Каменск-Уральский

- Охренеть, что творят! Совсем сбрендили!
- Да забей, Сашка! Всё это фейки!
- Хорошо, если фейки! А если нет, реально страшно! Что должно твориться у человека в башке, чтобы он мог изнасиловать шестилетнего ребёнка?
- А ты, деточка, не суди! Ты на войне не была, не знаешь, что это такое! И вообще, лучше приготовь чего-нибудь пожрать…
***
- Девушка, просыпайтесь! Конечная.
Я открыла глаза. Вокруг по обе стороны узкого прохода были кресла, где-то в два ряда, где-то в три. Люди с сумками-баулами медленно выходили через дверь в середине вагона. Судя по расположению кресел, вагона «Ласточки». Взглянув через оконное стекло, я увидела какой-то незнакомый вокзал. Но как? Я же вроде не собиралась никуда ехать. К тому же с одной дамской сумочкой, которую я держала на коленях. Повесив её через плечо, я направилась к выходу. Где я вообще? И по какой надобности куда-то потащилась?
«Каменск-Уральский», - гласили огромные буквы на здании вокзала. Каменск да ещё и Уральский. Такое название я слышала впервые в жизни. Поэтому целенаправленно ехать именно сюда не могла никак. Да и где вообще находится этот Каменск? Сбитая с толку, я попыталась ответить на этот вопрос с помощью Википедии. Для этого залезла в сумочку, чтобы достать смартфон. Однако мне в руки неожиданно попался билет от Екатеринбурга до Каменска-Уральского на имя Фёдоровой А.В. Фёдорова Александра Владимировна – я самая, но как я могла взять билет от Екатеринбурга, если живу в Москве? С тех самых пор, как мои родители, царствие им небесное, увезли меня, тринадцатилетнюю школьницу, из родной Вязьмы. И с Екатеринбургом, да и с Уралом вообще, меня, москвичку, уроженку Смоленщины, ничего не связывало. Не стала бы я с бухты-барахты сюда тащиться.
Однако посадочный талон, который я также нашла в своей сумочке, говорил об обратном. Вылетев в полпервого ночи из Домодедова, я приземлилась в полшестого утра в аэропорту Кольцово. За каким лешим? Чтобы оттуда добраться до вокзала и ехать в незнакомый мне Каменск? Может, у меня уже с крышей того?
Чертыхнувшись, я попыталась вспомнить, что случилось накануне. Субботнее утро, мы с Антоном позавтракали, как обычно, поехали на рынок закупить продуктов. Всё по-семейному, жаль только, без штампа в паспорте! Ну, не хочет Антон этих всех условностей, говорит: зачем, нам ведь и так хорошо! Хотя в принципе он, наверное, прав. Итак, значит, поехали на рынок и когда уже грузили сумки в багажник, случайно встретили Егора – армейского приятеля Антона, они вместе Вторую чеченскую прошли.
Как обрадовались оба этой встрече! Ещё бы – уже сколько лет не виделись! Оказалось, Егор – он родом из Челябинска, только недавно в Москву приехал. И как такую встречу не отметить? Пригласил Антон друга домой. Ну, а выпить по такому случаю – дело святое.
«Сашка, сбегай за «Белугой», а то не хватит».
Одна бутылка, наполовину полная для оптимиста, но наполовину пустая для пессимиста, уже стояла на столе. Неужели на двоих не хватит? Однако по такому случаю возражать не решилась и послушно отправилась в супермаркет. Пока отстояла очередь, пока вернулась, а они оба уже несколько подшофе – сидели на кухне, громки вспоминая «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».
«А круто мы тогда вставили этой ссыкухе малолетней! – Антон пьяно хохотал, смахивая в пепельницу гарь от окурка. – Строптивая оказалась девочка!».
«И не говори! – поддержал его Егор. – А Глеб ей как потом в рот кончил! Ну, когда ты ей башку прострелил».
«Не, ну а чё, сама виновата! Надо было слушаться взрослых дядь и не выкобениваться! Раздвинула бы ноги нормально… Ну, чё, давай, за Глеба! Помянем, пусть земля ему будет пухом!»
Как во сне, шла я прочь из квартиры Антона, ставшей за два года совместной жизни моим собственным домом. Мой разум отказывался верить услышанному. Антон, мой Антон! И Егор, и Глеб, погибший от пули чеченского снайпера. Они, русские солдаты! Как такое может быть? Неужели я совсем не знала человека, с которым жила два года? Антон всегда был суров, грубоват, чужд всяких «телячьих нежностей» - про таких говорят: настоящий мужик. «Война – это тебе не муси-пуси! – любил он говорить. – Там никакие правила не работают – или ты, или тебя! Это взбесившиеся от жира либерасты никогда на войне не были, а ещё других учат, как им жить! Я бы их всех к стенке, а не цацкался бы с ними». Но одно дело – говорить и рассуждать и совсем другое – собственноручно изнасиловать и убить ребёнка. А я… я после этого с ним спала! Возможно ли, чтобы убийца и насильник оказался моим Антоном? Мир переворачивался с ног на голову, обрушивался прямо подо мной, и я не знала, как всё это безумие остановить. А ведь внешне всё осталось прежним – тот же парк, знакомый с юности, те же липовые аллеи со скамейками, то же голубое небо и солнце, что постепенно клонилось к закату… Всё как всегда, но не всё…
В моей любимой кофейне у пруда не изменилось ничего – шустрые официанты по-прежнему сновали между столиками, принимали заказы, разносили на подносах еду и напитки. Я помнила, как, примостившись за единственный свободный столик, заказала кофе с амаретто… Что же это я, так наклюкалась? Бред – пожалуй, градуса в кофе было маловато. А больше я ничего не пила. Зато сосед…
«Простите, здесь свободно?» - спросил меня незнакомый молодой человек.
Я кивнула, он сел напротив меня, заказал себе рюмку коньяка.
«Простите, что пью при Вас, - он говорил так, словно я его горячо осуждала. – Горе у меня. Ладно, Маринка женщина, но Витька… Со школы ведь лучший друг!»
«Тоже кого-то изнасиловал?» - вырвалось у меня невольно.
«Нет, Маринка сама с ним спала. А я, дурак, собирался ей предложение сделать, уже кольца купил».
Я ему сочувственно кивала, попутно рассказывая про своего Антона. Боль от разочарований как-то сблизила нас духовно. Мы очень скоро с Петром – так звали моего товарища по несчастью – перешли на «ты».
«Уйду я, наверное, от Антона, - говорила я. – После того, что о нём узнала, не смогу с ним жить как прежде».
«У нас уже тоже по-прежнему не будет. Я мог бы простить что угодно, но только не предательство… Говоришь, ты ландшафтный дизайнер…»
Сам Пётр по профессии оказался фокусником, работал в цирке.
«Фокусник – это интересно! Может, покажешь мне какой-нибудь фокус?»
Последнее, что я помнила – это как пыталась уследить за десятирублёвой монеткой, которая то исчезала, а то вдруг снова появлялась в ловких руках Петра…
Так что же получается? Пока я за монеткой следила, этот фокусник подсыпал мне клофелина? И ограбил? Но нет: кошелёк, а также все деньги и банковская карта были на месте, смартфон тоже, и документы в целости и сохранности. Изнасиловал? Этого я так и не поняла. Но допустим. Однако зачем было после этого отправлять меня аж на Урал? Тем более вот так светиться, заявляясь в аэропорт с якобы «перебравшей подружкой» на руках, проходить контроль, лететь со мной до Екатеринбурга - и как нас ещё в самолёт пустили? - а потом тащить меня на вокзал и сажать в «Ласточку»? Проще и эффективнее было грохнуть и закопать где-нибудь в лесу, чтобы точно никуда не заявила. Или же я попала в лапы к маньяку-извращенцу – любителю посылать своих жертв куда подальше, притом в буквальном смысле? В таком случае я ещё легко отделалась. А может, ничего этот Пётр сделать и не успел? Как-то смотрела я в одном фильме, как мужика клофелином подпоили. А он, вместо того, чтобы вырубиться, озверел – стал бросаться на людей с ножом. Вдруг и на меня клофелин как-то не так подействовал? Выпила – и проснулась вдруг жажда путешествий. Или… или я тоже озверела, зарезала кого-то ножичком – и в бега? Ведь я совершенно не помнила ни как добиралась в Домодедово, ни как брала билет, ни самого полёта. Вообще ничего.
И что же мне теперь делать? Можно остаться в Каменске ещё на пару дней, раз уж меня сюда занесло, снять гостиницу. Благо, на карточке денег достаточно. А можно незамедлительно взять обратные билеты, чтобы поскорее вернуться в Москву. Однако сперва неплохо было бы позавтракать.
Пройдя через вокзал, я вышла на площадь, оттуда – на улицу Ленина. Какой же город в России без неё обходится? Найти более-менее приличную забегаловку в провинциальном городе, где самые высокие дома этажей в пять, задача не из лёгких. Пока я водила глазами из стороны в сторону, ко мне неожиданно подбежал мальчик лет примерно пяти-шести:
- Мама! Мама приехала!
От растерянности я даже не знала, как реагировать. Словно ища подсказку, отвела глаза в сторону. Какой-то мужик вдруг сорвался с места и начал стремительно удаляться.
- Дядя, куда же Вы? – вскричал мальчик с обидой в голосе. – А как же конфета?
«Дядя» в ответ прибавил шагу. Ситуация начинала мне сильно не нравиться.
- Что это ещё за дядя? – спросила я. – Ты его знаешь?
- Не совсем. Обещал конфетку, а сам ушёл! – капризно надул губки ребёнок.
- Значит, намерения у него были нехорошие. Разве мама тебя не учила, что нельзя разговаривать с незнакомыми дядями?
- Ну, прости, мам! Дядя не совсем незнакомый. Он сказал, что его зовут дядя Костя.
- Мало ли что он сказал? Где твои… - я хотела сказать «твои родители», но вовремя вспомнила, что этот странный мальчик отчего-то принял меня за свою маму. – Где твой папа?
- Папа там, - он указал рукой вглубь двора.
- Ну, пойдём к папе.
- Пойдём! – обрадовался мальчик. – Мам, не уезжай больше в Могилёв, хорошо? Я очень скучал! И папа скучал! Даже плакал.
«Вот оно что!» - подумал я.
