Завитки из крема

Обычный двор 80-х годов прошлого века, окруженный типовыми хрущёвками, был местом сакральным. Центром притяжения детворы долгие годы оставалась железная горка и примкнувшая к ней песочница, кто постарше переносил свои интересы на спортивную площадку. Жизнь кипела и на лавочках у подъездов, и в соседствующих с домами небольших магазинчиках. Все жили на виду, и невозможно было спрятаться от людских глаз, закрыться от чужого мнения. И если уж решили на «общем собрании» двора, что ты умный, красивый, или, напротив, ничего не стоишь, переубедить обитателей хрущёвок в обратном было сложно.

Маленькую, неказистую и тихую – не то девочку, не то женщину с лицом ребенка – называли во дворе дурочкой. Молодые имени ее не знали, люди постарше либо забыли, либо не утруждали себя ненужной информацией. Зачем дурочке имя? Она и откликаться на него не будет.

Жила она с матерью – такой же тихой и неприметной – в бедненькой, но чистенькой однушке.

На лето у дурочки была парочка ситцевых платьев, выцветших от времени, и разношенные мальчуковые сандалии. На межсезонье – старомодный плащ и галоши – неизменный наряд, который она носила до самых морозов. Шубка из искусственного меха с чужого плеча, сапоги «прощай молодость», несколько закатанных свитеров и толстые гамаши – вот и весь зимний гардероб.

И была бы это обычная городская сумасшедшая, если бы не ее удивительная, бескорыстная любовь к детям. Любила ли ее малышня? Трудно сказать утвердительно, но играть со странной девочкой-женщиной им нравилось. Был в ней не просто детский задор, но и редкая выносливость и даже некая изобретательность. Считать она не умела, да что там, говорить толком не могла, но когда нужно было играть в прятки, счет до десяти вела громко и четко. Как выучилась этому трюку, никто не знал. С особым изяществом она крутила хула-хуп, ловко прыгала в резиночку, а виртуозности ее игры в классики завидовали все девчонки двора. Ребята частенько звали ее играть в вышибалы и даже в футбол, и дурочка всегда приносила победу своей команде.

Взрослые, поняв, что эта странная обитательница двора не агрессивна и никакой опасности не несет, разрешали детям играть с ней. Тем более, и сердобольные бабушки, и молодые мамы с колясками днями не покидали своих постов у подъезда. И, в случае непредвиденной ситуации, всегда могли прийти на помощь.

Детей она никогда не обижала, а вот дети… Будучи малышами, они с удовольствием играли со странной женщиной, но достигнув подросткового возраста смеялись и потешались над ней.

- Дурочка с переулочка, - кричали вслед удаляющейся фигурке. Забыв и радость от их совместных игр, и непомерную щедрость той, которую они сейчас дразнили.

Небольшая пенсия по инвалидности и мамина копеечная зарплата – вот и весь доход их маленькой семьи. На жизнь по советским временам вполне бы хватало, но была у дурочки одна страсть – пирожные, и чтобы непременно бисквитные с масляным кремом и диковинными цветными завитушками наверху. При цене в 22 копейки за штуку покупала дурочка не одно пирожное, а пять, а то и десять. Привозили лакомство в магазин сразу после часового перерыва, и первой в очереди в кондитерский отдел всегда была эта девочка-женщина. Завернув вожделенные вкусняшки в пергамент, она аккуратно клала их в потрепанную сумку, похожую на разинувшую рот рыбину.

В недрах сумки пирожные хранились до появления дурочки во дворе, где ее уже ждали соратники по играм. Как только пирожные извлекались из сумки, детвора окружала свою дарительницу, а она, проникнувшись важностью момента, торжественно раздавала вкусняшки. Бывало, и десяти пирожных не хватало всем желающим, случалось, пирожное оставалось и для самой дурочки. Свою порцию лакомства она ела медленно, и сначала непременно слизывала завитушки из крема. И, казалось, нет для нее большего счастья, чем эта нехитрая сладкая трапеза.

Дни бежали в суматохе будней и слегка притормаживали в расслабленности выходных, не принося особых событий. Конечно, рождались малыши и умирали старики, но это не нарушало раз и навсегда заведенного порядка вещей.

