Люсьен Гайар был потомственным ювелиром (в третьем поколении!) и потомственным же поклонником японского искусства. Его вкусы идеально совпали с европейским очарованием Японией, не так давно открывшей границы для иностранцев, и во многом именно творчество Гайара способствовало возникновению моды на «японизм». В начале своего профессионального пути он руководит мастерской, создававшей светильники в декоративном «версальском» стиле. И вместе с тем тщательно изучал технологии работы с металлом, особенно патинирование, о котором написал несколько научных текстов, привлекших всеобщее внимание.
Он считал, что именно японские мастера достигли невероятных успехов в этом деле – а еще в работе с лаками и сплавами. Он сотрудничал с японцами, приехавшими работать в Париж, учился у них, искал способы патинирования кости и рога. Самыми популярными изделиями зрелого периода его творчества стали гребни в японском стиле с растительными мотивами, изысканные, сложных форм и оттенков.
Альфонс Муха – культовый художник (и, как бы сейчас сказали, графический дизайнер) эпохи модерна. Всем хорошо известны его театральные и рекламные плакаты. Однако были в его жизни и украшения, созданные в тандеме с ювелиром Жоржем Фуке. Последнему очень понравились браслеты-змеи и роскошные диадемы, которыми Муха украшал героинь своих рисунков, и он пригласил художника создать несколько эскизов для ювелирного дома. Так появились броши и подвески с пейзажами, благородными ирисами, нежным душистым горошком и, конечно, девами с бесконечно длинными волосами.
Именно Фуке и Муха придумали золотой браслет-змею для легендарной актрисы Сары Бернар к премьере ее спектакля «Медея». Бернар восхищались, Бернар подражали, и украшения, которые хотела носить она, тут же вожделели все. «Змеиный» браслет со временем стал официальным символом ар-нуво – гибкие плавные линии, красота и порочность.
Любимым камнем Филиппа Вольферса был опал. Сложные оттенки и таинственное мерцание этого камня позволяло добиться тех мистических эффектов, которые так ему нравились. Как и бельгийские художники-символисты, Вольферс не избегал мрачных, даже пугающих образов в своих работах – летучих мышей, терниев, ночных мотыльков. И точно так же, как на их полотнах, в его украшениях появляется то ли маска, то ли потусторонний лик «незнакомки».
Он не избежал массового увлечения Японией, некоторые его подвески с эмалями и барочным жемчугом копируют мотивы японской геральдики и гравюры. Однако в то же время Вольферс одержим Египтом – скарабеи, ритмически организованные крылья, лотосы и побеги бамбука. На пике славы он бросил ювелирную мастерскую и вернулся к увлечению молодости – профессионально занялся скульптурой.
Надо сказать, до Лалика женские образы в украшениях практически не использовались. Когда Рене Лалик создал корсажную брошь с красавицей-стрекозой, обольстительной химерой, разразился настоящий скандал. Его экспериментальные драгоценности раз за разом приводили публику в ярость и восторг – клубки змей, колосья и ласточки, полуобнаженные «роковые женщины», черепаховый панцирь в сочетании с бриллиантами, золото и эмали рука об руку…
Если сегодня благородные металлы с поделочными камнями, деревом и даже пластиком не вызывают нареканий, то в конце позапрошлого века Рене Лалик прослыл революционером. Ему говорили, что ни одна «приличная» женщина не наденет такие украшения – зато «неприличные» (дамы полусвета, актрисы, куртизанки), не скованные общественными условностями, буквально дрались за его броши. Большой поклонницей и любимой клиенткой Лалика была Сара Бернар, чей бунтарский характер хорошо известен биографам. Впрочем, со временем консервативная публика привыкла к его гениальным выходкам – украшения Рене Лалика носила последняя русская императрица.
В семье Анри Вевера украшениями занимались все – и никакого иного пути он сам не представлял. Наряду с дорогими материалами активно использовал эмали. В его произведениях – вьющиеся растения, среди которых отдыхают очаровательные нимфы, коварные ведьмы, своевольные богини…
Самая известная его брошь – «Сильвия», прекрасная женщина с крыльями бабочки.
Интересна история не только Вевера-ювелира, но и Вевера-коллекционера. Как и многие современники, Анри Вевер обожал искусство Японии. Его внушительная коллекция гравюр служила вдохновением для художников, с которыми он дружил – например, Клода Моне. Период Первой мировой войны подточил финансовое благополучие множества людей, и Анри Вевер тоже испытал влияние кризиса. Он был вынужден продать свою великолепную коллекцию гравюр, которые в дальнейшем составили часть знаменитого собрания Токийского национального музея. После войны он снова начал собирать гравюры, однако его новая коллекция с трудом пережила уже Вторую мировую. Много лет о ней ничего не было слышно, однако в 1974 году ее значительная часть обнаружилась на торгах аукционного дома Sotheby's.
Текст: Софья Егорова.