Значит, мать-кукушка свалила в Белоруссию, а батя, вместо того, чтобы следить за ребёнком, небось, пьёт, не просыхая. Ну, я ему сейчас устрою!
Петляя дворами вслед за мальчиком, я уже представляла, как стану пугать горе-папашу службами опеки. Авось, проймёт. Однако он сам нас нашёл.
- Максим!
- Папа! Мама приехала!
Вместо опустившегося алкоголика я, к своему удивлению, увидела вполне приличного мужчину. Он же при виде меня вдруг побледнел, как полотно:
- Олеся?
Неужели я настолько похожа на его сбежавшую жёнушку? Мне бы взять и сказать, что я не Олеся, но я не решалась делать этого при ребёнке. Он ведь так скучал по маме, так ждал её! Тут надо бы как-то помягче.
Тем временем отец мальчика подошёл ко мне и робко притронулся к моей руке. Затем вздрогнул и одёрнул свою.
- Этого не может быть! Олеся, ты же… Я же сам видел…
В ответ я достала из сумочки паспорт и молча раскрыла его на страничке с фотографией. На лице мужчины отразилось не то разочарование, не то облегчение.
- Максим, ты пока тут полазай, - он указал на лесенки на детской площадке. – Нам с мамой поговорить надо.
- Но папа, я тоже хочу с мамой поговорить.
- Давай, давай. Потом поговорите.
Максим разочарованно надул губки, но послушался отца. Когда он уже был возле лесенки, я решила, что самое время для серьёзного разговора.
- Итак, Вы уже, наверное, поняли, что я не Олеся. Я, конечно, всё понимаю, жена свалила, одному с ребёнком тяжело, но Вы как-то следите за ним. Ещё бы чуть-чуть, и Вашего сына увёл бы педофил. Хорошо, он принял меня за маму и побежал ко мне.
- Педофил? Боже! – с ужасом произнёс отец Максима. – Вот я дурак! Говорил же Максу: далеко не уходи! А тут по работе позвонили – отвлёкся. Олесю он всегда слушался, а меня… Так Вы, получается, спасли моего сына! Спасибо Вам огромное!
- Да не за что! Я, если честно, здесь вообще случайно. И думаю уезжать в Москву. Вы тогда как-то объясните Максиму… ну, что я не его мама. Я тогда пошла, счастливо!
Я хотела было идти дальше, но мужчина слегка коснулся моей руки:
- Александра.
- Что такое?
- Прошу Вас, не уезжайте сейчас! Если можно, побудьте у нас хотя бы недельку. Пожалуйста! Понимаете, Олеся уже никогда не вернётся. Она уже год как умерла. А я не смог сказать об этом сыну – сказал, что мама уехала в Могилёв.
- Недельку? Но…
Через неделю как раз должен был закончиться мой отпуск. Не то, чтобы у меня на это время были грандиозные планы, однако провести остаток заслуженного отдыха в чужом городе, с чужими людьми я как-то тоже не рассчитывала. Мальчика, конечно, жалко, что без мамы остался, но всё-таки…
Я уже открыла было рот, чтобы объяснить вдовцу, что как-то не готова вот так взять и занять место его покойной супруги и матери его сына, как вдруг резкий звонок смартфона разорвал тишину ожидания. На экране высветилось «Антон». Я машинально нажала принять вызов.
- Сашка, блин, ты где гуляешь? – услышала я пьяный недовольный голос. – Когда пожрать приготовишь?
- Понимаешь, Антон, тут такое дело. В общем, я сейчас в Каменске-Уральском.
- Где, где?
- Это рядом с Ебургом. Ну, так получилось.
- Не понял! Ты чё, прикалываешься? Ты когда вернёшься?
- Никогда.
- Что?
- Никогда не вернусь. В общем, хотела сказать, что я от тебя ухожу. Прощай!
После этого я нажала на кнопку, давая понять, что разговор окончен.
- Муж? – осведомился Максимкин отец
- Уже бывший, - ответила я. – Мы расстались.
И тут же пожалела: зачем я отчитываюсь перед незнакомым человеком? Какое ему дело до моей личной жизни? А впрочем, какая у меня сейчас личная жизнь? Одно разочарование.
- Хорошо, я согласна. Только через неделю я уеду.
- Спасибо Вам! Простите меня, что прошу об этом! Просто Максим думает, что Вы его мама, а он очень по ней скучал.
- Ну, раз мы неделю будем жить вместе, давайте для начала хотя бы познакомимся. Да, и давайте договоримся – никаких сексуальных домогательств.
Георгий – так звали Олесиного вдовца – клятвенно обещал, что не будет ко мне приставать, что как муж и жена мы будем только днём и только при ребёнке.
- У нас по воскресеньям традиция – после завтрака гуляем, ходим по магазинам, а ещё заходим в кафешку, пьём коктейль или едим пирожные. Когда Олеся была жива, ходили с ней, а сейчас – мы с Максимом. Давайте, может, зайдём?
- Я согласна. Тем более что проголодалась вообще-то. Ну, так что любила Ваша жена?
- Олеся была всеядной. Единственное, она не выносила арахис – у неё была аллергия. А в кафе обычно заказывала молочный коктейль с клубникой. Это был её любимый… Максим, пошли кушать пирожные!
Мальчик тут же помчался вприпрыжку. Всю дорогу, пока мы шли, он буквально не отпускал меня. И когда мы пришли к началу оживлённой трассы, где возвышалось здание торгового центра, я уже знала и о том, что у Мурки недавно родилось пять котят – один чёрный, трое рыжих и один пёстренький, и о том, что папа подарил на день рождения настоящий почтовый вертолёт, и о том, что он меня нарисовал и дома обязательно покажет. Я не знала, что сказала бы на это его настоящая мама, поэтому просто слушала мальчика с интересом, иногда вставляя вопросы и восхищённые реплики. И надеялась, что Максим сейчас так воодушевлён, что не заметит неладного.
В кафе я заказала яичницу и, чтобы выглядело убедительнее – молочный коктейль с клубникой.
После мы ещё немного погуляли втроём, прежде чем Георгий привёл меня «домой», а точнее, в свою квартиру. Не сказать, чтобы она напоминала холостяцкую берлогу с толстым слоем грязи везде, где только можно - нет, хозяином Георгий оказался довольно-таки аккуратным. Однако всё равно чувствовалась нехватка женской руки.
В гостиной, на верхней полке стенки, на самом видном месте, стояла свадебная фотография: Георгий – счастливый жених в костюме, при галстуке, и невеста в белом платье, с фатой. Лишь только я её увидела, сразу поняла, почему и Георгий, и его сын с ходу приняли меня за жену и мать. Она не просто была похожа на меня – это была моя точная копия. Словно моя однояйцовая близняшка… Словно близняшка…
Да, у меня была сестричка. Мы родились с разницей в пять минут. Но лишь одна я родилась живой. Врач говорила, другая была задушена пуповиной, спасти оказалось невозможно. Отец в то время был в командировке, скорую вызвала бабушка, его мать. Врача она хвалила как ценного специалиста. Ещё бы! Ведь это была её подруга со школы – за одной партой сидели. И ради своей давней подруги она бы в лепёшку расшиблась. Мама, конечно, плакала, просила показать ей умершего ребёнка, но бабушка убедила её, что лучше этого не делать. Боялась, что материнское сердце не вынесет такого зрелища. Уж насколько не любила она мою маму, однако в тот страшный момент всячески её поддерживала. Потом, правда, вернулась её прежняя холодность. Да и ко мне, своей внучке, она, к слову сказать, относилась без особой теплоты. А после смерти родителей и вовсе перестала со мной общаться.
Да, именно так наверняка выглядела бы моя сестричка, если бы дожила до такого возраста. Неожиданно мне в голову пришла мысль, что эта Олеся, возможно, и есть моя сестра, только сводная. Папа ведь был в командировке на Урале – правда, в Оренбурге. Вдруг погулял на стороне? Однако эту мысль я тут же отмела. Нет, он очень любил маму и никогда не причинил бы ей боль. Скорей всего, просто случайное совпадение.
Не успела я как следует рассмотреть квартиру, как Максим буквально атаковал меня. Сначала он показывал мне свои рисунки. На одном, взявшись за руки, стояли мама, папа и он сам. На другом – мама в синем платье и в короне, как настоящая королева. Были картинки, где мама едет на поезде, прямо на крыше, домой или где летит на самолёте - снова на крыше, - а внизу стоят, встречая её, он и папа. Понятно, почему Георгий так и не смог сказать сыну, что мама не вернётся. Никогда не вернётся.
- Какой ты у меня умница!
С этими словами я обняла Максима. Так, наверное, сделала бы его мать, если бы каким-то чудом вернулась и увидела, как он по ней скучал и ждал. К тому же мне не хотелось, чтобы мальчик видел мои слёзы, так некстати навернувшиеся на глаза. Я-то знала страшную тайну, которой не знал Максим.
- Тебе нравится?
- Да, очень!
Потом я смотрела, как Максим ловко управляется с почтовым вертолётом. И не забывала при этом хвалить мальчика.
- Мам, а ты покажешь мне Могилёв? – спросил он после того, как наигрался с вертолётом. – Там красиво?
Вопрос поставил меня в тупик. В этом городе мне бывать никогда не приходилось. Однако вспомнив, что прошлым летом была в Смоленске, ответила:
- Нет, Могилёв не очень. Смоленск красивее. Хочешь, покажу?
- Хочу!
Я стала листать фотографии на смартфоне. Однако памятуя о том, что была там не одна – вместе с Антоном, старалась показывать их ребёнку аккуратнее, пропуская те, на которых мы стояли рядышком. И всё же, как я ни старалась, предосторожность меня не спасла.
- Мам, а что это за дядя?
Выдать Антона за случайного встречного я не могла – на фотографии мы стояли, обнявшись, со счастливыми улыбками на лицах.
- Там снимали кино, - стала я объяснять мальчику. – И на роль короля и королевы эльфов нужны были актёры. Меня хотели на роль королевы, а этого дядю – на роль короля. Но чтобы узнать, подходим мы для этого или нет, нужно было проверить, как мы смотримся вместе.
- Совсем не смотритесь! – скривился Максим. – С папой лучше!
- Потому нас и не взяли.
- А вот с папой бы взяли! Потому что папа – настоящий король!
- Наверное, - улыбнулась я в ответ.