Жаркий день на исходе июля тоже мог затеряться в череде своих собратьев. Но случилось то, что изменило жизнь двора. Еще с утра около одного из подъездов рабочие открыли канализационный люк и, громко переговариваясь, вели в его утробе какие-то нехитрые работы. Ближе к обеду бригада засобиралась на законный часовой отдых, но люк не прикрыли, а лишь накидали в него дощечки от ящиков. Детей рядом не было, старики прятались от жары по квартирам, а основная масса обитателей дома и вовсе была на работе. Словом, за час вряд ли что-то могло произойти.

Кто ж знал, что именно в жаркий полдень молодая мамочка выйдет во двор погулять с двухлетним сыном, и что встретит соседку, и что молодые женщины примутся перемывать косточки окружающим с таким энтузиазмом, что забудут обо всем вокруг. А малыш между тем доковыляет до открытого люка, с любопытством заглянет внутрь и, потеряв равновесие, упадет на наскоро наброшенные доски. Кстати, именно они и спасут ему жизнь, но застрял ребенок неудачно: одно неловкое движение, и он мог полететь вниз. Конечно, малыш заплакал, мама подбежала к открытому люку, и перед ней предстала страшная картина. Вернулись рабочие, только вот сделать никто ничего не мог: хлипкие доски не выдержали бы веса взрослого человека, подростков во дворе не было, а действовать надо было немедленно.

В суматохе никто не заметил дурочку, которая с глазами, полными слез, стояла неподалеку. Вдруг она подошла к рабочему, показала на веревку и жестом продемонстрировала, как нужно ее обвязать.

- Да что она может? - всхлипывая, сказала мать малыша. - Наверняка не понимает толком, что происходит.

- Надо попробовать, - убеждал молодую женщину рабочий. – Смотрите, какая она худенькая, если кто-то и сможет вытащить вашего малыша, то только эта девочка.

Посвящать рабочего в историю странной девочки-женщины было некогда. А он обвязал ее талию веревкой и помог спуститься в люк, где малыш уже захлебывался от крика. Минуты тянулись как растопленная смола, было слышно, как доски трещат даже под маленьким весом странной женщины, но вдруг крик малыша затих, а потом и вовсе он появился на поверхности люка: дурочка из последних сил держала его на вытянутых руках.

Она была без сил, когда рабочие подняли ее из люка, но на губах блуждала улыбка.

- Вот наша дурочка молодец!- сказал кто-то из жителей окрестных домов.

- Какая она вам дурочка! - послышался громогласный окрик старой дворничихи тети Клавы. – Это вы скудоумные, раз не видите, какой человечек рядом с вами живет. Вспомните хоть сейчас, как ее зовут!

- Диковинно как-то, не по-советски,- сказал лысоватый старичок.

- Ангелиной кличут, - ответила дворничиха. – Я уж устала вам напоминать, так все мимо ушей пропускаете. – Иди ко мне девочка, я тебе хоть одеялочку на плечи накину, марселевую, уж трясет всю.

Ангелина проболела неделю, и соседи все несли ей вкусняшки и игрушки. Мама спасенного малыша подарила новое трикотиновое платье, плетеные босоножки и дефицитный чайный сервиз.

За эти дни Ангелина как будто стала взрослее, хотя не девочка уже, а ее мама расправила плечи, словно сбросила тяжелый груз.

Благодаря тете Клаве во дворе все узнали, что у Ангелины 30 августа день рождения. По этому случаю накрыли импровизированный стол у подъезда – как было тогда принято, на старых табуретках. Рядом с винегретом, мимозой и балтийской килечкой красовались пирожные с завитками из крема. Все они предназначались имениннице, но она, как и долгие годы до этого, раздала лакомство детям. Впрочем, одно пирожное оставила для себя, чтобы с удовольствием слизать вкуснючие завитушки из крема.

… Все изменилось в начале 90-х. Двор как будто пожух, скукожился и стал пережитком прошлого. Ангелина все реже выходила играть к детям: сказывался возраст. А потом они с мамой и вовсе уехали в Подмосковье к дальней родственнице. Стала ли девочка-женщина девочкой-бабушкой - неизвестно. Но мальчишки и девчонки того двора, многие из которых сегодня уже растят внуков, помнят историю о странной дурочке, которая оказалась ангелом.