Воображая себя философом, Рихард Вагнер много писал о музыке, религии и политике. Многие из его идей, особенно о немецком национализме, предвосхитили нацистскую идеологию. Вагнер был не из тех, кто уклоняется от споров. Союзник неудавшегося Дрезденского восстания, он бежал из Германии в Цюрих в 1849 году. В затишье своего изгнания болтливый композитор погрузился в философию, написав множество эссе.
И Das Judenthum in der Musik (Еврейство в музыке) – отличный тому пример, повергший в шок не только толпу зевак, а и критиков. Яростный антисемитский текст атаковал двух еврейских композиторов, Мейербера и Мендельсона, которые оказали глубокое влияние на Вагнера. В тираде Рихард утверждал, что их музыка была слабой, потому что она была еврейской, и поэтому ей не хватало национального стиля. Критики предполагали, что он копировал Мейербера. Именно поэтому Вагнер держал злость, обиду и раздражение, каждый раз, когда речь заходила о его еврейском предшественнике, всячески стараясь опровергнуть любые сравнения.
Ко всему прочему в то время в Германии нарастал популистский антисемитизм, который Рихард использовал в своих собственных целях. По мере того, как эссе со времен стало набирать обороты, карьера Мейербера застопорилась. И несмотря на то, что Рихард до самой смерти выступал против еврейской музыки, он не был таким ярым ненавистником евреев, каким его изображали нацисты. У него были тесные связи с еврейскими друзьями и коллегами, такими как Герман Леви, Карл Таузиг, Иосиф Рубинштейн и Ференц Лист.
В других произведениях Рихард заявлял, что немецкая музыка превосходит любую другую. Чистое и духовное, утверждал он, немецкое искусство было глубоким там, где итальянская и французская музыка были поверхностными.
В Европе середины XIX века национализм пустил корни в вакууме, оставленном церковью. Граждане искали идентичность в воображаемом сообществе общей этнической принадлежности и наследия. И это относилось и к музыке тоже. Композиторы пытались определить особенности своего собственного национального стиля. И Вагнер стоял у руля этого немецкого национализма. Он видел себя хранителем немецкого наследия, естественным преемником титана Бетховена.
А как известно, вершина немецкой музыки - опера. Вагнер использовал сюжеты своих опер, чтобы пробудить немецкую гордость. Наиболее известно, что «Кольцо Нибелунгов» в значительной степени опирается на немецкую мифологию, в то время как «Нюрнбергские мейстерзингеры» чтит обывателя в Нюрнберге. Центральное место в его проекте национализма занимал Байрёйтский фестиваль.
В малоизвестной деревне Байройт Вагнер организовал фестиваль, посвящённый исполнению его опер. Архитектура Фестшпильхауса была специально разработана для того, чтобы погрузить зрителей в оперу. Преданные поклонники даже совершали ежегодные паломничества на фестиваль, придавая ему квазирелигиозный характер.
С юных лет Адольф был очарован произведениями Вагнера, воспринимая его как икону. В двенадцать лет Гитлер был глубоко тронут «Лоэнгрин», когда впервые увидел эту оперу в исполнении. В «Майн Кампф» (Моя борьба) он описывает свою мгновенную близость к грандиозности вагнеровской оперы. И, как утверждается, именно опера «Риенци» в 1905 году спровоцировало его прозрение, указав на судьбу в политике. С того самого дня Адольф стал одержим этой идеей.
В межвоенные годы начинающий политик разыскал семью Вагнера. В 1923 году он посетил дом композитора, отдав дань уважения его могиле. Как известно, он завязал тесную дружбу с невесткой композита Винифред Вагнер, которая прозвала будущего диктатора «Волком». Когда Гитлер пришёл к власти, его личное пристрастие к музыке Вагнера естественным образом стало вкусом его партии.
В нацистской Германии музыка имела политическое значение. Как и во всех сферах жизни немецкого общества, государство приняло жёсткие меры по контролю за тем, что люди могут слушать. Музыка была захвачена пропагандистским аппаратом. Геббельс признал, что искусство и культура могут стать мощным инструментом для развития фольксгемайншафта, или сообщества, и помочь объединить гордую Германию.