«Надо же так – оказывается, мы с Антоном даже и не смотримся вместе! - подумалось мне. – Вот уж устами младенца…».
Хотя я понимала, что ребёнку, привыкшему видеть маму рядом с папой, вполне могло быть попросту непривычно, что мама с другим дядей. Тут уж любой бы смотрелся плохо. Но глядя на давнишнюю фотографию, я и сама вдруг стала замечать, что мы с Антоном и вправду не выглядим прекрасной парой. Хотя тогда ещё я была уверена, что Антон – лучший мужчина на свете, и именно с ним я хочу прожить всю жизнь. Но что-то было в этой фотографии такое, что говорило: нет, эти двое вместе случайно, у них нет будущего, они расстанутся и, может быть, даже очень скоро. Или может, это у меня уже глаз замылен?
Однако приближалось время обеда. А поскольку я в этом доме была в роли хозяйки, значит, надо было что-то сварганить.
Сказав Максиму, что иду на кухню готовить обед, я вышла из комнаты и тихонько окликнула хозяина, который как раз возился с дрелью, чтобы прикрутить навесной шкаф:
- Георгий.
- Да?
- Скажите, что мне приготовить на обед? Ну, что обычно готовила Олеся?
- Ну, когда как?
- Рыбный суп она могла приготовить?
- Да, готовила. Кстати, она называла меня Гошей, если что.
- Поняла. Я тогда готовлю уху и котлеты?
- Идёт. Только котлеты ещё вчерашние остались. Можно их разогреть.
Когда я достала из холодильника те самые вчерашние котлеты, заметила, что они совсем не похожи на полуфабрикаты, которые продаются в магазинах. Выглядели они вполне как домашние. Стало быть, Георгий умеет готовить. Признаться, это стало для меня неожиданностью. Антон бы даже замороженных пельменей в кастрюлю не кинул и, если бы узнал, что кто-то из знакомых мужчин сам готовит еду, непременно счёл бы подкаблучником, ибо считал, что не мужское это дело – к плите становиться. Когда я подхватила жестокую простуду и лежала с температурой под сорок, не в силах даже встать и приготовить обед, он ел бутерброды. Понятное дело, питаться одним хлебом с колбасой Антону не нравилось, поэтому я, как только малость почувствовала облегчение, немедленно встала с постели и принялась кашеварить. До сих пор не понимаю, каким чудом я тогда не свалилась посреди кухни – настолько ещё была слаба.
«Повезло тебе, Олеся, с мужиком!» - подумалось мне, когда я разогревала эти самые котлеты.
Вскоре вся семья, если можно так назвать отца с сыном и случайной гостьей, сидела за столом. Хотя уха, которую я приготовила, ничем заумным не отличалась – уверена, так приготовили бы девяносто процентов хозяек – всё же я волновалась: вдруг ребёнок попробует и заметит, что мама готовила по-другому? Однако Максим уплетал и уху, и котлеты с удовольствием.
В тот день до вечера я играла с ребёнком, потом уложила спать, почитала на ночь сказку. Могла ли внезапно вернувшаяся мать, целый год не видевшая сына, отказать ему в этой просьбе? Когда же Максим, наконец, заснул, я тихонько вышла из детской и направилась в нашу с Георгием «супружескую» спальню. Впрочем, разобранная и застеленная бельём раскладушка ясно говорила о том, что «супружеской» бурной ночи не предвидится. И это меня вполне устраивало.
- А Вы, Георгий, неплохо готовите! – сейчас, когда ребёнок спит, мне не было нужды называть его Гошей и обращаться на «ты».
- Спасибо, Александра! Честно говоря, когда Олеся была жива, я готовил редко, да и не умел особо. А тут ничего не поделаешь – пришлось научиться. Сам бы я, может, и в столовках бы, и пиццу заказывал, но Макс ребёнок, ему нужно нормально питаться. Кстати, Ваша уха мне очень понравилась!
- Спасибо! А что Олеся обычно делала на завтрак?
- Она обычно варила кашу. Макс просто обожает рисовую, с черничным джемом! Я пытался приготовить, но он говорит, что у мамы лучше.
Черничный джем! При этих словах я непроизвольно скривилась. Дело в том, что я с детства не переваривала чернику ни в каком виде. Даже то, что она для глаз полезна, не могло заставить меня взять её в рот. Но если ребёнок любит кашу с черникой, почему бы не приготовить?
- А Олеся где-то записывала свои рецепты?
Однако не успел Георгий мне ответить, как зазвонил мой телефон. И снова я машинально нажала принять вызов.
- Сашка, стерва! – орал Антон, судя по голосу, далёкий от состояния трезвости, как от соседней галактики. – Ты где шляешься?
То, что он сказал дальше, в общественном месте повторять неприлично, однако по смыслу вся его гневная тирада сводилась к тому, что я, безнадёжно падшая женщина, наверняка сейчас с другим мужиком, и что если он нас застукает, то немедленно оторвёт мне голову, а ему – кое-что другое.
- Во-первых, тише, тут ребёнок спит, - я говорила шёпотом, опасаясь, что Максим проснётся. – А во-вторых, моя личная жизнь тебя больше не касается. Счастливо!
Нажав «отбой», я поставила на вибровызов. А ведь фактически прав оказался, я действительно в этот момент была с другим мужиком и более того, в его спальне.
- Бывший ревнует? – поинтересовался Георгий. – Никак успокоиться не может?
- Ну, да, - нехотя призналась я. – Дело в том, что мы расстались совсем недавно. Думаю, перебесится. В любом случае, из Москвы он сюда не поедет.
- Да, далековато, - заметил Георгий. – Ну, а Вы-то здесь какими судьбами?
- Это долгая история.
Мне совсем не хотелось объяснять ему то, чего я не могла объяснить даже самой себе. Поэтому я пообещала рассказать это как-нибудь потом, а сейчас очень хочу спать. Пожелав мне спокойной ночи, Георгий выключил свет и лёг на раскладушку.
Однако на самом деле сон долго не шёл ко мне. Оттого, что случилось утром, признаться, мне было не по себе. Если я, хоть убей, не помню, как и зачем приехала в Каменск-Уральский, вдруг, проснувшись, обнаружу себя, скажем, в Омске или в Махачкале? Или куда ещё нежданно-негаданно потянет? Может, у меня уже крыша едет? И я, невменяемая и непредсказуемая, сейчас нахожусь в одной квартире с маленьким ребёнком. Если так, лучше мне и вправду убраться куда подальше. С этими мыслями я и заснула.
***
Проснулась я от нежного прикосновения. Моя правая рука лежала в сильной мужской ладони. Значит, я дома, и Антон здесь, со мной! Приснится же какой-то Каменск, какой-то Уральский! Его, наверное, и вовсе не существует. А уж та странная семейка, где меня принимают за покойную жену и маму, и подавно бред!
- Антон…
- Простите меня, Александра.
Голос Георгия. Я открыла глаза. Тот, кого я только что считала плодом своего разыгравшегося воображения, сидел передо мной и в смущении убирал руку прочь. Значит, всё правда, мне не приснилось!
- Простите! Просто спящая Вы так напомнили мне Олесю, и я не удержался. Обещаю, больше этого не повторится.
- Понимаю. Просто я подумала, что я дома, и что Вы Антон.
- Наверное, Вы его до сих пор любите?
- Не знаю, может быть. Но после того, что я о нём узнала, оставаться с ним не смогу.
- Изменил?
Я неопределённо кивнула. Если бы! Поход налево я бы, пожалуй, со временем смогла простить. Но изнасилование ребёнка…
- Ладно, пора вставать, завтрак готовить. Всё-таки я типа жена, мать, хозяйка.
Умывшись, я побежала на кухню. Значит, Макс любит рисовую кашу? Что ж, пусть будет каша!
- Гоша, а у нас есть черничное варенье? - окликнула я хозяина, помешивая ложкой полуразварившийся в молоке рис.
- Вроде было, - ответил Георгий. – Сейчас посмотрю.
Через несколько минут он принёс из кладовки банку черничного варенья. Макс тем временем уже проснулся, и Георгий отправился помогать сыну одеться, умыться. А мне вдруг подумалось: что если бы я и вправду была в этом доме хозяйкой, Георгий с Максом - мужем и сыном? Однако эту мысль я тут же отбросила. Нет, вряд ли у нас бы что-то получилось. Георгий хороший человек, но какой-то слабохарактерный. Был бы он хоть наполовину таким же решительным, как Антон, может, у нас бы что-то и получилось. А так… Впрочем, чего об этом думать? Через неделю я всё равно уеду, и мы больше никогда не увидимся. Я ведь здесь, в этом доме только потому, что не могу вот так взять и помахать ручкой ребёнку, который принял меня за свою маму. Раз я сама невольно дала ему надежду, появившись в этом городе.
Очень скоро каша была готова, и я позвала Георгия с Максом завтракать, не забыв поцеловать ребёнка, спросить, как спалось. Олеся бы наверняка сделала именно так. Увидев, что на завтрак будет каша с его любимым вареньем, Макс очень обрадовался.
- Мам, а почему ты с вареньем не ешь? – спросил мальчик, видя, как я зачерпываю ложкой пустую кашу.
- Решила посидеть на диете, - соврала я. – Чтобы быть стройнее.
Всё-таки странно было бы признаваться в том, что не люблю чернику, если Олеся её с удовольствием ела.
- Сегодня я работаю в ночную смену, - сказал Георгий после того, как я помыла посуду. – Так что можем все вместе погулять.
Однако лишь только мы вышли из квартиры, и Гоша уже готовился закрыть дверь на ключ, как на площадке показалась выходящая из соседней двери пожилая женщина.
- Олеся! – испуганно заголосила она, вытаращив на меня глаза, и тут же схватилась за сердце.
Георгий быстро подскочил к ней, перехватив её падающее тело.
- Спускайтесь вниз, я сейчас.
- Здрасьте, баб Люд! – поприветствовал соседку Максим. – Мам, а почему баба Люда падает?
Георгий спешно затащил бабу Люду в её квартиру. Я же, заперев дверь на ключ, который он успел вставить в замок, стала вместе с Максом быстро спускаться вниз.
- Просто у бабушки Люды заболело сердце, и она просила помощи. Пойдём, подождём во дворе, сейчас папа позовёт врача и выйдет к нам.
