ОДНАЖДЫ

ОДНАЖДЫ ?..

– «Всё приходит однажды! И в большом и в малом! Однажды рождаемся – однажды уходим!.. Банально, буднично? Увы… Всё однажды. Даже тысячный поцелуй и миллионный вздох крохотульки – выходцы из бесконечного ряда однажды рождённых для твоей судьбы великанов–мгновений! Да и сами мгновенья, сотканные волнами на вечной реке будней, как отпечатки пальцев нашей Судьбы неповторимы. Два берега у этой всёпоглощающей реки Жизни. Только два! Однажды на один мы приходим, чтобы уйти на другой…как ни грустно. Даже если не доплываем, не доходим по дну, не перелетаем, не до… всё равно оказываемся на том печальном берегу, усыпанном галькой, песком. Всё приходит однажды! Всё уходит однажды!»
По пустынной ночной набережной медленно идут двое. Широкоплечий парень лет двадцати пяти из породы могутных в тёмно-синей куртке с золотистыми галунами, в тельняшке и девушка в изящном розовом костюме, слегка полненькая, невысокая с пышными ярко-рыжими волосами и янтарно золотистого цвета глазами. Её крошечные веснушки в свете ночных фонарей кажутся искорками на румяном лице, настолько они живописны и гармоничны над огненными тучными косами на плечах. В руках девушки огромный букет коралловых роз. Парень, не глядя на спутницу, говорит несколько восторженно, больше обращаясь ни к ней, а к реке, а точнее к отражению звёзд на полусонных волнах. Лицо девушки опечаленное, она, искоса наблюдая за парнем, пересчитывает розы, явно ни в первый раз и, вздыхая, словно дитя покачивает цветы на длинных стеблях, укутанных в золотистую рисовую бумагу и нежно оранжевую сеточку. Внутри они украшены белоснежным кружевом, жемчугом и дремлющими среди лепестков разноцветными пластиковыми бабочками. Чтобы ненароком не разрушить красоту огромного букета, девушка вынуждена держать подарок обеими руками прижав к груди. Услышав про берег усыпанный галькой и песком, она второй раз грустно прошептала: «значит всего девятнадцать» нахмурилась, остановилась, попыталась улыбнуться, но чуть слышно всхлипнула, по щекам, словно рассекая лицо алмазными осколками, поползли слёзинки.
– Романтик Ванюша, давай не будем о глобально-печальном филосовско-идеальном, далёком снеоком. И вообще, хватит! Прекрати таращиться на эту… – голос у девушки дрогнул, она отвернулась от парня. – Помнишь, в последнем письме ты стишок прислал про море, будто оно живое. Прочти! Пусть эта заносчивая речка его услышит, а то шебуршит тут волнами, как когтями, годами шипит на меня, словно это я отняла тебя у неё, а не она у меня тебя
– Ира, ты снова о своём? Впрочем… как скажешь… Только река она… всего лишь река, напрасно ты её не любишь, хотя как скажешь, слушай!
Иван обернулся к реке и тихо, словно извиняясь, начал.

То голубое, то зелёное…
То дна темнее в … глубине.
Спокойно в полдень, к ночи вздорное
И безмятежное во сне.
То бьётся вдрызг над старой пристанью
И рвётся к новым берегам,
То горизонтом пишет исповедь,
Срывая штормом стыд и срам.
А в бриз рассветной тропкой розовой
С волною в шёлковую нить
Прикроет рифа лапу острую
И ждёт – кого бы …притопить.
То вздыбится с утра под звёздами,
Пытаясь Млечный путь стереть,
Швырнёт всех чаек в ливни с грозами,
Сорвёт коралловую сеть...
То голубое, то зелёное,
То в скорбной шали ткёт волну!
Но каждый день душой бездонною
Тоскливо смотрит на Луну!
Там океан, что каплей кажется,
В отлив – прилив к себе зовёт…
И каждый раз,
меняя платьице,
Тоскует море,
жаждет,
ждёт!..