Для этого Музыкальная палата Рейха строго регулировала выпуск музыки в Германии. Все музыканты должны были принадлежать к этому органу. Если они хотели свободно сочинять, они должны были сотрудничать с нацистскими директивами. Последовала жёсткая цензура. Нацисты исключили музыку еврейских композиторов, таких как Мендельсон, из печати или исполнения. Экспрессионистское движение было демонтировано, авангардная атональность Шенберга и Берга рассматривалась как «бацилла». А на Выставке дегенеративного искусства подвергались критике «чёрная» музыка и джаз.
Музыканты толпами бежали в изгнание, чтобы защитить свою творческую свободу от этой политики стирания. Вместо этого Музыкальная палата Рейха пропагандировала чистую немецкую музыку. Обращаясь к прошлому, чтобы вызвать в воображении общее наследие, они превозносили великих немецких композиторов, таких как Бетховен, Антон Брукнер и Рихард Вагнер. В любом случае, антисемитские оскорбления Вагнера будут соответствовать нацистской идеологии примерно семьдесят лет спустя.
Режим защищал Рихарда Вагнера как могущественный символ немецкой культуры. Они утверждали, что, вернувшись к своим корням, Германия сможет восстановить своё положение. Именно так Вагнер стал неотъемлемой частью важных государственных мероприятий, от дней рождения Гитлера до митингов в Нюрнберге. Общества Вагнера также возникли по всей Германии.
Байрёйтский фестиваль превратился в зрелище нацистской пропаганды. Часто Гитлер был гостем, появляясь в тщательно продуманном зрелище под оглушительные аплодисменты. В преддверии фестиваля 1933 года Геббельс транслировал «Мейстерзингеры», назвав это произведение «самой немецкой из всех немецких опер».
Во время Второй мировой войны Байройт в значительной степени финансировался государством. Несмотря на бушующую войну, Гитлер настоял на том, чтобы она продолжалась до 1945 года, и купил пачки билетов для молодых солдат (которые неохотно посещали лекции по Вагнеру).
В Дахау музыка Вагнера звучала по громкоговорителям, чтобы «перевоспитать» политических противников в лагере. А когда немецкие войска вторглись в Париж, некоторые оставили копии «Парсифаля» Вагнера, чтобы французские музыканты могли найти их в своих разграбленных домах.
Как писала газета «Völkischer Beobachter», Рихард Вагнер стал национальным героем. Некоторые также описывали композитора как оракула немецкого национализма. Они предположили, что Вагнер предсказал такие исторические события, как начало войны, расцвет коммунизма и еврейская проблема. В его героических мифах и тевтонских рыцарях они создали аллегорию арийской расы.
Профессор Вернер Кульц назвал Вагнера «первопроходцем немецкого возрождения, поскольку он вернул нас к истокам нашей природы, которые мы находим в германской мифологии». Было, конечно, несколько недовольных. Не все согласились с тем, чтобы Вагнера тыкали им в лицо. Нацисты, по сообщениям, засыпали в театрах опер Вагнера. И Гитлер не мог соперничать со вкусом публики к популярной музыке. Но официально государство освятило Рихарда Вагнера. Его оперы воплощали идеал чистой немецкой музыки и стали центром, вокруг которого мог расти национализм.
Сегодня невозможно играть Вагнера, не вызывая в воображении эту ярчайшую историю. Исполнители задались вопросом, можно ли отделить человека от его музыки. В Израиле Вагнера не играют. Последнее выступление «Нюрнбергские мейстерзингеры» было отменено в 1938 году, когда стало известно о Хрустальной ночи.
Сегодня любое предположение и упоминание о Вагнере встречает споры, горячо обсуждаясь. У композитора была своя доля еврейских поклонников, в том числе Даниэль Баренбойм и Джеймс Левин. А ещё есть упоминание о Теодоре Герцле, который слушал «Тангейзер» Вагнера, разрабатывая основополагающие документы сионизма.
Кто знает, удастся ли вырвать Вагнера из этой истории или его имя навсегда останется запятнано. В конце концов, это был тот же самый немецкий национализм, который композитор реализовал в Байройте и который достиг кульминации в геноциде. На сегодняшний день некоторые критики расценивают случай с Рихардом Вагнером и нацистами, как суровое предупреждение против политики изоляции в современном искусстве.