Новости

О Борисове-Мусатове часто пишут в минорном ключе – его картины, проникнутые грустью, навевают мысли об одинокой жизни, полной невзгод, непонимания и отвержения. Однако певец заброшенных усадеб, заросших прудов и призрачных дев за свою короткую жизнь успел обзавестись друзьями и стать образцом для молодых художников. А еще он любил – и был любим взаимно…

Виктор Эльпидифорович родился весной 1870 года. Его дед был крепостным при саратовском помещике Шахматове. После отмены крепостного права отец будущего художника остался при помещике в качестве камердинера, затем получил образование бухгалтера и поступил служащим в железнодорожную контору в Саратове. Женился он на дочери владельца переплетной мастерской. Брак был омрачен смертями четверых детей Мусатовых еще во младенчестве. Пятый их ребенок не выказывал никакого нездоровья до трехлетнего возраста, но внезапно его состояние ухудшилось.
Выяснилось, что маленький Виктор страдает от тяжелого повреждения спины после неудачного падения, на которое сначала никто не обратил внимания. К счастью, Мусатовы сумели найти хороших врачей, чьи революционные по тем временам методы помогли остановить значительную деформацию позвоночника, но всю оставшуюся жизнь Виктор страдал не только от внешнего недостатка, но и от чудовищных болей в спине, и многих других недугов.

Родители окружили мальчика заботой и любовью с удвоенной силой. Отец рисовал для него книжки и поддерживал любовь к творчеству. Уже в одиннадцать лет будущий художник демонстрировал исключительные успехи в рисовании и черчении. Даже контурные карты он превращал в настоящие шедевры. Он был мечтателен, любил бывать в одиночестве. Однако его однокашники вспоминали, что с ними Виктор бывал весел и дружелюбен, вызывал у них неподдельный интерес своей одаренностью и умом. Его физические особенности и замкнутость вовсе не отталкивали сверстников, с ним стремились дружить. А он стремился на берег Волги – писать пейзажи… Когда в Саратове открылся художественный музей, юноша буквально поселился там. В те годы человеку, имевшему серьезные проблемы со здоровьем, идти в художники было как минимум безрассудно – но Виктор понимал, что это его призвание.

Он присоединил к своей фамилии – Мусатов – имя деда, став Борисовым-Мусатовым. Так ему суждено было прославиться – но путь оказался неимоверно труден. Борисов-Мусатов поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, в ученики к Поленову. Одна из его ученических картин была куплена великой княгиней Елизаветой Федоровной.

Душой он стремился в Петербург – именно там кипела настоящая художественная жизнь, создавалось настоящее, как ему казалось, искусство. Но сырой и холодный климат плохо отражался на его хрупком здоровье. Впрочем, и в Москве было достаточно встреч, дискуссий, экспериментов. В одном из таких новаторских художественных кружков Борисов-Мусатов встретил художницу-пейзажистку Елену Александрову – и без памяти в нее влюбился. К его изумлению, чувства оказались взаимными…

В жизни Борисова-Мусатова огромную роль сыграли две Елены – жена и сестра. Обе они вдохновляли и поддерживали его, обе служили бессменными – и единственными – моделями для его полотен. Грустные девушки в старинных платьях (наряды шила мать художника), почти бесплотные, бродят по берегам заросших прудов. Но призраки ушедших времен, скорее условные образы, нежели живые люди, все же сохраняют портретное сходство с двумя любимыми женщинами художника. Впрочем, в его жизни были и другие живописно-романтические увлечения.

Борисов-Мусатов был хорошо знаком с достижениями французского искусства, неоднократно бывал в Париже и восхищался импрессионистами. Но предпочел идти своим путем – писать «прекрасную эпоху», не имевшую точных временных рамок. Художник посещал заброшенные дворянские усадьбы в поисках вдохновения – Слепцовка, Зубриловка, Введенское… Две Елены неизменно сопровождали его в этих путешествиях.

Несмотря на образ мечтательного затворника, Борисов-Мусатов играл большую роль в жизни московских художественных кружков. Его работы имели огромный успех – хотя и в узких кругах. Виктор Эльпидифорович не входил ни в один творческий союз, но активно занимался организацией выставок, дружил со многими символистами. К Борисову-Мусатову были беспощадны критики, его игнорировали покупатели и меценаты, даже Третьяковская галерея отказывалась приобретать его работы (хотя впоследствии там оказалась пара его полотен по протекции Серова), но молодые художники и поэты восхищались им и считали своим лидером. Борисов-Мусатов не имел отношения к «Голубой розе» - главному объединению русских символистов, - но они посвящали ему свои выставки…

В 1904 году Борисову-Мусатову все же удалось получить крупный заказ – четыре стенных росписи для богатого особняка Деоожинской по проекту Федора Шехтеля. Здесь художник мог воплотить все свои давние идеи, полюбившиеся мотивы, стремление к монументальной живописи – и поправить свое незавидное финансовое положение. Но сохранились лишь акварельные эскизы – росписи так и не были созданы. В том же году Борисов-Мусатов испытал радость отцовства – его дочь Марианна впоследствии стала известным книжным графиком.

Вскоре после этого Борисов-Мусатов переехал в Тарусу, где часто проводил время на даче Цветаевых. В ту осень он много занимался пейзажем и начал пробовать свои силы в новой живописной стилистике. Но, нащупав новое направление в живописи, реализовать свои стремления уже не успел – сердце художника больше не справлялось с нагрузкой. В возрасте тридцати пяти лет Борисов-Мусатов скончался.
Он успел сказать друзьям, где желает быть похороненным – в живописном месте на берегу Оки. Друг Борисова-Мусатова, скульптор А.Т. Матвеев, создал прекрасную скульптуру для его надгробия – мальчик, погруженный в сладкий сон. Сон о прекрасной эпохе – теперь уже не сулящий пробуждения.

Текст: Софья Егорова.

Источник: https://kulturologia.ru/blogs/040720/46884/