– Вот именно! Тоскует! Ждёт! Ванюшка, больше часа мы с тобой маршируем по этим булыжам и бетону! Больше часа! А ты ни разу на меня не посмотрел нормально. Ты с кем разговариваешь? Кому стишок читаешь? Речке! А я рядом, Ванюшечка! Я живая, и тоскую побольше, чем твоё преогромное море, хотя и маленькая. И ждать умею преданнее, а что в итоге… Опять две недели ты этой речке отдал! Две! Эх, речной окунь-утопист! Окунулся и…две недели из моей жизни как винтом отрезал. А если вдуматься – неблагодарный штурман двух вёсел. Ни чина, ни званий! Я его жду,жду, жду, а он… Мало этого! Оказывается, там на своём параходике ты о море продолжал мечтать, а не обо мне! Для солёной водицы вон какие изящные слова нашёл, а для меня! «Здравствуй, как дела, пока». Эх! Одна серая бытовуха без крапинок. Да ладно бы это. Вернулся и что! Всучил цветы, как галочку в отчёте поставил, и пригласил, но куда!? На набережную погулять, ни в театр, ни на концерт, даже цирком побрезговал. И здесь, сам только на эту мокроту и заришься. А то, что у меня другая причёска, костюм на ползарплаты, и туфли не из Китая!? Да таких в Париже не…
– Ирочка, опять! С прошлого месяца не остановишься? Не повторяйся! Ну, как можно человека ревновать к рекам. Солнышко, ты и это водное пространство несовместимы! Ты его освещаешь! Ты! Вдумайся, там обыденная работа, а ты жизнь! Ты радость, счастье! Да ради тебя я готов…
Парень замирает, пытаясь подобрать слова поубедительнее, возвышеннее, но девушка его надменно перебивает.
– Готов, готов! Не заливай. Я не берег. Ты лучше ответь, что в ней хорошего в этой речке. Слова-то какие чудесные для неё выискиваешь. Почему сюда бежишь? Всё ей! А она вода из под крана, она везде одинакова! Везде! Вода! Одна вода, которой посуду моют! А теперь ещё о море песенками душу лечишь, понятно куда потянуло. Не пойму тебя, человека к человеку тянет, а тебя к бесцветной жидкости!
– Нет, Ирочка, ошибаешься! У каждой реки своя аура, свой только ей присущий характер, своё отношение к человечеству. Ни веришь? Ты знаешь, что в нашей стране на шестьдесят человек приходится одна река.
Удивлённая девушка замирает, ладошкой смахивает слезинку на щеке, поворачивается к парню.
– Сколько? Больше выдумать не мог? Это речек на земле на нашей крохотной? А если дожди от них пойду одновременно, где нам жить, да я плавать до сих пор не умею! Да я утону после первого ливня или ноги промочу и заболею!
– Шутишь, ни веришь! Только действительно больше двух с половиной миллионов больших и малых плещется на российских землях.
Букет с цветами всё ниже и ниже опускается к ногам девушки.
– Ванюшутка, сколько тебя знаю, ты вроде врать – то не обучен. Ты ничего не путаешь? Ты там на своём пароходике не слишком вымок, а может на палубке неудачно споткнулся?
– Нет, Ирочка, не иронизируй, всё нормально!
– И что у каждой из этих миллионов своя судьба, аура и что там ещё особенного?
– Много, очень много! Вот, к примеру, Обь самая большая река России. Уроженка Сибири. Отсюда и характер суровый, жёсткий, и аура ледяная с вкраплениями белёсо-снежными. Сибиряки уверены, что название их главной реки произошло от слова которое на языке коми переводится как «снег».
Есть и другая река, которая берёт своё начало в Сибири – Лена – дочь могучего Байкала. Истоком Лены считается небольшое озерцо недалеко от Байкала, но расположенное в горах на полутора тысячной высоте. Представляешь, откуда ей приходится падать к ногам человеческим. Отсюда и характер взрывной, непредсказуемый, озлобленный. Особенно весной, когда бушует, – разливается на десятки километров. Сносит всё, что попадается на её пути. Кстати, берега Лены веками почти безлюдны. Люди боятся селиться из-за её лютого нрава. А если присмотришься к ауре Лены – тёмного найдёшь больше чем светлого. Нехорошая река, нет ей веры.
– Ага, как моей соседки Ленке Давыдовой. Мужиков поменяла больше чем у меня волос, а всё из-за пьянок своих и гнусного характера. Шалава, а с виду ничего – пригожая.
Ирина улыбается, разглядывая цветы, осторожно опускается к берегу Волги. От былой сердитости осталась крохотная точка чёрной туши, застывшая пеплом среди искорок-веснушек.
– Ванька, а какой характер у этой, у гоголевской речки, которую ни переплыть, ни перелететь птицам. Помнишь?
