел, как Господь получить из мук теплой глины... Раздвигая ночные льды, разрушая плен будем святы лишь я и — ты на — мгновение... А когда сладострастный дым опадет с колен, покачнемся мы с высоты откровения... *** Закрыть глаза, зажмуриться и ждать прикосновения твоей тоски... О небеса, я научусь страдать, я научусь отмеривать шаги... И по ночам, не зажигая свеч, молясь беззвучно о твоей судьбе, я научусь печаль свою стеречь, я научусь не привыкать к тебе... Пусть боль моя останется во мне иглой, занозой, колотым стеклом, чертенком в расплескавшемся вине, и ангелом за праздничным столом... Не шелохнусь и вида не подам, не обернусь и даже не вздохну, но ни за что на свете не предам внезапно задрожавшую струну... Никто, никто не сможет угадать как нужно мне, покою вопреки, закрыть глаза, зажмуриться и ждать прикосновения твоей тоски... Два стихотворения Ну вот и все... Осталось только — помнить, и не надеяться, и — не жалеть... и свой бокал торжественно наполнить, и промолчать, и двери отпереть, и — отпустить, ни в чем не упрекая, и — напоследок — помахать рукой... Какая — малость, будничность какая, и — удушающий — глоток какой... Ну вот и все. Апатия и скука. Табачный дым в раскрытое окно... Гори огнем, удачница-разлука, мне пропадать с тобою суждено... и — слышать, как упрямо — не стихают во тьме шаги... и не позвать с тоской... Какая малость, будничность какая и удушающий глоток какой... Я к вам пишу? Я к вам пишу? Я к вам — дышу... я — к вам и шепотом, и криком тянусь — в бездумии великом... к — дверям, к — перилам, к — этажу, к звонку, к дежурной паре фраз, к цепочке, сдернутой со злостью! я — к вам... непрошенною гостьей. О, господи. ... в последний раз... *** Из выпуклого облака обиды я выжала последнюю слезу, горючую, вангоговского вида. Она легла свечей на бирюзу шифонового платья... и прошила, прожгла или, верней сказать, прошла навылет... малахольная игла, бездумный гвоздик, елочное шило... Я все решила. Но не все смогла. И вновь осталась... Так уже бывало. Не думала, что пишется конец комедии... где ты, как плавунец, скользишь непринужденно и бывало по темной глади мартовского следа, в котором утопился мой мирок обманок... и каких-то, между строк, недособытий, недовесен, недо... Как два соседа мы любили впрок. Просто... Сигарета, кофе, дождь, широченный подоконник. Будто в комнате — покойник, тихо-тихо ты сидишь... Не протягиваешь рук. Не одариваешь взглядом. Просто близко. Просто рядом. Просто на воду глядишь... Ну и вот, пожалуй, все. Никакого эпатажа. Просто поезд, если даже опоздает, — не спасет. Просто еду насовсем. Просто куплены билеты. С пересадкой. На край света. Глупо спрашивать — зачем. Одиночество вдвоем, — крах взаимоисключений... И досада. И стечений обстоятельств водоем... И разлука впереди, за зеленым светофором, где ночной экспресс — фарфором разбивается в пути... Сигарета, кофе, дождь, чемоданы у порога... «Не тревожься ради бога...», — тихо-тихо я скажу. А когда закрою дверь, то, что плачу... не замечу... просто поезд, просто вечер, просто на воду гляжу... Бессонница (не...) 1 Снова вечер, снова дождь — плакать. Не проедешь, не пройдешь, — слякоть. Только по двору, где синь — сера чиркнет птица и — аминь! — села. А прохожий смотрит, мол, — чё ты? А в прихожей ходит вор — черной... А сама сижу спокой — ненько, свесив ноги с подокон — ника. 2 Приходит ночь, и спать не хочется, и каркает ворона — туш... и серый пес на землю мочится, и до утра — такая чушь. И за стеной не слышно пения, и тихо тикают часы, и я — ночное привидение — ложусь в постель, как на весы... И чаша та, не зная роздыха, скрипит на третьем этаже. но я — не тяжелее воздуха, я невесомая уже. А был бы ты... ты — без понятия — сорвал бы мигом кружева. Чтоб стали мне тесны объятия и велики чуть-чуть слова... 