- А почему у бабушки Люды заболело сердце?
- Ну, так она уже старенькая, здоровье уже не то.
А сама подумала: хорошенькая история! Своей похожестью на Олесю чуть бабку не угробила! Дай Бог, чтобы всё обошлось, и она после такого реально не отдала концы! Угораздила же меня нелёгкая приехать в этот город!
Чтобы как-то отвлечься от невесёлых мыслей, я открыла маленьким ключом почтовый ящик с номером квартиры Георгия. Внутри был конверт. Как странно! Очень немногие в наш двадцать первый век пишут бумажные письма. Из любопытства я взглянула на обратный адрес. Письмо было от Алексея Горинова из исправительной колонии. От того самого Горинова! Я слышала историю про муниципального депутата, которого посадили за дискредитацию российской армии. Что-то он там сказал антивоенное, на него донесли куда надо. Слышала я, что даже будучи за решёткой, в наручниках этот упрямый, несгибаемый человек держал антивоенный плакат. Однако никак не могла ожидать, чтобы на Урале вообще знали, кто такой Горинов. И уж тем более – что он будет что-то писать Кравецкому Георгию Андреевичу. Вот как, оказывается, звучит фамилия моего как бы мужа.
Вскоре во двор вышел и сам Георгий.
- Ну, как там Людмила? – спросила я у него. – Живая?
- Да, слава Богу, с ней всё хорошо. Переволновалась немного, но быстро пришла в себя. Я ей всё объяснил, она и успокоилась.
- Ну, слава Богу! А то я, признаться, тоже испугалась. Всё-таки человек пожилой, мало ли. Слушай, тебе тут письмо от Горинова. Я из ящика вытащила.
Последнее я произнесла извиняющимся тоном. Вдруг ему не понравится, что я заглядываю в ящик.
- Спасибо, Олесь! А то я уже думал: или Алексей перестал мне отвечать, или письма не пропускают?
- А ты, я смотрю, не робкого десятка! – заметила я. – Не боишься с таким переписываться?
- Почему я должен бояться Алексея? – ответил Георгий. – Он же не разбойник, не убийца, сел только за то, что не побоялся высказать своё мнение. А я вот не такой смелый! Вот твоя тёзка… То есть, я хотел сказать, Александра Скочиленко тоже села за то, что посмела думать и говорить. И Всеволод Королёв.
- Им, я так понимаю, ты тоже пишешь письма?
- Да, им тоже. И Ольге Смирновой пишу.
«Ничего себе! – подумала я. – А я считала Гошу бесхребетным, бесхарактерным!»
Мне вдруг вспомнилось, как Антон рассказывал мне про одного своего приятеля. По работе его вроде как подставили, повесили на него кражу и посадили. «Да это директор, урод, сам деньги спёр! Я Вадьку со школы знаю – этот чужого реально не возьмёт!». Однако несмотря на стопроцентную уверенность в том, что его старый друг невиновен, после ареста Антон оборвал с ним всякие контакты. Ни одного письма Вадику не написал, ни одной посылки в тюрьму не прислал. «Я, что дурак – с зэком общаться? Вдруг у меня потом из-за этого реально проблемы будут?» - говорил мне тот, чью толику решительности я ещё утром так желала для Георгия.
А вот Гоша не побоялся писать письма людям, которых прежде никогда не знал и никогда не слышал. Только потому, что их несправедливо арестовали.
Макс бежал впереди нас, то и дело оборачиваясь, чтобы похвастаться, как быстро он может добежать до вон того столба, показать рыжую кошечку, сидевшую у бордюра или задать один из вопросов, которые часто волнуют детское воображение.
- Ты сегодня побудешь дома с Максом? Обычно я оставляю его у бабушки, но когда мама дома, он туда явно не захочет.
- Да, без проблем. Только если это Олесина мама… Ей это может сильно не понравиться.
- Это моя мама. У Олеси нет родителей, она воспитывалась в детдоме. Мама сначала не хотела, чтобы я на ней женился. Предубеждения у неё были. Но потом привыкла. И когда Олеся умерла, плакала, как по родной дочери.
- Да, грустная история! Прости за вопрос, но отчего она умерла?
- Заболела короновирусом. Я уговаривал её привиться, но она ни в какую. Считала, что от прививок одни побочки, а пользы ноль… Слушай, ты случайно не… Ну, не в детском доме выросла? Просто иногда мне кажется, что вы родные сёстры.
- Это вряд ли. Я потеряла родителей, уже когда была взрослой. А сестра моя родилась мёртвой.
- Прости!
- Слушай, а Олеся, она в девичестве не Фёдорова была?
Правда, тут же я поняла, что вопрос глупый. Если моя сестра каким-то чудом бы выжила, и, не найдя её родителей, девочку определили бы в детский дом, скорей всего, фамилия у неё была бы другая. Так оно в итоге и оказалось.
- Нет, она была Вяземская.
Значит, Вяземская… Больше я ничего подумать не успела, потому как вдруг услышала шум на лавочке у подъезда. Когда мы подошли поближе, моим глазам предстало четверо мальчишек-подростков лет двенадцати-пятнадцати. Бегая по двору с палками, они ловили и с какой-то дикой жестокостью избивали чёрного котика. При этом эти молодые волчата – людьми таких назвать у меня, честно говоря, язык не поворачивался – были явно не в адеквате, орали, матерились, а их глаза… Наверное, чего-то нюхнули или обкололись.
- Ребята, прекратите мучить несчастное животное, - обратился к ним Георгий, решительно двигаясь прямо к ним.
- Слышь, дядя, - пробасил один из них, судя по виду, самый старший, который был в этой компании заводилой. – Иди гуляй, а!
Это было самым цензурным, потому что дальше Георгий был послан по такому далёкому адресу, что я от души пожалела, что не успела заткнуть Максиму уши.
Однако два раза повторять просьбу Георгий не стал – стремительно выхватив палку из рук опешившего грубияна, он принялся разгонять это сборище:
- А ну-ка быстро пошли отсюда! Чтоб я вас здесь не видел!
- Слышь, дядь, да ты вообще охренел!
Дело принимало опасный оборот. Разгневанная, одурманенная шпана, забыв про котика, заняла агрессивную стойку напротив дяденьки, который не дал им как следует повеселиться. Несчастная жертва, пользуясь моментом, поспешила удрать прочь, радуясь, видимо, что выбралась из этой передряги живой.
- Гоша, пошли отсюда! – я дотронулась до руки Георгия.
Тот согласно кивнул. Но так просто уйти нам не удалось. Воя и матерясь, хулиганы бросились в атаку. Георгий в последний момент успел выйти вперёд, тем самым защитив меня от удара палкой.
Дальнейшее разобрать было сложно. Разбушевавшиеся подростки махали палками, Георгий вынужден был защищаться. Драка шла полным ходом. Похоже, нужно немедленно уводить Максима домой и звонить в полицию, что я и сделала. По ходу отвечала на вопрос ребёнка:
- Мам, а папа дерётся с дядями потому, что они плохие?
- Конечно, плохие, раз котика мучают.
А сама подумала: только бы они с ним ничего не сделали! Хоть они и подростки, но их четверо – против одного, да ещё и ослеплённые злобой. В тревоге я подошла к окну. Трое по-прежнему махали палками, а тот четвёртый, самый старший, подошёл со спины. В руках у него заблестело лезвие ножа. Я немедленно распахнула окно:
- Гоша, сзади!
Обернулся он вовремя и успел перехватить нож как раз в тот момент, когда холодное железо готово было вонзиться ему в спину. Я же, закрыв окно, стремительно выбежала из квартиры, не забыв, однако, запереть дверь на ключ. Хотя даже не представляла, чем я, слабая женщина, могла бы помочь Гоше. Гоше… Я вдруг поймала себя на том, что уже и в мыслях назвала Георгия именно так. Впрочем, особо задумываться было некогда – ноги гнали меня во двор. Вдали тем временем послышался звук полицейской сирены. Наконец-то! Шпану этот звук, однако же, отрезвил. Оставив нож, который Гоша уже почти отобрал, вожак кинулся прочь. Остальная банда устремилась за ним.
- Гоша, ты как? – спросила я, подбегая к нему.
- Всё нормально, - ответил он, малость отдышавшись.
Только сейчас я заметила на рукаве его куртки кровь.
- Он тебя порезал? Пойдём домой, надо перевязать рану.
- Да поцарапал немного. Но это не смертельно.
- Всё равно пойдём, перевяжу.
За перевязкой мы беседовали с полицейскими, которые записывали с наших слов обстоятельства произошедшего. Оказалось, эти молодчики уже не первый раз в состоянии наркотического опьянения совершали хулиганские выходки. Пообещав возбудить уголовное дело по факту жестокого обращения с животными и нападения на гражданина Кравецкого Георгия Андреевича, записали меня как свидетеля и удалились.
Совершенно некстати мне снова вспомнилось, как ещё утром считала Гошу бесхарактерным. И уже второй раз я готова была взять свои слова, а вернее сказать, свои мысли обратно. О том, что сделал бы Антон на его месте, мне не хотелось думать. Однако я сильно сомневалась в том, что кинулся бы защищать какого-то дворового кота от обкуренной компашки. При всей своей решительности он откровенно считал дуростью ввязываться в неравный бой одному против семерых.
Тем временем настало уже время обеда, и я отправилась на кухню готовить. Заодно быстренько замесила тесто с молоком и растворимым кофе, чтобы испечь на десерт сладкие блинчики. Я не знала, пекла ли Олеся что-то подобное, но сама я от этого рецепта была в восторге. И я подумала, что ничего страшного не случится, если в этот раз «мама» приготовит что-то необычное.
Максим был от моих блинчиков в восторге. Папа тоже не скрывал, что ему понравилось.
- Необычно вкусные! Никогда не пробовал ничего подобного!
- Решила побаловать своего рыцаря! – ответила я полушутя-полусерьёзно. – Заслужил!
- Спасибо тебе, Ася!
Гоша вдруг смутился. А я не знала, что сказать. Покойную жену он, судя по тому, как обращался ко мне прежде, так не называл. Меня, хотя Ася вполне может быть сокращённой формой моего полного имени, тоже как-то никто не додумался так звать-величать. Я уже думала, как мы объясним это Максиму, если он спросит, но ребёнок, по счастью, был так увлечён поеданием вкусных блинчиков, что ничего и не заметил.
Остаток дня до вечера мы играли с Максимом, а потом Гоша отправился на смену. Я как любящая жена завернула ему тормозок, поцеловала в щеку на прощание и пожелала удачи. Теперь надо было помыть посуду, ребёнка выкупать и спать уложить. И сказку на ночь почитать.
Поначалу мальчик сопротивлялся:
- Но мам, я не хочу спать! Можно телевизор посмотреть?
- Нет, это завтра днём. А ночью нужно спать. Так что давай-ка мыться и баиньки.
Я совсем не рассчитывала на помощь. Но она пришла совершенно неожиданно, в лице Гошиной матери, которая постучала в дверь, когда я уже выкупала Максима. Собственно, я не сразу поняла, кто эта пожилая женщина. Поначалу она несколько испугалась, но быстро взяла себя в руки.
- Я Елена Сергеевна, мама Гоши, - сказала она шёпотом, прежде чем я успела открыть рот.
- Елена Сергеевна, здравствуйте!
- Здравствуй, Олеся! Как там Максимка?
- Да вот спать собираемся. Вы проходите, не стесняйтесь. Может, чайку?
Если, как говорит Гоша, у Олеси со свекровью были прекрасные отношения, я сочла своим долгом радушно поприветствовать Елену Сергеевну.
- Спасибо, не откажусь!
Однако смотрела она на меня весьма настороженно. Понятное дело – я, хоть и похожа на её любимую невестку, но всё-таки не она. Зато уж кому она была искренне рада, так это Максиму, который, лишь только услышал её голос, кинулся в коридор с криком:
- Бабушка! Бабушка!
Обнялись, расцеловались – с первого взгляда было понятно, что в Максимке Елена Сергеевна души не чает.
- Ты, Олесенька, поставь чай, а мы с Максимкой пойдём в комнату. Уже поздно, пора спатки. Хочешь, я тебе сказочку почитаю?
- Я хочу, чтобы мне мама почитала.
- Но мама, наверное, уже устала.
- Да Вы не беспокойтесь, Елена Сергеевна, всё хорошо. Я почитаю сказку. А потом чайку попьём, поговорим.
Заснул Максим очень скоро, не успел ещё чайник, который я поставила, закипеть. Укрыв ребёнка одеялом, я тихонько вышла из комнаты и направилась на кухню. Елена Сергеевна сидела за столом и о чём-то думала.
- Мне Гоша всё рассказал. Он говорил, что Вы похожи на Олесю, как две капли воды. Но я не думала, что прям настолько! Я побуду здесь, пока Гоша не вернётся. Всё-таки оставить Вас одну с ребёнком…
- Конечно, я всё понимаю. Незнакомую женщину с родным внуком. Я бы, наверное, тоже побоялась.
Чайник, наконец, закипел, и я залила крутым кипятком заварку.
- И всё-таки как Вы оказались у нас в городе? Гоша говорит, Вы из Москвы?
- Да так, рассталась с молодым человеком и убежала куда подальше. Захотелось уехать, чтоб никого не видеть, не слышать. Так сказать, пережить расставание без посторонних советов.
Сказать Гошиной матери всю правду я не решилась. Ещё, чего доброго, подумает, что я совсем того.
- Да, история прям как у Олеси, царствие ей небесное! Она тоже убегала от несчастной любви.
- Как? – вырвалось у меня. – Она уже убегала от Гоши?
Мне-то казалось, что у них была вполне счастливая семья, и жили они в любви и согласии, пока Олесина смерть их не разлучила.
- Да не от Гоши. У неё тогда в Смоленске был молодой человек. Он ей то ли изменил, то ли бросил. Она взяла отпуск и поехала в санаторий «Чистый ключ», так сказать, сменить обстановку, отвлечься от грустных мыслей. Тогда Гоша с ней и познакомился…
Оказалось, Гоша уже тогда работал водителем на скорой помощи, которую Олеся тогда и вызвала к своей соседке – старушке стало плохо с сердцем. Молодые люди сразу приглянулись друг другу.
- Говорите, Олеся жила в Смоленске?
- Ну да. Воспитывалась в детдоме. Мать от неё отказалась.
Олеся Вяземская… Смоленская область… Не оттого ли она получила такую фамилию, что родилась в Вязьме? Там же, где и я. Но что же получается? Мама родила и отказалась? Быть такого не может! Я видела, как при воспоминании о моей сестричке на её глаза наворачивались слёзы. Нет, она бы в жизни так не поступила! Может, врач обманула, сказав, что вторая девочка родилась мёртвой? Если так, то напрасно, выходит, бабушка так доверяла своей школьной подруге, напрасно ручалась за неё. Но какой смысл был во всём этом? Мне доводилось читать истории о том, как недобросовестные врачи воруют и продают младенцев. Кто-то – на органы, кто-то – для бесплодных, у которых есть деньги. Однако на органы Олесю не пустили, да и судя по тому, что она детдомовская, в семью она так и не попала. Зачем тогда было воровать мою сестру?
Своими мыслями я поделилась с Еленой Сергеевной. Та слушала мою историю молча, не перебивая.
- Ничего себе! – заговорила она, немного оправившись от изумления. – Получается, Вы, может быть, Максиму не чужая вовсе.
- Ну, да, если так, то есть смысл сделать экспертизу ДНК. Вдруг он и вправду мой родной племянник? Но всё-таки не поняла, зачем было врачам похищать Олесю? Её ведь никуда так и не забрали и не продали.
- Наверное, хотели забрать, врачу заплатили, да в последний момент передумали. Решили, что всё-таки не готовы чужого ребёнка воспитывать. Или своим забеременели. А матери уже сказали, что ребёнок умер. Вот и сдали в детдом за ненадобностью. Сволочи, а не врачи, ей Богу!.. Уже поздно. Может, и нам уже пора спать?
Я полностью согласилась со «свекровью» и стала стелить ей в гостиной. При этом у меня не выходили из головы мысли о том, что если версия с врачами-похитителями – правда, то моей сестре либо катастрофически не повезло, либо, напротив, повезло очень сильно. Если её лишили любящих родителей, чтобы забрать себе, но потом раздумали, то, конечно, хреново получилось. Ну, а если думали продать на органы, но что-то не срослось… Получается, Бог тогда её помиловал. В любом случае я чувствовала, что должна разобраться в этой тёмной истории.
***
Звук пролетавшего по рельсам поезда внезапно ворвался в мой сон. Как? Неужели я снова куда-то убежала среди ночи и теперь еду на поезде в неизвестном направлении? Не открывая глаз, я испуганно вскочила.
- Алло.
Голос Елены Сергеевны.
- Нет, спасибо, кредитов не беру.
Я открыла глаза. Но нет, никаких поездов рядом не было и в помине. Я была всё в той же комнате, в которой заснула накануне. Слава Богу! Значит, я ещё не полностью сумасшедшая! Я вдруг поймала себя на мысли, что меньше всего на свете хотела бы вот так сбежать от Гоши, от Максима.
На часах было восемь утра. Пора вставать.
Елена Сергеевна, как оказалось, тоже встала и вовсю суетилась на кухне.
- Доброе утро, Елена Сергеевна!
- Доброе утро, Александра! Простите, я телефон оставила на тумбочке в прихожей. Совсем рекламщики стыд потеряли – звонят с утра пораньше, кредиты предлагают. И ведь люди берут на всякую ерунду. Нет бы жить по средствам!
- Согласна! Кстати, интересная у Вас на телефоне мелодия – как будто поезд идёт.
- А, так я всю молодость работала проводником. Можно сказать, ностальгия. А сейчас уже здоровье не то. Тем более ковидом переболела. Хорошо, привиться успела, а то бы как Олеся… Кстати, я тут оладушки решила испечь. Максимка любит бабушкины. Олеся их почти не делала, говорила, у неё плохо получаются.
Вскоре проснулся Максим, и мы все вместе завтракали оладушками, которые приготовила Елена Сергеевна. Глядя на мальчика, я тщательно следила за его жестами и мимикой, пытаясь уловить в них что-то от себя. Найти какие-то доказательства, что он и вправду мой племянник. То мне казалось, что я нашла этому подтверждение, а то вдруг разум говорил: нет, это точно не от тебя. В итоге я совсем запуталась и решила просто сделать генетическую экспертизу. Она уже скажет точно, родная мы кровь или нет?
Не успели мы допить чай, как вернулся со смены Гоша.
- Привет, Гош! А мы тут как раз завтракаем. Мой руки, садись за стол.
- Привет, Ася! Сейчас, я мигом.
Максим и Елена Сергеевна уже позавтракали, и внук вовсю донимал бабушку своими детскими почемучками. Я же взяла тарелку и положила «мужу» оладушек, налила чаю ему и себе и, дождавшись, когда он пришёл завтракать, села напротив. Я заметила, что вид у него несколько растерянный.
- Как дела? Как прошла смена? Устал, наверное?
- Есть немного. Представляешь, сегодня ночью тех наркоманов забирал, что на меня с ножом кидались. Обкурились какой-то гадости – и передозировка.
- Ничего себе! И как, откачали?
- Того самого старшего не спасли. Умер прямо в машине, даже до больницы не довезли. Остальные в реанимации. Но вот родители у них… Врач говорит: позвонил, а они почте все пьяные. Похоже, у погибшего мамашка даже не поняла, что у неё больше нет сына. Только у одного малого мать нормальная. Да и сам он, говорит, был золото, а не ребёнок – круглый отличник, даже в олимпиадах участвовал. А потом попал в плохую компанию и покатился по наклонной.
- Надеюсь, он выживет и завяжет с этим делом.
- Я тоже надеюсь. Но знаешь, Ася, когда я их забирал, мне стало страшно за Макса. Не хотел бы я, чтобы он, когда вырастет, встал на кривую дорожку.
- Я бы тоже хотела, чтобы мой племянник вырос путёвым.
- Племянник?
- Может быть. Но я сама ещё точно не знаю. Давай, я тебе потом расскажу, а то Макс может услышать. Иди спать, а мы пойдём по магазинам.
- Спасибо, Ася! Кстати, я тут открытку для Смирновой написал. Можешь бросить в почтовый ящик, если не трудно?
- Да, конечно.