– Ещё бы! Громаднейшей двойкой в школьном дневнике отмечено моё мелкое знакомство с его «Вечерами на хуторе близ Диканьки». До седин не забуду, что «редкая птица долетит до середины Днепра. Нет равной реки в мире». – Усмехнулся Иван. – Конечно Гоголь гений, если про обыкновенную реку соврал так, что и через сто лет верят. Представляешь и я так думал, пока этот Днепр не увидел. Обыкновенная равнинная речуха с медлительным течением. Русло извилистое. Много рукавов, островов, отмелей, перекатов. И аура у Днепра зеленоватая, словно тиной выткана. Мне приходилось её переплывать однажды – лепота, не широкая, чуть побольше километра. Не то, что наша Волга.
– Ага, переплывал! Там птицы ни долетают, а он переплыл. – Ирина негромко засмеялась. – Ванечка, у тебя сегодня дебют по вранью? А, что скажет знаток водного пространства про свою любимицу Волгу! Тебе даже ночью красавицей кажется. Говорят, в Каспийское море впадает, может ты и туда одной левой на лыже без ласт и коньков от меня локтями!?
Иван ответил, словно не заметил её язвительного тона и надменной усмешки.
– И про Каспий слыхала? А ты знаешь, где любимица родилась?
Ирина насупилась, пытаясь вспомнить.
– Какая разница! Где-то там!
Раздражённо махнула рукой в сторону Китая. Иван улыбнулся.
– Почти правильно, только слегка правее, а потом налево и наоборот. А точнее в Тверской области, на Валдайском плоскогорье родилась красавица. Кстати, одна из крупнейших и древних рек планеты. Античные авторы, такие как Клавдий Птолемей в начале нашей эры называли её Ра, как и египтяне Бога солнца. Потому и аура у нашей реки солнечная, с золотым отливом. А вообще-то…
Ирина присела, положила букет на берег, поправила алую ленту обвивающую букет и вдруг резко выпрямилась. Заговорила негодуя, гневно потрясая кулачками.
– Хватит! Надоели твои лекции. Скукатища от твоих энциклопедических познаний! Ты кому другому своими птопильменями да египтянами уши суши. Ты меня для чего сюда привёл с цветами, занудятиной образовывать? Ванечка, опоздал. Выросла я. Не заметил? Мне уже замуж пора, а ты всё по школьной программе меня инструктируешь. Не утомился?
Иван пожал плечами, улыбаясь, развёл руками, пытаясь обнять Ирину.
– Замуж! Так срочно? Тогда выходи за меня! Выходи, хочешь завтра и заявление пода!..
Ирина выскользнула из объятий Ивана, и легонько ткнув парня кулачком в живот, неожиданно надменно расхохоталась, да так громко и раскатисто, что волны на реке вздрогнули и зашелестели тихо, настороженно.
– Ванечка, вечный речной бродяга, летописец морских томлений и галиматьи, ты случайно ни предложение мне собираешься делать? Так вот, хочу тебя опередить, намёки не по адресу! Ты себе жёнку ищи среди этих речушек - трепачушек, хочешь в болотах среди сказочных лягушек, можешь среди дочерей байкаловских, леночек-забегаловских, даже если на своей любимице Волгашушке разженишься, – не обижусь! Главное, чтобы она тебя ко мне не приревновала и ядом из крана однажды не напоила. Услышал, я спрашиваю тебя, ты меня услышал? Чего молчишь, надулся? Обиделся? Ну, так вот, дослушай дальше, я тебе сейчас такое скажу, такую тайну раскрою, такой правдой удивлю! Только топиться после услышанного не вздумай!
Иван побледнел, глядя на внезапно разъярённую подругу.
– Ира, остановись, я тебя не узнаю! Что сегодня с тобой? Остановись, ты в горячке такого наговоришь…потом всю жизнь…
– Что, страшно? Не уж, дослушай! Ни ерепенься! И вот что, Иванушка-морячёк, ты же не хочешь, чтобы тебя прозвали Иванушка-дурачёк? Вот и славненько. А посему спешу доложить упёртому покорителю речных водорослей и любителю морских тазиков… Ой, ты чего вдруг побелел? Может, действительно не стоит далее информировать о некоторых событиях минувшей недели? Сердечко вдруг не выдержит, если оно, конечно, у тебя есть!
– Хорошо! Будь, по-твоему, только не тяни и не изгаляйся, – почти прохрипел Иван, обескураженный странным поведением Ирины.