3 Надену румяные щеки, надену бордовые губы, надену — глаза и ресницы и буду стоять у окна... И буду стоять — руки в боки, и будут прохожие шубы, как дикие звери и птицы пастись под окном дотемна. И будут любиться украдкой, и будут ходить к водопою, и будут рычать друг на друга, и сильные слабых — съедать... И будет охотник с рогаткой ехидно трясти бородою, — стой, стой, дорогая подруга, тебя превосходно видать... Весеннее (хисти) Отутюжила сама все свои помятости, ни греха, ни святости не оставила... А в Москве прошла зима снежная — до внятности, но снега — без слякотности солнце сплавило. Рыжий ходит постовой, никакого почерка, на плечах — два прочерка, кобура мошной. А Москва идет — листвой, и — травой, и — прочим... да... в ней бульваров до черта, кислород сплошной. Из раскрытого окна музыка доносится и к партнеру просится блажь — преступница... Ах, в Москве моей — весна, все — разноголосица, голоси! — не спросится, не аукнется... Рассудительное (хисти) Я с тобой шагала рядом Рассуждала мысленно, — Странная у нас плеяда, Очень малочисленна. Подойдя с другого бока, Умножала два на два. В диалектике я дока. В арифметике фиг два. Было жарко. Было лето. Я подумала опять И сказала: "Дети — это Хорошо! А лучше пять". Ты ответил: "Что за спешка? Попугайчик есть у нас". В арифметике я пешка, В диалектике ты ас. Но к двенадцатому рейду На бульваре на Страстном Я подумала по Фрейду И на старом проездном Написала синим шрифтом, Ручкой, ножкой, пальчиком: "Отъезжай с последним лифтом Вместе с попугайчиком". Московское (хисти) Я не привыкла к тебе ни копейки, Город, который велик и старин... Просто сижу на российской скамейке, Чищу испанский себе мандарин. Мысли отправились в дальние рейсы. Жаль, голова далеко не уйдет, — Масло прольют на трамвайные рельсы. Или кирпич из окна упадет. Если б не масло, да если бы каска, Солнышко-ведрышко, нервы в узде, Я бы как Жучка из Новочеркасска Тоже гуляла всегда и везде. Я бы любила твоих церителлей, Город, в котором родиться пришлось. Благо, в скрижалях стальных параллелей Места для жучек еще не нашлось... Аннушка, Аннушка! За штукатуркой Две облигации... не выдавай... Вот и сижу тут с испанскою шкуркой, Взглядом российский встречая трамвай. Рельсы проложены слева — направо, Слева — направо… Да, что говорить. Тут даже головы, и даже... главы Выкинуть просто. Как файл удалить. Безразличное (хисти) В поэме моих безразличий Зачеркнута ваша вина. Зачеркнута, в рамках приличий, Ей богу, зачем мне она. Я помню, приехали люди В классических автопальто... Был вечер, и рыбка на блюде, И ваше коронное «до». Да, вы в дорогом ресторане Романсами брали сердца, На взломе, на взрыве, на грани Рождения или конца. Тягучие, сладкие трели, Подсолнухи, зной, бирюза, Вы пели, вы пели, вы пели... Мои изучая глаза. Звенели ручьи и капели, Шептались у ног камыши, Вы пели, вы пели, вы пели, Моей не жалея души, А после... с кошачьей улыбкой К себе подозвали рукой, Мол, ты будешь съеденной рыбкой, Мол... мне безразлично какой. В поэме моих безразличий Зачеркнута ваша вина. Зачеркнута, в рамках приличий. Прощайте. Зачем мне она. Когда-нибудь и в самом деле Вы будете локти кусать, Вы пели, вы пели, вы пели, Вы пели, вы пели, вы пели, Вы пели, вы пели, вы пели... А надо бы... было... сплясать. Майское (хисти) Остолопствую. Сумасбродствую. Обезумела, дальше некуда. Я сама себе — и холопствую, И дворянствую. Больше некому. Понимал бы кто привередливость. Объяснил бы кто (чем паясничать), Для чего нужна сердцу въедливость В глубину вещей. До неясного. А за стенами, а за окнами Сумасшедший май бродит с посохом, Тычет палкою в землю мокрую, Да стучится в дом тихим постуком. Там, в ночи, ему — ливни вылиты, На безлюдии, сам себе родня, Моему он шлет сердцу выверты, Своему берет