Помыв посуду, я зашла в спальню, чтобы переодеться. Вещи, в которых я приехала, уже нужно было стирать, поэтому я, с разрешения Гоши, заглянула в шкаф. В Олесином гардеробе всё было вполне обычно – джинсы, водолазки, блузки, в основном белые, пара чёрных юбок. Словом, то, что я, собственно, сама надевала каждый день.
Гоша уже не смотрел, как я надеваю джинсы и водолазку той, которая, может быть, была моей сестрой-близнецом, потому что почти сразу заснул. Посмотрев на спящего «мужа», я поправила ему одеяло. И почти сразу отдёрнула руку.
«Александра, очнись! Что ты делаешь? Ты же скоро уедешь и больше не вернёшься!».
- Мам, мы идём гулять? – отвлёк меня от мыслей голос Максима.
Я приложила палец к губам:
- Тише, пусть папа поспит. А то он ночью работал, устал. Сейчас идём.
Елена Сергеевна решила пойти с нами. Пока она помогала внуку одеться, я взяла из ванной зубную щётку Максима. Как раз куплю ему новую, а то эта уже несколько поистрепалась.
По магазинам мы прошлись без особых приключений. Максим, к слову сказать, не капризничал особо: мама, купи то, купи это! Единственное – попросил свой любимый батончик «Баунти».
Оставалось зайти в лабораторию сдать образцы ДНК на анализ.
- Елена Сергеевна, вы тогда с Максимом идите домой, а я забегу ещё кое-куда.
- Хорошо.
Елена Сергеевна как знающая город проводила меня до здания Медиклаба. Распрощавшись с ней, я зашла вовнутрь, сдала зубную щётку Максима, а также собственную слюну. Затем, уладив все формальности и договорившись о том, что результаты мне пришлют по электронной почте, вышла на улицу.
Я шла по направлению к дому Гоши, осматриваясь по сторонам: нет ли поблизости почтовых ящиков. Наконец, на глаза мне попалось отделение почты. Вытащив открытку, я бросила её в ящик и хотела уже идти дальше, как вдруг дверь открылась, и оттуда вышла довольно молодая женщина в расстёгнутой почтовой жилетке. Её живот явно говорил о том, что скоро она уйдёт в декрет. Увидев меня, она побледнела, как полотно:
- Олеся!
- Я не Олеся! – поспешно ответила я, опасаясь, как бы эта беременная дама от испугу не упала в обморок или, того хуже, не скинула ребёночка. – Я Александра, её сестра…. Наверное.
Женщина недоверчиво на меня покосилась:
- Так сестра или наверное?
- Скоро узнаем. Я как раз сдала материалы на ДНК.
Испуг на лице почтовой работницы сменился осуждающим взглядом:
- Да, вот семейка! Пока жива была, никого из родных: только муж и ребёнок. А как умерла…
- Да я сама только недавно узнала, что у меня, может, была сестра. А Вы, простите, кто? Её подруга?
- Она вообще-то у нас работала. Ещё до ковида. Я-то привилась, да и то заболела. Но хоть в лёгкой форме. А вот Олеська...
- Да, я в курсе. Гоша рассказывал, от него и умерла.
- Во как – уже и Гоша! Хотя почему бы и нет? Олеську не вернёшь, а мальчишке мама нужна. Пусть лучше это будет родная тётя, чем совершенно чужой человек.
Я хотела было сказать, что ничего ещё не известно, и вообще я здесь случайно, и скоро уеду, но что-то меня остановило. Вместо этого я с сожалением заметила, что если бы раньше узнала, что у меня, может быть, на Урале живёт сестра, попыталась бы её найти и выяснить, в самом ли деле мы родные. Хотя, признаться, мне было бы перед ней неловко – я росла в любящей семье, а она, по чьей-то злой воле, провела детство в приюте, как сирота.
Поболтали мы недолго. На почту стал подтягиваться народ, и Анастасия, так звали мою собеседницу, должна была сесть за кассу принимать клиентов. Я же собралась идти домой, как вдруг зазвонил смартфон. На экране высветился незнакомый номер.
- Алло.
- Здравствуйте! Александра Владимировна?
- Да, это я. А кто говорит?
- Это Ольга, медсестра. Мне Ваш номер дала Ваша бабушка Березина Галина Петровна. Она у нас в больнице. Жить ей осталось максимум неделю. Она очень хочет с Вами проститься. Вы сможете к ней приехать?
- Да, конечно. А что с моей бабушкой?
- Рак кишечника. К сожалению, она обратилась к нам слишком поздно. Уже ничего нельзя сделать. Приезжайте как можно скорее, если сможете.
- Хорошо, я поняла. Диктуйте адрес… Постараюсь завтра быть на месте.
Закончив разговор, я тут же помчалась домой, рассматривая на ходу расписание электричек до Екатеринбурга. Гоша уже успел пожарить котлеты и теперь вместе с Максимом ждали меня.
- Прости, я должна прямо сегодня уехать, - сказала я Гоше тихонько, пока Максим мыл руки. - Да, я помню, что обещала. Но у меня в Смоленске бабушка умирает, хочет попрощаться. Мне из больницы позвонили…
- Да, я понимаю, - он старался говорить спокойно, но я не могла не заметить, что каждое слово давалось ему с трудом. – Спасибо тебе за всё, Ася!
Максиму мы решили сказать: мол, маме нужно срочно уехать в Смоленск по делам. Ребёнок, естественно, огорчился:
- Мам, а, может, не поедешь?
- Рада бы, да никак нельзя. Дела очень важные.
- А ты вернёшься?
- Конечно, вернусь.
До вокзала Гоша и Максим решили меня проводить. Глядя на них, я всё больше ловила себя на то, что не хочу от них уезжать. Но как иначе? Пусть бабушка моя далеко не ангел, но всё-таки она моя бабушка. Совесть не позволяла мне взять и оставить её умирать в одиночестве.
Уже давно подошла моя «Ласточка», проводница в форме и красных туфельках стояла на платформе, проверяя документы у пассажиров, а я всё никак не решалась сделать шаг и протянуть ей свой паспорт. Гоша вдруг взял меня за руку:
- Счастливо, Ася! Держись! И будь счастлива!
- Счастливо, мама! Возвращайся скорее, ладно!
- Обязательно. А ты веди себя хорошо, слушайся папу.
- Ладно, Ася, беги, а то уже осталось две минуты.
- Ладно, счастливо! Вы тут не скучайте!
Поцеловав на прощание обоих, я отдала паспорт проводнице, и, получив обратно, поднялась в вагон. Я слышала, как Максим с некоторой тревогой спрашивал отца:
- Папа, мама ведь вернётся, правда?
- Конечно, вернётся, - ответил Гоша.
Он не плакал, но по его голосу я поняла, что он с трудом сдерживал слёзы. Лицо его было бледным, как у человека, у которого вот-вот отнимут что-то дорогое. За весь путь до вокзала он почти не проронил ни слова, но его глаза смотрели на меня так, словно хотели сказать: не уезжай, останься!
Поезд тем временем тронулся как будто с явной неохотой. Казалось, машинисту передалось настроение двух моих мужчин, один из которых ещё совсем маленький, и решился увезти меня исключительно из профессионального долга. Моих мужчин… Я уже стала думать о них так, будто они и есть моя семья. Притом не дождавшись результатов теста.
«Александра, Александра,
Этот город наш с тобою,
Стали мы его судьбою…»
Знакомая песня раздалась неожиданно чуть ли не над самым ухом. Сидевшая впереди меня девушка быстро засуетилась, вытаскивая из сумочки мобильник:
- Да, зая, слушаю…
Она ещё что-то говорила, по всей видимости, своему бойфренду, но я уже не прислушивалась к милой беседе. Мысли меня не слушались, разбегаясь, как муравьи из разорённого муравейника. То мне казалось, будто я возвращаюсь домой, то, напротив, будто покидаю родной дом. Стоило мне на миг закрыть глаза, передо мной тут же возникали лица Гоши и Максима. В такие минуты мне страстно хотелось сорвать стоп-кран и, разбив стекло молотком…
«Э, Сашка, остынь, не сходи с ума!» - уговаривала меня разумная половинка моей души.
Видимо, она права! Как-то всё навалилось слишком неожиданно. Мне надо ещё во многом разобраться, многое обдумать. Нельзя такие важные решения принимать на эмоциях!
Чтобы немного отвлечься от этих мыслей, я стала смотреть в окно на проплывающие мимо леса, поля, станции и вокзалы. Как странно! Всё это я проезжала, когда сюда ехала, однако память моя не откликалась на одну из этих картинок, и когда объявляли очередную станцию, я все эти названия слышала впервые. Получается, всю дорогу я была в отключке?
Наконец, после почти двух часов пути, поезд остановился на станции Кольцово. Но её я тоже не помнила. Логично, если на «Ласточку» до Каменска-Уральского я садилась в Екатеринбурге. После посадки я вполне могла заснуть и пропустить все станции.
Навигатор довёл меня до здания аэропорта. Его-то я, по логике вещей, должна была вспомнить. Но нет – я готова была поклясться, что вижу это здание впервые в жизни. Выходит, либо я, как сомнамбула, вышла из самолёта, села в такси и ехала до Екатеринбурга, либо этот фокусник вынес меня на руках и посадил в то самое такси.
До вылета ещё оставалось достаточно времени, поэтому я не спеша обошла аэропорт, фокусируя взгляд на всём, что только могло привлечь внимание. Так я надеялась, что всё-таки вспомню, как я сюда прилетела. Но ничего вспомнить мне так и не удалось. Как будто бы никогда прежде здесь не была. Но неужели сотрудников службы безопасности не насторожило, что какой-то мужчина несёт на руках женщину, которая явно в неадекватном состоянии? Или я шла сама и вела себя вполне естественно? Говорят, психи запросто могут вести себя как нормальные, здравомыслящие люди. Знать бы, чем этот фокусник меня подпоил?
«Пассажиры, вылетающие рейсом Екатеринбург-Москва… Просьба пройти к выходу номер…». Проверка билетов, автобус, трап самолёта. Место у окна, инструктаж от стюардессы, что делать, если что-то пойдёт не так. Хотя я сомневалась, что в этом случае спасательный жилет реально поможет.
Шумный разогрев двигателей, гонка по взлётной полосе, отрыв от земли… В голове будто сами собой всплывали знакомые строки из песни Ани Лорак:
«Просто я знаю, что ты есть.
