Освободив Кэт от опёки Мюллера, так и не дождавшегося ответа Москвы на своё предложение о сотрудничестве с советской разведкой, Штирлиц понимал, что и ему будет теперь нелегко вернуть доверие руководства к пошедшей на сотрудничество с гестапо Кэт. Но ему нужна была связь с Центром, а значит, он должен восстановить это доверие к своей радистке.
Этим вечером он решил связаться с Москвой и изложить руководству разведцентра сложившуюся ситуацию.
– Напрасно, милый. Они не поверят нам, – ответила ему Кэт, выслушав его доводы.
Она внесла в столовую, где расположился за столом Штирлиц, поднос с вином и фруктами. Штирлиц любовался её фигурой, линиями её восхитительного тела. Нужно заметить, что Кэт предпочитала ходить по дому обнажённой, ибо кроме них двоих в нём больше никого не было. К тому же в доме, несмотря на стоящую за окном промозглую берлинскую погоду конца ноября, было тепло. Нанятый Штирлицем истопник Ганс, уволенный из армии по инвалидности, топил котёл, не жалея угля, запасов которого, как сказал ему Штирлиц, им хватит до конца войны.
Вот и сейчас любуясь Кэт, Штирлиц постарался успокоить её:
– У меня есть возможность доказать руководству, что тебе можно доверять, как и прежде. Во-первых, у меня есть резервный шифр, о котором знаю только я. Во-вторых, я в шифрограмме поставлю один из «знаков доверия», чтобы руководство поняло, что мы с тобой работаем не под контролем гестапо.
– Тогда я пойду одеваться, – сказала Кэт.
– Не стоит, – улыбнулся Штирлиц. – Мы будем работать прямо отсюда. Не забывай, что мы остаёмся под личным прикрытием Мюллера.
«Юстас Алексу.
Перешёл на резервный шифр. Вынужден был передать на время радистку группенфюреру Мюллеру, изъявившему желание работать на нас. Он считает, что радистку задержал я и принудил работать на нас. Не получив вашего ответа он согласился за 20 бутылок французского шампанского и 20 бутылок коньяка (обошлись мне в 1000 рейхсмарок) вернуть радистку мне для дальнейшей разработки. Прошу сообщить об этих моих расходах в финчасть Управления и засчитать, как частичное покрытие моей задолженности по партвзносам. Относительно меня у Мюллера, полагаю, подозрений нет».
11. ЗОЩЕНКО – САМЫЙ СМЕШНОЙ ПИСАТЕЛЬ В СССР
На очередном заседании Политбюро Молотов доложил о том, как в Лондоне прошло чествование Черчилля.
– Он был очень рад тому подарку, который ему был вручён от Вашего имени, товарищ Сталин, и просил нашего посла Ивана Михайловича Майского передать вам за него большое спасибо.
– Я могу добавить информацию из конфиденциальных источников, близких к английскому премьер-министру, – проговорил Берия. – Вернувшись после ужина к себе, Черчилль сильно ругался и запустил вашим подарком в своего многолетнего слугу Джона Стилла и выбил ему глаз. Потом он вызвал к себе директора английской разведки и обругал его ослом, а его разведчиков безмозглыми остолопами и пигмеями против русских разведчиков-титанов.
– Это очень хорошая информация, Лаврентий, – сказал Вождь. – Но я хотел бы посоветоваться с вами, товарищи члены Политбюро. Тут мне Лаврентий принёс на всю гитлеровскую верхушку досье, собранные Гиммлером. Кстати, Лаврентий, нужно отметить нашего разведчика за работу. Предлагаю дать ему орден.
– Товарищ Сталин, вы только что дали ему за этот подарок Черчиллю, – напомнил Вождю Берия.
– Да, пожалуй, ты прав. Тогда награди ты его Почётной грамотой.
– Товарищ Сталин, он просит, чтобы мы ему прислали ящик «Московской», а ещё лучше «Столичной» под сургучом. Ему там приходится сейчас потреблять геринговский самогон из фекалиев «Толстый Герман».
– Из фекалиев? – встрепенулся Микоян. – Это не шутка, Лаврентий?
– Во, истинный крест, Анастас! – Берия размашисто перекрестился и сбил локтём на пол прикорнувшего товарища Калинина, сидевшего рядом с ним.
– Осторожней, Лаврентий, разобьёте Михал Иваныча, – сказал Вождь. – Поднимите, Вячеслав Михайлович, «всесоюзного старосту» с пола.
Молотов помог подняться Калинину, так и не уразумевшего, что с ним произошло, и усадил на место. Он только виновато улыбнулся и сказал:
– Извините, заработался.
– Поменьше трахай девочек, Михал Иваныч. Доведут они тебя до Кремлёвской стены, – подал голос Каганович, отрывая глаза от свежего номера американского «Плейбоя» только сегодня доставленного ему самолётом из Вашингтона.
– Уж лучше трахать девочек, чем, как ты, мальчиков, жид, – огрызнулся старый всесоюзный бабник.
Каганович побагровел и рявкнул:
– А ты – драный козёл!
Вождь не вмешивался в их перепалку. Он пододвинул к себе коробку с табаком «Кэпстен», неторопливо набил им трубку, закурил и выпустил клуб дыма. После чего, вроде как бы он не прерывал своей мысли о досье, проговорил:
– Признаюсь, очень занятное чтиво. Неплохо бы их издать, но, конечно, после соответствующей литературной обработки. Вот я и думаю, кому из наших мастеров пера поручить это дело.
– Фадееву, – сказал Маленков. .
Сталин покачал головой.
– Фадееву можно доверить только некрологи писать. Вот когда будем вас хоронить, Жора, тогда мы ему и закажем ваш некролог.
При этих словах Вождя обычно розовое, как у поросёнка, лицо Маленкова сделалось белее мела. Зато Берия радостно улыбнулся: он давно точил зубы на Маланью. Но Сталин, сделав паузу, договорил: – Хотя, я думаю, что это произойдёт не так скоро.
Маленков облегчённо вздохнул и его лицо вновь порозовело. Зато Берия огорчился: ну, не любил он его бабью морду, особенно, когда несли его портреты на демонстрациях.
Сталин же продолжил:
– Это должна быть весёлая книжка, полная сарказма. А кто у нас умеет писать смешно?
Члены Политбюро молча переглянулись, не рискуя высказывать своё мнение.
– Конечно, только писатель Зощенко, – усмехнулся Сталин. – Знаю, вы не очень любите его за ту правду-матку, что он режет напрямую. Но для этой работы лучшей кандидатуры нам не найти. Это самый смешной писатель в СССР. На нём и остановимся. А ты, Лаврентий, подари нашему разведчику что-нибудь достойное от моего имени и с надписью: такому-то от товарища Сталина.
12. ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ НЕ СТОИТ И КОПЕЙКИ
Полковник Дыбин стоял перед товарищем Берией. Лаврентий Павлович внимательно читал расшифровку радиограммы, полученную от Юстаса:
«Юстас Алексу.
Перешёл на резервный шифр… Вынужден был передать на время радистку группенфюреру Мюллеру, изъявившего желание работать на нас…».
Дочитав до конца, он побарабанил пальцами по столу, потом посмотрел на полковника и спросил:
– Что вы думаете по этому поводу, Дыбин? Не пахнет ли тут изменой Юстаса?
– Не могу сказать, Лаврентий Павлович. Шифр этот знает только он. Имеется «знак доверия»: многоточие после первого предложения. Если бы он провалился бы и работал под контролем, то мог оставить прежний шифр. Но если…
– Что «но если»?
– Но если он осознанно перешёл на сторону врага, то мог применить и резервный шифр, и «знак доверия».
– Вы полагаете, что Юстас мог предать Родину, полковник?
Дыбин пожал плечами:
– Чужая душа потёмки.
– Перестраховщик ты, полковник, – усмехнулся Берия. – Как ты относишься к писателю Зощенко?
– Пасквилянт, товарищ нарком. Чернит советскую действительность.
– Запомни слова товарища Сталина, сказанные о нём: «Зощенко – самый смешной писатель в СССР». Запомнил?
– Запомнил, товарищ нарком. Зощенко – самый смешной писатель в СССР. Так сказал товарищ Сталин.
– А теперь пиши Юстасу ответ.
«По последним непроверенным данным, поступившим из Берлина, Борман с санкции Гитлера переправляет золото партии в швейцарские банки. Выяснить возможности вербовки Бормана. Мюллер нас не интересует. Ждите подарок лично от товарища Сталина. Точка».
Дыбин занёс слова Берии в секретный блокнот и спросил:
– А что ему ответить насчёт его просьбы, чтобы его расходы на выкуп радистки внести в качестве уплаты партийных взносов, товарищ нарком?
– Знаю наперёд ответ начальника финчасти, полковник: нет. Запомни, в наше время жизнь человеческая не стоит и копейки. А тут целая тысяча рейхсмарок.
– Запомнил, товарищ нарком: в наше время жизнь человеческая не стоит и копейки.
– И ещё, полковник, вызови лётчика Водопьянова и прикажи ему вылететь в Берлин и доставить Юстасу подарок от Вождя. Вот этот, – Берия указал на стоящий у него бронзовый метровый бюст Сталина. На оборотной стороне бюста было выгравлено: «Товарищу М.М.Исаеву на память от товарища Сталина». – На плане Берлина покажете точное место расположения дома Юстаса Водопьянову. Наш ас мастер точечного бомбометания, уверен, не промахнётся и на этот раз.
13. ГИТЛЕР В ЯРОСТИ
Гитлер негодовал. В английских газетах было описано торжество по поводу семидесятилетия Черчилля. Но не от этого фюрер впал в неописуемый гнев, а от увиденной им фотографии «Трахающийся самурай с большим членом», подаренного Сталиным Черчиллю. Фотография была напечатана в одном из иллюстрированных журналов.
Эта статуэтка ещё совсем недавно стояла у него на тумбочке в спальне.
– Как эта вещица могла попасть в руки Сталина?! – кричал Гитлер на тянувшегося перед ним испуганного Гиммлера. – Так-то ты охраняешь своего фюрера, Генрих?
Рейхсфюрер не мог ответить на вопрос, поставленный перед ним Гитлером. Последнее время у него всё шло наперекосяк. На его ферме кролики гибли от «птичьего» гриппа, русские уверенно продвигались к Германии, сучка Марта заявила, что она беременна и потребовала, чтобы он женился на ней, а тут ещё «трахающийся самурай»…
– Я не могу доверять своим самым близким людям! – вопил Гитлер. – О, времена! О, нравы! Недаром мне сегодня приснилась виселица, на которой меня собираются…
– Это кто-то из обслуги, мой фюрер выкрал вашего самурая, – наконец, смог вставить своё слово Гиммлер. – Предлагаю всех их арестовать.
– Арестуйте, Гиммлер, и найдите мне этого русского шпиона, – приказал Гитлер.
– Найдём, – заверил его Гиммлер и, успокаиваясь, подумал – А не найдём, кого-нибудь назначим. Это нам, как два пальца обос*ать.
Он возвращался домой по тёмным берлинским улицам. Шёл мокрый снег с дождем, и было тихо, как на кладбище. Англо-американцы из-за низкой облачности сегодня не бомбили Берлин.
– А не заехать ли мне в «Синюю птичку»? – подумал Гиммлер. – Там, верно, Штирлиц и наши уже во всю гуляют. Вернусь домой поздно и пьяный, и плевать на Марту.
14. ПОДАРОК С НЕБА
Гиммлер ошибся. Штирлиц был у себя дома в Бабельсберге. Он ожидал радиограмму из Москвы. Ровно в назначенный час прозвучали позывные Москвы, и затем бесцветный женский голос стал диктовать цифры. Штирлиц записывал их в блокнот и думал о том, что Родина помнит о нём. Затем он перевёл цифры в буквы и прочитал:
«Алекс Юстасу.
По непроверенным данным Борман с санкции Гитлера переводит золото партии в швейцарские банки. Если информация подтвердится, попытайтесь завербовать Бормана. Мюллер нам не интересен. Расходы на выкуп радистки финчасть не утвердила, поскольку жизнь человеческая сейчас не стоит и копейки. Вы допустили перерасход средств, который вам не будет компенсирован. Товарищ Сталин отправляет вам именной подарок. О получении его сообщите нам».
Штирлиц прочитал шифровку несколько раз, и когда до него дошло её содержание, выругался по всем пунктам:
– Суки тыловые!
Он смял листок, бросил его в пепельницу и поджёг. В это время в дом вошёл Мюллер.
– Скоро ночь, а ты ещё трезвый? – удивился группенфюрер.
– Вы, я вижу, тоже ещё не бухой, группенфюрер, – ответил Штирлиц, разминая пальцем пепел в пепельнице.
– Это что? – Мюллер указал на пепельницу. – Ты, никак, получил что-то из Москвы? Что пишут насчёт меня?
– Если Мюллеру удастся достоверно выяснить, не прячет ли Борман золото партии в швейцарских банках, а особенно, узнать коды сейфов, в которых лежит оно, то тогда… – покривил душой Штирлиц, понимая, что без помощи Мюллера ему будет сложно справиться с заданием Москвы.
– Могу сразу сказать, что Борман действительно перевозит золото партии в швейцарские банки. Могу назвать в какие. А Гиммлер с Шелленбергом хоронят там же золото СС. Оно интересует Москву?
– Интересует, – ответил Штирлиц, понимая, что Москву интересует любое золото.
– Меня тоже, – усмехнулся Мюллер. – Эти сволочи хотят обойтись без «папы Мюллера». А «папа» всё видит и всё знает. Пусть Москва даст мне чистый паспорт, укроет где-нибудь в Сибири и обеспечит мне пожизненное содержание. Я, как и рейхсфюрер, займусь разведением кроликов. Занятные животные.
Штирлиц принёс бутыль «Толстого Германа» с железным крестом второго класса, полученным предприятием «Герман Геринг АЕГ» от Верховного командования сухопутными силами рейха. Хотя содержимое бутылки и было отмечено железным крестом, но было такой же дрянью, как и без креста.
Появившаяся Кэт, конечно, одетая, принесла закуску: два солёных огурца, чем очень обрадовала Мюллера.
После второго стакана Мюллера потянуло на откровенность и он пожаловался Штирлицу:
– Они все считают меня конченым человеком. Даже Гиммлер на переговорах с американцами утверждает, что во всех преступлениях против человечности виновато гестапо и её шеф, «папа Мюллер». Себя он винит лишь в том, что слишком доверился мне. А сами готовят себе отходные пути, запасаются золотом. «Папу Мюллера» же побоку, мол, пусть болтается на виселице за всех. А вот им! – от сложил фигу и потряс ею перед висевшим на стене большим парадным портретом Гитлера. – «Папа Мюллер» выполнял их приказы и ловил врагов рейха, а казнили и сажали в концлагеря они. В душе я добрый и нежный. И люблю детей.
Штирлиц разлил остатки первача по стаканам.
– Хорошо сидим, Штирлиц. Вот хочу заняться русским языком. Пусть со мной позанимается твоя Кэт. Не бойся, не соблазню её.
Штирлиц не успел ответить, как где-то вверху раздался грохот, треск ломаемых досок и, пробив в потолке дыру, в комнату влетел непонятный предмет. Он рухнул прямо на стол между сидящими за ним Штирлицем и Мюллером.
– Бомба! – вскрикнул Мюллер и упал на пол.
Штирлиц остался сидеть. Он увидел милые линии знакомого бюста. Это был бронзовый метровый бюст Вождя.
– Вставайте, группенфюрер, это не бомба, – сказал он Штирлиц.
Мюллер поднялся. Увидев перед собой бюст Сталина, он оторопел.
– Что это, Штирлиц, русские вместо бомб решили нас бомбардировать Сталиным? Смотри, тут что-то написано по-русски.
Штирлиц прочитал: «Товарищу М. М. Исаеву от И. В. Сталина».
– Промахнулись русские асы, – хохотнул Мюллер. – Вместо русского шпиона Исаева чуть не попали в штандартенфюрера Штирлица.
Проводив гостя, Штирлиц и Кэт отмыли загрязнившийся бюст Вождя и, водрузив на тумбочку, поставили его в красном углу.
– Теперь можно заняться и любовью, – сказал Штирлиц, повалив Кэт на пол.
В назначенный час в Москву ушла очередная шифровка:
«Юстас Алексу.
Приступаю к выполнению задания. Благодарю товарища Сталина за ценный подарок. Всех вас обнимаю и крепко целую».
15. ШТИРЛИЦ СПИТ
Штирлиц, обняв Кэт, спал с чувством выполненного долга. Ему снились русские берёзки и под ними голые девушки. Пахло фиалками и навозом. Снился себе и он сам, молодой, двадцатилетний, в буденовке с красной звездой и в гимнастёрке с разговорами. И был тогда он вовсе не Штирлицем, а простым русским парнем Максимкой Исаевым, сотрудником Московской ЧК.
Сидел он в обнимку с Дусей, а может, с Нюшей или с Клашей, за давностью лет имя той красавицы стёрлось у него в памяти, и нахально шарил у неё за пазухой и щупал упругие сиси, какие бывают только у русских девушек, вскормленных на натуральных продуктах питания. От этой картинки Штирлицу сделалось так хорошо, что он даже всхлипнул во сне.
За окном его спальни, задёрнутым светозащитными шторами, светила полная луна, зависнув над тёмными улицами Берлина. И шла своим чередом Вторая Мировая война, всё ближе и ближе придвигая свою прожорливую пасть к столице Третьего рейха.
Штирлица ждали новые невыполнимые задания Родины.