– Благодарствую, продолжаю. Без фанатизма. И ты успокойся, прими всё нормальком. Можно сказать, на философском блюде, с соусом по рецептам твоего любимого Птопельмешки подношу! Да, носовой платочек предлагаю, не стесняйся, а то пот с тебя некстати растекается, некрасивчато выглядишь. Эх, душонка водяная! Держи, цвета твоей речки тряпица красивенькая-синенькая. Держи!
Иван не взял. Отвернулся, поднял руку, попытался снять китель, но, тихо застонав, опустил. Ирина этого не заметила. Присела возле букета, поглаживая солнечные лепестки, платочек брезгливо отшвырнула в негодующие возле ног волны.
– Не хочешь – не надо. Твоя речка не гордая, что хочешь, схавает, не поперхнётся. Так вот, слушай, речной рыцарь. Пока ты там бороздил свои просторы, грезил о морских масштабиках, ко мне сваты наведались. Хорошенькие сваты, с понятиями, с уважением к семье нашей. Ну, и ко мне, разумеется. По правилам старинным прикатили, ну, совсем не из двадцать первого века! Я думала, такое только в кино бывает. А тут прихожу домой – сидят, дожидаются, байки с отцом травят, матушку анекдотами забавляют, о политике ни гу-гу. А как обряжены! Суперкласс! В театре обзавидуются! Ну, и жених при них с цветочками да кулёчками, симпатичный, улыбчивый.
– И кто же их снарядил? – процедил сквозь зубы разъярённый Иван.
Ирина хихикнула, но как-то неловко, словно поперхнулась.
– А это, Ванечка, ты завтра узнаешь. Одно намекну – он тоже из поплавучих. И я так решила: кто эту речку из вас первым переплывёт, за того и замуж выйду.
– Волгу переплыть?
– Да, Ванюшечка, твою любимицу одолеть. Ты не подумай, я не дурища-вампирища, которая выберет в мужья того, кто живой останется. Я всё продумала Ванюшочек, всё до мелочиночки. Никто из вас не утопнет, я всё обдумала Ванечка.
– Ты серьёзно?
– Серьёзнее серьёзного. Встречаемся завтра здесь в полночь. Здесь и посоревнуетесь, возле моста, рядом с опорами. Кому поплохеет, тот хватается за опоры – спасается, а если при силах плывёт дальше, на островке пляжном разрешаю небольшой передых и далее прямиком за своим счастьем на тот берег. Так сказать, от пляжа второй уровень! А я за вами кильками с моста наблюдать акулой буду. Для чистоты эксперимента. И одежонку с башмаками на тот берег перенесу, не побрезгую! Условие одно – доплыть до следующего берега первым! Учти! Кто схватится за опору – тот проиграл! Разумеется, кто откажется, тот тоже выбывает из кандидатов на…моё…мою… В общем, понятно!
Иван поморщился, присел рядом с Ириной.
– Слушай, солнышко, а ты сегодня ничего того…
– Хочешь спросить, не принимала ли я унутрь ничего идиотского? Нет, Ванюшка – чушка, ты меня знаешь, я не из современных девиц. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра и никогда! Я порядочная, кстати, потому ты за мной и бегаешь. А вот зачем мне это состязание нужно, могу ответить. Но после того как переплывёшь! Если, конечно, поплывёшь.
– Ага, а если откажусь, ты выйдешь за конкурента. А где любовь, признания, наши встречи, наконец, прошлое, в котором мы мечтали о счастливом будущем? Всё окажется под мостом? Чушь задумала, натуральная чушь! Да нас со стороны послушать – два идиота разговаривают! Ира, я отказываюсь тебя понимать! Отказываюсь! Ты сегодня страннее странного? Что с тобой, очнись! Умоляю!
Чуть не простонал Иван.
– Да хоть плашмя иль на коленях! Как ваша речная светлость пожелает! – девушка фыркнула, взяла букет в руки, вздохнула и положила его на колени Ивану. – Забери подарочек. Кстати, ты ошибся с букетиком женишок, – день рождения у меня завтра, и завтра мне исполняется двадцать лет, а не девятнадцать. А кто заявлял – «я ради тебя на всё, ты для меня всё»! Трепач ты из семейства пескарёвых! Ты ни дня моего рождения не помнишь, даже, сколько мне лет забыл, ухажёр из тростника.
Иван вскочил, отшвырнул букет на песок.
– Девятнадцать! Да, здесь девятнадцать роз, просто у меня денег не хватило на двадцатый цветок. А подарил сегодня, потому что завтра возможно не смогу! Есть проблемы серьёзные. А Волгу переплыть – не для меня подвиг! Не тот! Да если считать по длине моста, то отсюда от берега до берега не больше трёх тысяч метров, а точнее, две тысячи восемьсот двадцать пять и восемь десятых. И пляж посередине – отдыхай, – не хочу. Забыла, как в прошлом году я плыл от старой пристани до села вдоль берега? Больше пяти километров! Ты тогда что ныла с берега: «ноги болят, устала за тобой тащится!» Умоляла прекратить дурью маяться, вдруг судороги ноги сведут, а ты не спасёшь, так как плавать не умеешь, предлагала всю жизнь ездить на машине, а чаек молоком поить за вредность, забыла? Кто кричал: «к чему стране такие тупые подвиги!» А теперь предлагаешь здесь, ночью! Где логика! Где! Что с тобой?
– Погоди, Ванюшечка-бездушечка, не бранись, чаек распугаешь! У тебя действительно денег не хватило на двадцатую розу?
–Действительно! А что сие значимо и принципиально на фоне будущих обязательств?
– Прекрати, не ёрничай. Завтра во сколько отплываешь?
– Возможно в полдень! Ты как догадалась?
– Не важно, важнее другое, у меня день рождения, дата юбилейная, родители и я тебя приглашаем, ты должен…
– Ира, с этого момента я никому ничего не должен! Ты вдумайся, что несёшь! Вначале с родителями по приглашению, затем с тобой здесь доказывать в полночь какому-то уроду, что лучше плаваю! Да пока он будет бултыхаться, я его сам утоплю, чтобы не путался под ногами! А в итоге я в тюрьме, он на дне, а ты – птаха свободная!? Напрасно говоришь, что всё продумала до мелочиночки! Не всё, о главном забыла! Стоп… А может, твой замысел с двойным дном?!
– Хорошо! – Ирина встала, подняла букет, отряхнула от песка. – Хорошо, плыви сейчас! Даю слово, на том берегу я тебя женой встречу!
– Женой!? Это как?
– Обыкновенно! Мы же с тобой только целовались! А сегодня я тебе иной уровень устрою, очень положительный! Догадался?
– Примерно понял. Неожиданно! А сваты от конкурента?
– Я им ничего не обещала.
– А про заплыв?
– Да, предложила. Я думала, жених и сваты на меня как на психопатку посмотрят, задумаются, затем откажутся, но жених согласился, даже обрадовался. Похвастался, что он когда-то чемпионом был по плаванию, но где – не уточнил.
– Бред какой-то несём оба! Ира, хватит, я ещё в своём уме и слушать не…
– Понятно, струсил, морячёк-трепачёк!
– Я! Да я! Я… Значит, предлагаешь переплыть и женой встретишь?
– Предлагаю! Встречу!
Словно отпуская каждую букву в полёт, высокопарно заявила Ирина!
– Ну, тогда держи!
Иван скинул туфли, скорее сорвал, чем снял с себя китель. Его лицо на мгновение вздрогнуло от боли, но, не снимая брюк, Иван вошёл в воду. Вначале поплыл размеренно, спокойно, стряхивая удивлённые звёзды с волн, но затем всё медленнее, словно нехотя, стал приближаться к опорам моста. Ирина помахала парню ручкой, сложила китель и попыталась уложить в пакет, но из кителя под ноги выпала алая бархатная коробочка. Поглядывая на Ивана, она бережно подняла её, осторожно открыла. Изящные золотые серёжки в виде сердечек с двумя небольшими бриллиантами радостно заблистали, подмигивая луне и Ирине. Налюбовавшись на неожиданную находку, Ирина спрятала коробочку в нагрудный карман кителя и бесцеремонно осмотрела остальные, нащупав несколько мелких монет, улыбнулась. Денег у Ивана действительно не было, даже на трамвай, а не то, что на двадцатую розу. Девушка от радости запрыгала на одной ноге, напевая:
– Не соврал! Не соврал! Сколько было – на все взял! Жалко Ваньку, опоздал!
Успокоившись, уложила обувь и китель в пакеты и побежала на мост наблюдать за парнем. Он плыл очень медленно, часто отдыхая на спине. Никто не обращал на его еле видимую в темноте голову. Конечно, в светлое время суток его бы обязательно заметили и устроили выволочку в прямом и переносном смысле, но сейчас Иван казался крохотной точкой на ночном теле реки Времени. Реки, чьи воды за тысячи лет изменили тысячи судеб, событий. Волга видела глаза, ликующие от любви, кричащие от отчаяния, пламенеющие от боли, пустые от равнодушия, леденящие от гордости... Видели! Израненная как само Время, Волга, рождённая великой матерью – Временем, чтобы своей целительной влагой спасать многострадальную планету и живущих на ней, чувствовала не только каждую льдинку, тающую на её теле. Сегодня она видела, как полные от слёз глаза парня с тоской глядели на опоры моста, но руки уносили кричащее от боли тело в русло реки. Волга видела, с каким трудом давался парню каждый взмах руки, чувствовала, как его всё напористее тянет в свои объятия речное дно.
А Ирина на мосту покосилась на Ивана, отвернулась, достала мобильный, набрала номер. В трубке засопел сонный раздражённый голос.
– Чего надо, говори быстро, я занят!
– Лёшенька, я всё сделала, как ты хотел. Всё Ваньке рассказала и даже присочинила кое-что про сватов для правдоподобности! Одно ответь, ты зачем соврал, что для Ваньки я ничего не значу, будто он не помнит ни сколько мне лет, ни про мой день рождение!
В трубке послышалось сопение, покряхтывание, покашливание, явно раздумывали что ответить.
– Каких сватов? Книжек перечитала. Сватов ещё в прошлом веке отменили. Ладно, потом о своих чудачествах расскажешь. Главное, это романтическое чучело согласилось плыть!
– Согласилось, Лёшенька, ещё как согласилось! Уже плывёт. Рядом с мостом, но не очень прытко, думаю, надолго его не хватит. Сейчас уцепится за опору и проиграет.
– Как это плывёт! Как сейчас! Ты совсем рехнулась! Верни романтика! У него ребро сломано и половина тела в ранах!
– Какие раны, какое ребро, Лёшенька! Ты о чём, о ком, откуда?
– Вот наградил Бог тупицей! Ты не разглядела, что у него под глазами? Фингал с твои уши. Подрались мои друзья с ним сегодня! Решили ему нашим перед заплывом слегка форму подправить, чтоб не до соревнования романтику было, вот и перестарались. Верни чудилу, немедленно верни! Ври, ори, но верни! Не хватало чтобы он утонул! Тогда и до меня докопаются и до драки до нашей и вообще… верни, немедленно!
– Что за приколы, Лёшенька! Я! Да я ему женой обещала стать, если переплывёт, Лёшенька, а ты – верни! Может, мне за ним сигануть прикажешь? Так знай, я плавать не умею, Лёшенька! И вообще, ты эту игру затеял, сам и возвращай, а меня в свои блудни не впутывай. Хватит, напартизанилась! Я устала от Ваньки скрывать наши отношения!
– А кому срочно замуж понадобилось? Кто из нас беременная? Возвращай срочно романтика, пока не утонул. Возвращай!
– Ага, ты хочешь, чтобы он твоего ребёнка воспитывал? Вот сам и спасай. От твоего дома до Волги минут пять ползком, успеешь, он ещё барахтается.
– Да не могу я! Понимаешь, в больнице я. Так получилось! А Иван сбежал отсюда, чтобы тебя с днюхой поздравить. А у меня с ногой совсем плохо!
– Алёшенька, это он тебя? Господи, зверюга! Постой, постой… так ты с друзьями… с ним…его?
– Так случайно получилось. Он друзьяков слишком быстро к палубе пришпилил. Пришлось вмешаться. Вот и мне слегка досталось!
– Вы на пароходе подрались?
– Какая разница! Не стони. Оба друг друга из-за тебя не жалели! Верни Ивана, утонет! Верни! Хватит театра! Можешь правду ему рассказать, даже про ребёнка, только верни!
– Не утонет, – презрительно ответила Ирина, – он не такой слюнтяй, как ты! Блин, и к чему я с тобой связалась, урод!
Отключив телефон, она стала осматривать зеркало воды. Ивана нигде не было.