Оставляя сердце здесь,
Я вернусь к тебе, вернусь».
Город остался далеко внизу, а я не отрываясь, смотрела в иллюминатор, ища глазами Каменск-Уральский. Я даже не понимала, могла ли я его отсюда увидеть или нет, но почему-то мне представлялось, что Гоша сейчас смотрит на небо, и я хотела взглядом выразить всё то, о чём пела Лорак.
«Только ты верь, любовь моя:
Я вернусь».
Самолёт поднимался ввысь, и облака с каждым метром становились всё гуще. Вскоре они и вовсе закрыли от меня землю.
Солнце медленно стелило себе постель из розовых облаков, чтобы, наконец, отдохнуть после долгого трудового дня. Оно уже почти засыпало, когда объявили посадку в аэропорту Домодедово.
Москва постепенно приближалась снизу. Пристегнув ремень, я всё думала: как там Максим? Хотя умом я понимала, что Гоша, пусть и не всегда успевает уследить за ребёнком, в целом хороший отец, но всё же меня охватывало беспокойство: чем он кормил Максима на ужин? Уложил ли спать? А если Максим начал плакать и капризничать, сумел ли справиться? Я уже и думала так, будто в самом деле была мамой, которая оставила с мужем своего ребёнка.
Мягкое касание земли сменилось стремительной гонкой по взлётной полосе. Замедление, тихая езда, остановка, суетящиеся с сумками-баулами пассажиры, трап, автобус до аэропорта. Багажа у меня не было, поэтому я сразу отправилась на аэроэкспресс до Павелецкого вокзала. Несколько остановок – и вот я уже на Белорусском.
До прибытия поезда я успела поужинать в вокзальной забегаловке. Проводница, проверяя мою регистрацию, была несколько удивлена, что у меня из вещей всего лишь дамская сумочка. Может, если бы я взяла билет на последний поезд, успела бы заскочить домой и взять кое-что из вещей? Впрочем, это не так неважно – день-другой как-нибудь обойдусь тем, что на мне.
Оказавшись в вагоне, я быстро расстелила постель. Утомлённый сменой часовых поясов мозг отключился почти сразу.
***
В Смоленск я приехала в половине шестого – солнце ещё не успело встать. На первом же автобусе, которого дождалась, я поехала в больницу к бабушке. Ольгу, которая сообщила мне печальную новость, удалось найти сразу.
- Александра Владимировна, Вы приехали? Слава Богу! Пойдёмте в палату скорее!
Когда дверь палаты открылась, и я увидела бабушку, то с трудом узнала в ней ту цветущую женщину, какой она была так много лет назад. Горе от потери сына, возраст и тяжёлая болезнь подкосили её настолько, что буквально ничего не оставили от неё прежней. На койке лежала полностью седая старуха с покрытым глубокими морщинами серым лицом. Я приблизилась к ней и села на стул у кровати.
- Привет, ба!
Я старалась говорить как можно беззаботнее, хотя душа моя была в смятении. Я не знала, как с ней говорить – с родной бабушкой, которая столько лет не желала со мной общаться.
Старушка очнулась от полузабытья, в котором, видимо, пребывала, и что-то зашептала одними губами.
- Не простит… не простит… - с трудом разобрала я её шёпот.
- Кто не простит? Кого?
- Меня… Бог не простит… Сашка, я обманула… Она живая…
- Она – это кто?
- Твоя сестра...
Пока я пыталась переварить сказанное, бабушка широко раскрыла глаза, чуть приподнялась и, схватив меня за руку, вдруг быстро заговорила, словно пытаясь вложить в речь все оставшиеся силы:
- Я не хотела, чтобы твой папа женился так рано. Он был ещё молодой, а твоя мама мне никогда не нравилась. Но они женились, потом твоя мама забеременела. Я была в ужасе: ведь моему сыночку придётся много работать, содержать семью, а он ещё так молод! Был бы ещё один ребёнок, но двойня… Я даже грех на душу взяла – напоила твою маму душицей. Беременным нельзя – можно ребёнка скинуть… Но вы родились. Живые, здоровые. Я попросила Зойку – мы же подруги… Двое детей – моему сыну будет тяжело, он же такой ответственный. Был…
- Так ты…
- Зойка написала, что одна родилась мёртвой… Я думала, так будет лучше для всех… За это, видно, Бог меня и наказал – отнял сына. А теперь вот умираю одна, никому не нужная… Прошу тебя, Сашка, если ты её найдёшь, скажи… скажи ей…
В тот момент силы окончательно оставили бабушку – она упала на подушку, и рука её безвольно разжалась. Глаза её так и остались открытыми и теперь бессмысленно смотрели в потолок.
- Врача! Скорее! – крикнула я, надеясь, что бабушку ещё можно спасти.
Врач тотчас же вбежал в палату вместе с медсестрой и, велев мне уйти, они начали суетиться над больной.
Не знаю, сколько времени я просидела в коридоре, пытаясь распутать собственные мысли, пока, в конце концов, медработники не вышли из палаты. Врач вытирал пот со лба.
- Ну, что? Как она?
- Мы сделали всё, что могли, но Ваша бабушка… Примите наши соболезнования!
***
Сами похороны я помню, как во сне. Я даже не могла толком разобраться с тем, что я чувствовала. Другие, которым с детства повезло быть в любимых внучках, с грустью вспоминают бабулю, её ласковые руки, сказки на ночь, блинчики, оладушки. У меня же, нелюбимой, родившейся вопреки её воли, таких воспоминаний просто не было. Кто-то, настрадавшись от капризов старой, больной бабки, чувствует некоторое облегчение оттого, что всё это, наконец, закончилось, и больше не придётся выносить из-под неё горшки и терпеть её испортившийся характер. Но этого мне тоже не довелось испытать. Есть и такие циничные эгоистки, которые радуются, что бабка умерла, и теперь её квартира достанется им по наследству. И хотя я действительно оказалась единственной наследницей, эта мысль меня как-то не радовала. Желать смерти родной бабушке, пусть и не слишком доброй и любящей, из-за квадратных метров – по-моему, это уже за гранью. Часто я ловила себя на мысли, что мне в этот момент сильно не хватает Гоши. Хотелось, чтобы он держал меня за руку, говорил… Даже неважно что, только бы слышать его голос. И Максим… Если бы мне волей-неволей приходилось заниматься ребёнком, у меня бы просто не было так много времени для противоречивых мыслей и чувств.
Впрочем, размышлять и бездельничать у меня и так не было времени. Надо было организовать достойные похороны. Всё-таки она моя бабушка, и кроме меня, у неё больше никого не осталось. К тому же когда-нибудь я тоже состарюсь и умру. Хотела бы я тогда, забытая собственными детьми и внуками, быть похороненной в общей могиле? А поступив таким образом со своей бабушкой, как ни крути, я подала бы потомкам именно такой пример.
Людей на похоронах было немного. Лишь парочка давних подруг да коллеги, с которыми бабушка работала. Баба Зоя, с которой её связывала общая тайна, так и не пришла проводить её в последний путь. Может, ей просто не хотелось лишний раз вспоминать свой неблаговидный поступок?
Поминки прошли стандартно: стол, напитки, закуски, слова соболезнования, воспоминания о жизни покойной. Когда же все слова были сказаны, стол опустел, и гости разошлись, я была почти счастлива, что все хлопоты, наконец, остались позади. Убрав со стола и помыв посуду, я тут же легла спать. А утром стала немедленно бронировать билет до Москвы.
***
Дорогая моя столица, золотая моя Москва… Ну, здравствуй, родимая! Вот я и приехала! Хотя надолго я тут, скорее всего, не задержусь, но всё же…
Миновав здание Белорусского вокзала, я вышла к метро. Взяла билет, спустилась по эскалатору. Электричка подошла как раз вовремя – настолько вовремя, что я успела вбежать в распахнутые двери, прежде чем загорелся красный огонёк. Когда двери закрылись под предупреждение о необходимой осторожности, и диктор объявил следующую станцию, я уже собралась было сесть на свободное место, как вдруг увидела... Тот самый фокусник, собственной персоной! Надо же, какая встреча!
Он не успел даже повернуть головы в мою сторону, как я мгновенно оказалась прямо перед ним и положила руку на поручень справа от него, отрезая возможный путь к бегству.
- Ну, здравствуй, фокусник! Узнал?
- А, это ты?
Я ожидала, что в его голосе будет испуг, смятение – всё то, что бывает у преступника, которого нежданно-негаданно разоблачили. Он же процедил эту фразу с каким-то пренебрежением, я бы даже сказала, с презрением. Ну-ну! Неужели уже настолько попутал берега?
- Верно мыслишь! Признавайся, что ты мне подсыпал? И главное, зачем? И какого лешего отправил меня аж на Урал?
На его лице отразилось крайнее удивление. В другое время я бы, пожалуй, поразилась его актёрскому таланту, но сейчас меня интересовали только факты – и ничего более.
- Я? Подсыпал? Да ещё и отправил? У тебя вообще с головой как? Нет, я, конечно, понял, что ты кукушка, но не думал, что ещё и не в адеквате.
- Почему это я кукушка? Ты вообще о чём?
Я уже начала думать, что этот фокусник либо сам со своей кукушкой не в ладах, либо нарочно сбивает с толку, чтобы увести разговор от главного.
- А как я могу назвать дамочку, которая бросила мужа, ребёнка, завела тут в Москве любовника. С ним, значит, не вышло, решила вернуться в семью? Но видимо, обратно тебя уже не приняли, раз ты опять в Москве? Очередного лоха, наверное, ищешь, ну-ну.
- По-моему, ты меня с кем-то путаешь. У нас с Антоном детей нет, да и не были мы женаты. Так, сожительствовали. Ты что, уже не помнишь, кого подпоил и отправил в Тьмутаракань? Каждый день такое проделываешь с разными женщинами? Давай, рассказывай всё, как есть, или я вызываю полицию!
- А что ты надеешься услышать нового? Ну, сидели мы в кафе, я плакался на Маринку с Витьком…
- Помню. Дальше!
- Потом ты говорила, что собираешься уйти от Антона. Он вроде девушку изнасиловал. Я ещё тебе сочувствовал, думал, это твой муж. Ну, или хотя бы единственный мужчина.
- Тогда он и был единственным. Что дальше!