откровения. Распахну ли дверь из последних сил, Загляну ль в рассвет, точно в обморок, — Сумасшедший май провода скосил Да жует луны сочный окорок. И опять сижу — остолопствую. На своем шесте кукарекую, Что сама себе — и холопствую, И дворянствую. Больше некому. Школьное (хисти) Ты забыл ко мне прижаться, От того и наступили холода. И свинцовые лошадцы Топчут липово-кленовые стада. И напористые ветры Раздосадовано ставят нам на вид, Что не все считают метры Километрами некошеных обид. Я из старого комода Доставала панталоны и манто. Но дырявая погода Их кроила, как тупое долото. Просто, ты забыл прижаться. От того и лето сделалось больным. И никак не разрешатся Эти иксы уравнением двойным. Романсовое (хисти) Заплутала я в рифмах осенних, Дни промозгли, а ночи промокли... Голова моя — сломанный веник, Гляну прямо ли, гляну в бок ли Некошерна и бесполезна Потому, что мыслями — в тучи. Потому, что нынче, железно, Облетят и листья. До кучи. Сломан градусник, сбиты клинья Стаек дворников журавлиных. И душа моя, цвета инея, Растворяется в дворников спинах. Я уйду в иное пространство. Я уйду, футболя по листьям... Эх, осеннее самобранство, Плохо — веником. Надо б — кистью... Январское (хисти) Январский снег летел Нечаянный, непрошенный, Как будто — не у дел И кем-то огорошенный, Вертелся и вертел Прохожими, похожими На точки с запятыми от руки... А мы с тобой брели По старому Медвежьему, Где окна у земли Открыто — занавешены, Где виснут фонари На проводе заснеженном, А на столбе — афишные листки... Здесь люди уж не те, Здесь лица непривычные, И не на высоте Дворняги закадычные, Котлеты на плите, Да самые обычные Татарские житейские слова... А где-то на Тверском, На крашеной скамейке, Ворона босиком Гоняет три копейки. И хочется тайком, Как в детстве, вместе с Венькой, Звонить во все знакомые дома... Спящее (хисти) Никаких особых инструкций, Просто счетчик встал на нули... Человечки странных конструкций По карнизу нынче пришли. Сняв обувку, в белых носочках, На оконный влезли порог И спустились по одиночке В дом, который спал, как сурок. Что они пришли, как родные, Не имелось даже в виду. Просто странно было... седые, а давай играть в чехарду. Суетливыми светлячками Озарялась эта возня, Золотистыми колпачками И камзольчиками дразня. А потом, смешно в самом деле, Так сердито, так боево Говорили что-то об эле И что мышь на кухне... того. И сидели, как на опушке, Размышляя, — что за ботва?! — Под луной, на мягкой подушке, Где спала моя голова. Тридцать второе (хисти) Минор касался недобота, Как день касается числа. Тридцать второго шла суббота И сочинительствовала. Не нарушая перебора Тахикардийного ла-ла Бежала кошка вдоль забора И сочинительствовала. За ней скакала гамадрила Зеленая, как трын-трава, Тянула пиво, и курила, И сочинительствовала. За гамадрилой просорушка Освобождала два крыла, Кукушку слушала на ушко И сочинительствовала. Минор касался недобота, Как день касается числа. Тридцать второго шла суббота И сочинительствовала. Безумье мыслями густилось, Перо мучительствовало. А в небе солнышко светилось И сочинительствовало... Автор: Ana (МАСТЕР**) [/цитата] |
01 сентября ’2012 22:54
Аня Лысюк, "Воскресенье"
Романсовое (хисти) Заплутала я в рифмах осенних, Дни промозгли, а ночи промокли... Голова моя — сломанный веник, Гляну прямо ли, гляну в бок ли Некошерна и бесполезна Потому, что мыслями — в тучи. Потому, что нынче, железно, Облетят и листья. До кучи. Сломан градусник, сбиты клинья Стаек дворников журавлиных. И душа моя, цвета инея, Растворяется в дворников спинах. Я уйду в иное пространство. Я уйду, футболя по листьям... Эх, осеннее самобранство, Плохо — веником. Надо б — кистью... Автор: Ana (МАСТЕР**) |
Оставлять сообщения могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор