СМИРНО!РАВНЕНИЕ НА- СРЕДИНУ!

«СМИРНО! РАВНЕНИЕ НА - СРЕДИНУ!»
Надо же было продемонстрировать свои таланты и способности в шагистике! А всё из-за желания утвердиться, «авторизироваться» на новом, милицейском поприще, показать: мол, и мы не лыком шиты… Кому показывать? Зелёным ППСникам, спящим на ходу после ночной смены, двум десяткам сельских участковых, которые пылятся на своих мотоциклах в полях, бродят по фермам в навозе, отлавливая «расхитителей социалистической собственности»? Операм, забывшим, как форма выглядит? ОБХССным «бухгалтерам», и вовсе на колхозных счетоводов похожим?
А началось с того, что я на очередном построении – они проводились раз в неделю, составной частью этого действия был строевой смотр, сводившийся к проверке удостоверений, ручки, блокнота, наличия обязательно серых носков и милицейских килограммовых полуботинок- позволил себе фыркнуть во время попытки совсем не «строевого» капитана доложить начальнику РОВД о готовности отдела к смотру: мятые брюки, грязные туфли, рука с растопыренной пятернёй… Ну, никак на бравого гусара не тянет!
Начальник, мент со стажем, тут же уцепился за мою оплошность: а поди-ка, наглец, сюды, проделай эксерсиции по Уставу! А в милиции строевой Устав-то отродясь не соблюдался, хотя в основе её шагистики всегда должны быть армейские наработки и навыки. Пришлось потеть: трижды орать «Равняйсь! Отставить!», руку под козырёк – кругом – строевым – в трёх шагах себе скомандовать «Стой!» и, доложив,- шаг в сторону- себе же- «Кругом!»
Впечатлило.
На мою голову.
С тех пор четверги стали моим проклятьем: нельзя опаздывать, надо следить за своим «имиджем». В те времена, времена министра Щёлокова и его зама Чурбанова, брежневского зятя по совместительству, блеск обуви и сверкание козырька ценились выше любых умственных способностей.
Шла подготовка. Моя задача – добиться четкости строя, поворотов, отдания чести. Оказалось, что я выполняю обязанности заместителя начальника отдел по строевой части.
Григорий (Николаевич) не хочет шагать.
Я не хочу вести милицейскую колонну мимо трибуны с районными «барами». Это же надо:
- Отдел, смирно! Равнение на – право!
Руку под козырёк, и – строевым…
А они с довольными рожами, лоснящимися от сытости, думают нечто вроде: «Вот, служат нам верой и правдой, холопы – псы цепные…»

С праздника мы сбежали. Но не вместе, отдельно.
Он не хотел шагать.
Я не хотел командовать.
И мы одновременно оказались на железнодорожном переезде, где наши дороги расходились в противоположные стороны – ему ехать на юг, мне – на север.
У него машина и 30 километров пути.
Я пеший, но до дома всего 14 км, но на попутных.
Тогда, в 80-х прошлого века, милиционеров (ещё не было в обиходе слова «мент») подвозили на некоторые расстояния.

Годовщина Великой Октябрьской социалистической революции, для несведущих – Октябрьского переворота 1917 года, День Советской милиции, а мы в бегах – самовольно покинули свой райотдел.

Я не хочу вести колонну сотрудников отдела мимо трибуны, на которой стоят в шляпах, подражая советским «небожителям» ЦК КПСС, местные бонзы.

Он не хочет шагать в строю мимо этой же трибуны.

Парад был назначен на 7-е ноября - напомню, в этот день праздновалась в СССР очередная годовщина революции – величайшего события в истории страны, и последствия для нас, ослушников, могли быть самыми печальными.
Но подспудно я чувствовал, что сор из избы наше руководство выметать не будет – как бы самим не попасть под «оргвыводы с последствиями».
И мы с Григорием Николаевичем приступили к самодеятельному празднованию этих двух событий. Праздновали душевно, с тостами, вплоть до финального «Ты меня уважаешь? И я тебя уважаю. Мы с тобой уважаемые люди».
Утро, конечно, началось печально. В первую очередь для меня. Григорий Николаевич не обязан был ехать в РОВД, у него есть участок, весьма отдалённый, требующий исполнения немалого количества обязанностей. Моё рабочее место – в отделе, или «при нём».
Встречали меня радушно.
Замполит:
- Как же так? Такое мероприятие, такие цели, такие люди на трибуне!
Я:
- Кажется, по Трудовому Кодексу советские люди в праздник осуществляют своё право на отдых?
Пауза. Замполит думает.
Потом:
- Да, но тебя обязали провести отдел в парадном строю!
Я:
- Ни в одном приказе такого пункта нет. Это первое. Далее. Нигде не говорится о том, что я назначен «замом по строю» отдела. Третье. Мне думается, что вы превышаете свои полномочия, принуждая меня к противоправным действиям.
Замполит потух и «пригласил» меняя к начальнику отдела.
«Встреча на Эльбе»! В кабинете начальника сидел мой приятель Григорий Николаевич! Он, на свою голову, приехал подписывать бумаги, и попал под раздачу.
Отступление: вы заметили, я везде, упоминая своего приятеля, называю его по имени – отчеству? Он долго добивался этой высокой чести: не отзывался, не обращал внимания, игнорировал тех, кто звал его просто по имени, независимо от должности и звания. И каждый раз поправлял говорящего: «Меня зовут Григорий Николаевич». Чувство собственного достоинства в милиции – явление, достойное уважения.
Дальше.
Начальник:
- Вы подвели меня, замполита и коллектив!
Григорий Николаевич:
- Как раз коллективу это всё, кажись, до фонаря, до лампочки и по барабану!
Начальник:
- Прекратите дерзить! Оба будете наказаны! Сначала судом офицерской чести!
Я щажу уши и глаза слушателей и читателей, поэтому излагаю дискуссию корректным языком.

Прокурором района был мой однофамилец, даже отчества наши совпадали. И я с угрозой в голосе заявил:
- Придётся обратиться в орган надзора.
Дешёвый прием! Настоящий опер быстро просёк бы пустопорожний демарш. Но привычка опасаться «Как бы чего не вышло»…
Натиск ослаб. Начальство пошло на уступки:
- Ну, ты тоже не накаляй…
Григорий Николаевич так привык к разного рода разносам, что навсегда разучился краснеть. Он безразлично изучал мимику руководителей, порой ухмылялся. Их это бесило:
- А ты чего лыбишься? Вот, готовься к проверке на участке!
Мы победили – у Григория Николаевича в прошлом месяце плановая проверка была, прошла успешно, а мою службу шерстил майор из МВД СССР. Мы ему усердно подливали в кофе коньячок, и справка о результатах проверки содержала положительные отзывы.
Григорий Николаевич перевёлся в другую область. Там в замполитах был его приятель по школе милиции.
Я больше не кричал на построениях:
- Равняйсь! Смирно! Равнение на – средину!
Я уволился.
Всё равно, жить спокойно нам бы не дали.