- Дальше я показывал тебе разные фокусы. А потом ты вдруг сказала, что тебе надо срочно ехать в Каменск-Уральский. Что у тебя там муж и сын. Я, конечно, офигел. Думал: порядочная, а ты, оказывается, Маринка номер два. Даже хуже – она хотя бы детей не бросала. Ну, а потом ты попрощалась, расплатилась и ушла. Где ты потом шаталась, я вообще не в курсе.
- Я сказала, что мне нужно ехать в Каменск-Уральский? И что у меня там семья?
- Именно так. Даже имя называла – Макс. Правда, я так и не понял, то ли это твой муж, то ли сын.
- Но я тогда вообще не знала о существовании этого города. И детей у меня никогда не было.
- Тогда либо ты мне наврала, чтобы отделаться, либо тебе реально нужен психиатр. Моя остановка, дай пройти.
Я убрала руку, а сама, лишь только фокусник встал, опустилась на то же место, где он только что сидел. Моя надежда, что это он меня подпоил, растаяла, как снег. Говоря со мной, Пётр смотрел мне прямо в глаза. Да и особого мотива что-то мне подсыпать я у него не нашла. Похоже, у меня и вправду поехала крыша.
Но если я реально сошла с ума, и моё больное воображение нарисовало мне семью в Каменске-Уральском… Допустим, про этот город я могла где-то услышать и забыть, вытеснить в подсознание. Но откуда я могла заранее знать, что встречу там мужчину и мальчика, которые перепутают меня с женой и мамой? И уж тем более попасть в точку с именем одного из них? Даже если бы я случайно услышала от покойной ныне бабушки, что у меня, оказывается, есть сестра. Бабушка ведь не следила за её жизнью и знать не могла, где она живёт. И почему у моей сестры непременно должен был родиться сын, почему не дочь? Чем больше я об этом думала, тем меньше мне верилось в случайные совпадения и уж тем более в какие-то игры подсознания. Однако должна признаться, разговор с фокусником не только не дал точного ответа: что же произошло? – но и ещё больше меня запутал. Я уже даже сомневалась: поможет ли психиатр? И кто мне вообще мог бы помочь?
Так ничего и не надумав, я отправилась прямиком в квартиру, где жила с Антоном. Раньше я бы сказала: домой, однако теперь не могла даже мысленно назвать это домом. Гнёздышко, которое мы вили вместе с когда-то любимым человеком, стало для меня чужим, как и он сам.
Поднявшись по лестнице, я набралась решимости и позвонила в дверь. Что ж, придётся объяснить Антону всё как есть.
Однако, к моему удивлению, дверь открыл не он, а соседка Нина с третьего этажа. Одета она была в домашний халат, и от неё пахло кухней. Увидев меня, она неодобрительно упёрла руки в боки и посмотрела на меня как хищница на побеждённую соперницу.
- Ну, здравствуй! – проговорила она с торжеством в голосе. – Явилась – не запылилась! Нагулялась, решила вернуться? Поздно! Антон теперь мой!
- Вот как? Значит, Вадика на СВО отправила – и по мужикам? Ну-ну!
- Вот только не надо мне морали читать! Сама от Антоши на Урал сбежала. Дура ты, Сашка, скажу честно! Такого мужика упустила! Ну, а теперь без обид – ты проворонила, я подобрала. В любви как на войне, ты же знаешь. А Вадик достал уже – только и делал, что лежал на диване и пил. Пусть хоть на СВО от него будет какой-то толк – хоть денег заработает. А убьют – ещё лучше, гробовые получу как законная жена. Ну, а тебе, Сашка, лучше уйти, Антона ты уже не вернёшь.
- Да, я, собственно, это и собиралась. Пришла только вещи забрать. А вы уж там живите, как хотите, мне всё равно.
- А вещи твои я уже собрала, - с этими словами она выкатила за порог два увесистых чемодана и туда же выставила пару больших хозяйственных сумок. – Забирай своё и проваливай!
- Спасибо тебе, Нин! Избавила меня от лишних хлопот! Ну, счастливо!
- И тебе всего хорошего!
Когда дверь за мной захлопнулась, я стала потихоньку перетаскивать свой скарб в лифт. Оказавшись на первом этаже, вынесла его во двор и вызвала такси.
- Мне, пожалуйста, в аэропорт Домодедово, - сказала я сидевшему за рулём таджику.
Настроив навигатор, он нажал педаль, и автомобиль тронулся с места. После этого водитель немного покрутил радио, и салон наполнился бодрым голосом ведущей новостной рубрики.
Сначала, как обычно, следовали новости о сбитых беспилотниках, в которые я особо не вслушивалась, ибо зареклась слушать всё, что касается Украины и текущих боевых действий. Какой смысл, если вероятность услышать правду из официальных источников равна нулю? Ну, а заряжаться пропагандой и истерией – это уж, пожалуйста, без меня! Однако после прозвучало то, что невольно заставило меня насторожиться. Каменск-Уральский… Поймали педофила, на счету которого около десятка изнасилованных и убитых мальчиков дошкольного возраста. Им оказался внешне добропорядочный работник столовой и, кстати, примерный отец двух дочерей. Что толкнуло хорошего работника и семьянина на такую кривую дорожку – для ведущей новостной рубрики так и осталось загадкой.
Педофил…. Не тот ли это самый, которому случайность в моём лице помешала увести за собой Макса? Случайность? В виде родной тёти, похожей на маму? Которая случайно сорвалась и поехала в Каменск-Уральский? И так же случайно назвала именно его имя?
Я ли это была тогда? Всё больше я убеждалась в том, что в конце встречи Пётр говорил уже не со мной, а… с Олесей. Это она рассказывала ему про семью в Каменске-Уральском, она покупала билеты, летела в самолёте, потом ехала на Ласточке. В моём теле. Когда-то ещё в студенчестве мы с однокурсниками рассказывали друг другу мистические истории. В одной из них, как я теперь вспоминала, душа покойного мужа, чтобы защитить вдову, вселилась в пса, который перегрыз горло ворвавшемуся в квартиру грабителю. «Говорят, души покойников даже после смерти беспокоятся за тех, кого любили, - сказала тогда Лиля, рассказчица. – И пытаются их защитить. Говорят, они могут и в человека вселиться, особенно если он немножечко того». «В смысле, пьяный или сумасшедший?» - спросила я её. «Ну, типа того. Или у него что-то случилось, и он типа в шоке».
Будучи женщиной современной, я не особо верила во всякую мистику и чертовщину. Однако другого – более разумного объяснения случившемуся я не могла найти. Тем более, ведь всё сходится: Олеся как мать, естественно, любила своего ребёнка и, зная, что он может стать жертвой педофила, вряд ли могла успокоиться душой. Вот и вселилась в меня, родную сестру-близняшку, чтобы я приехала в её родной город и не допустила трагедии. А то, что я на тот момент была потрясена тем, что узнала про Антона, только облегчило ей задачу.
В тот момент телефон пиликнул. Я зашла на электронную почту. Письмо из лаборатории. Результаты экспертизы, которые давали чёткий ответ на вопрос: родной ли мне Макс по крови? Недолго думая, я нажала «Удалить». Даже читать не хочу! И так знаю, что родной.
Вскоре мы доехали до аэропорта. Расплатившись с таксистом, я забрала сумки и вошла вовнутрь. Покупать билеты в последний момент мне не пришлось, так как я заранее их забронировала. Регистрация, сумки в багаж, посадка в самолёт, отрыв от земли…
***
Мы шли знакомыми улицами Каменска-Уральского – я и моя сестра. Она как будто обрела материальную форму. Казалось, если бы я её потрогала, моя рука не прошла бы сквозь неё, а упёрлась бы в обычное человеческое тело. Однако сделать этого я не решалась. Вместо этого покорно шагала с ней рядом, расспрашивая Олесю о недавних событиях:
- Это ты меня привела?
- Да, я.
Я невольно вздрогнула, услышав свой собственный голос. Даже в этом мы с ней были похожи!
- Он бы надругался над Максом, - продолжала Олеся тем временем. – И убил бы. У меня не было другого способа этому помешать… Ну, вот мы и пришли.
Мы остановились у знакомого дома. У того, куда мне больше всего на свете хотелось вернуться.
- Оставайся здесь, Ася. Здесь твоя семья.
- Олеся…
Я повернулась к ней, но её рядом не оказалось. Очертания дома, а с ними и двор начали вдруг таять.
- Уважаемые пассажиры, через несколько минут наш самолёт приземлится в аэропорту Кольцово…
Я открыла глаза. Получается, я неожиданно вырубилась во время взлёта и проспала до самой посадки?
Из самолёта я выходила чуть ли не бегом. Никогда ещё мне не казалось всё таким медлительным: спуск по трапу, автобус, который довёз нас, прилетевших, до аэропорта, получение багажа. «Ласточка» до Каменска-Уральского как будто тоже ехала медленнее обычного. Но в этот раз я – это была я, в здравом уме и твёрдой памяти. Одно меня беспокоило: обрадуется ли Гоша моему приезду? Хочет ли он, чтобы я осталась? С ним и с Максом как жена и мама.
И вот, наконец, знакомый вокзал. Поезд остановился, пассажиры начали спешно выкатывать сумки и вываливаться на платформу, где кого-то встречали родные и близкие, а кто-то уходил один. Я, следуя их примеру, также взяла чемоданы и направилась к выходу.
- Мама! Мама приехала! – Макс, радостный, бежал мне навстречу.
- Ася! Ты вернулась?
Гоша обнимал меня, безуспешно пытаясь сдержать слёзы радости. Я тоже чуть не плакала, обнимая то его, то Максима.
- Но как ты узнал, что я приеду?
Сообщить об этом Гоше заранее я никак не могла. Расставаясь, мы так и не решились обменяться телефонами, о чём я потом не раз пожалела.
- Понимаешь, Ася, - он проговорил тихонько, почти шёпотом, чтобы Макс не услышал. – Это прозвучит глупо, но я сегодня видел во сне Олесю. Она привела меня на вокзал и сказала: «Бери Макса, идите встречать жену и маму». Конечно, это был только сон, но я пришёл, потому что надеялся… И вот ты здесь, с нами.
- Мама, ты ведь больше от нас не уедешь, правда? – Макс с надеждой смотрел мне в глаза.
- Больше не уеду. Обещаю!
Да и куда я уеду, когда здесь мой дом, моя семья?