Испуганно прошептав несколько раз: «Господи, что же мы натворили! Господи!», она торопливо вытряхнула из пакета китель, достала коробочку с серёжками, перекрестилась и скинула одежду и пакет с обувью Ивана с моста. Долго смотрела на букет. Махнула рукой, цинично выругалась и, схватив цветы, побежала к дому. Ивана вынесенного течением обратно на берег и стонущего от боли недалеко от моста она не заметила и не услышала.

К Ирине Иван пришёл домой через день с одной ярко оранжевой розой. Встретила хмурая мать девушки. Не здороваясь, приоткрыв дверь, спросила, словно прошипела.
– Чего явился? Забыл когда у Ирочки юбилей? Вот они ухажёры современные! А чёго с одним цветочком? На большее денег пожалел? Чего молчишь! Разморгался! Полюбуйся, что твой друг Алексей подарил, двадцать роз! Двадцать! Одна к одной!
Мать Ирины юркнула в квартиру и выплыла с огромным солнечным букетом подаренным Ирине Иваном.
– Во! А если б ты видел ещё и серёжки, что он её преподнес! О! Да ты бы в водоросль превратился от зависти! Золотые! Сердечком сделаны, а по центру настоящие бриллианты! Я сама проверяла, настоящие! Эксклюзив! По спецзаказу! Учись, у друзей! Это тебе не стишками мозги морочить и с одним стебельком к девушке являться! Всё! Уплыла Ирочка к другому берегу, тю-тю, уплыла! Прощевай!
– К Алёхе, я правильно понимаю!
– Да, к нему! Нету её дома! Нету! В больницу убежала! Жаль парня. Но ничего, мы добро ценить умеем, мы даже день рождение у Ирочки перенесли! Вот Алёшенька выздоровеет, вот мы тогда юбилей и всё остальное и отметим!
– Странно… какое добро, причём Лёха, больница.
– Как, разве ты не знаешь, друг называется – презрительно оглядев Ивана, хмыкнула мать Ирины: – когда ночью, позавчера у моста Ирочка с Лёшенкой гуляли, на них бандиты напали, трое! Так Лёшенька всех в речку покидал, правда и самому досталось! Вот так, Ваня! Мужественный друг у тебя, сильный и защитник настоящий и не стихоплёт! Чего покраснел? Стыдобища! А знаешь, что Ирина мне вчера сказала, единственно, за что она тебе благодарна, так это за то, что ты её с Алёшенькой познакомил.
Иван растерялся. Что угодно он готов был услышать, но такое…
Пробормотав, что он тоже благодарен Алексею за то, что он познакомил его с Ириной, с настоящей Ириной, Иван швырнул розу под ноги матери Ирины, усмехнулся и довольно громко добавил.
– В букете девятнадцать роз, а не двадцать, и пусть ваша доченька мой китель вернёт, серёжки себе оставит, а китель вернёт, он дороже любого её дня рождения и вашего слова! Вы меня поняли, глава «святого» семейства?
– Хамло!
Выкрикнула мать и захлопнула дверь! Но когда Иван выходил из подъезда дома, он вдруг услышал за спиной голос Ирины:
– Ванечка, у меня нет твоего кителя! Ванечка, я его нечаянно в речку с моста уронила! Честное слово – нечаянно! И ботинки тоже нечаянно! Честное слово!
– Да уж! Честнее не бывает! – пробормотал Иван, только теперь полностью осознавая, что произошло на берегу, остановился и громко крикнул:
– Ты чего с моих похорон сбежала? Побоялась простудиться? Так вот, поминки переносятся на твой юбилей!
– Какие поминки, Ванечка! Ты же живой, Ванечка!
– Я-то выжил, а вот по тебе явно оркестр пора заказывать, честное слово!
– Ты, что? Ты меня убить собрался, Ванечка? За что? Ты же меня любишь, Ванечка!
– Я! Из-за тебя жизнь свою топить? Ошибаешься! Призрак собственного убожества, ты сама себя уже давно угробила!
Иван хлопнул в ладоши, затем по бокам, по ногам и, выбивая ногами чечётку, пританцовывая, выбрался на улицу и запел:
«Всё однажды, всё однажды станет ясным словно день!
И поймём мы, чем прекрасна и ужасна чья-то тень!»
Никто не видел, его слёз, не видел, как у него подрагивали руки, плечи, только ворон покаркал ему вдогонку, словно похохотал и спрятал голову под крыло, чтоб не видеть, как Иван плачет и танцует, плачет и поёт! Рёбра словно колючей проволокой опутали, а в душу с каждым движением забивали гвозди!