Омен на краю света

Богословы, переполняемые гордыней знаний, ошибались, утверждая, что душа, покидая бренное тело, восходит в мир иной, устремляясь к светлым высотам. На самом же деле, по воле неизведанных сил, после смерти человек не уходит в небеса, а остаётся связанным с этим миром, вечно блуждая по нему в новом, безтелесном обличье. И его обитель — не светлая вечность, но место, имя которому — дом на краю света.

Девушка в коричневом пуховике, который странно контрастировал с тёплым, залитым солнцем летним днём, стояла на балконе старой пятиэтажки. Её лицо было скрыто под большим капюшоном, но движения рук были быстрыми и отточенными. В одной руке она держала маленькое зеркальце, в другой — ярко-красную помаду. Балкон выглядел запущенным: облупившаяся краска на перилах, трещины в плитке, но её это, похоже, не беспокоило.

Сосредоточенно водя помадой по губам, девушка чуть наклоняла голову в стороны, ловя отражение света. Закончив, она быстро закрыла помаду щелчком и посмотрела на своё отражение с лёгкой усмешкой.

— М-м-м, надо идти к прокурору, узнавать насчёт братьев, — произнесла она, словно обсуждая это сама с собой.

Её взгляд переместился с зеркала на горизонт. Губы перестали улыбаться, и выражение лица стало печальным. Она поднесла правую руку к груди, сжала ткань пуховика и прошептала:

— Какие у меня были замечательные братья...

Она сделала шаг назад, прислонившись к бетонной стене балкона, и закрыла глаза, будто пытаясь прогнать болезненные воспоминания. Через мгновение её рука скользнула ко лбу, пальцы нервно дотронулись до виска.

— Боже, как они так могли... — в её голосе звучали и боль, и недоумение.

Сделав глубокий вдох, она опустила руку, и взгляд её вновь устремился вниз, на улицу. Машины неспешно проезжали по узкому асфальтированному двору, а на фоне виднелись старые многоэтажки. Её лицо омрачилось, словно тяжесть мыслей вновь обрушилась на неё.

— Всё это проклятая трава! — её голос прозвучал с резкостью, и слова повисли в воздухе.

Несколько мгновений она стояла, неподвижно глядя вниз, словно обдумывая, что делать дальше.

А в это время на другом конце города на вокзал прибыл поезд. Солнечный свет ярко отражался от блестящей синией поверхности вагонов, подчеркивая насыщенный цвет, а по перрону гулял горячий воздух, смешанный с гулом толпы и скрипом тормозов.

Когда поезд остановился, из одного из вагонов неожиданно выпрыгнул молодой юноша. Его короткие чёрные волосы, слегка растрёпанные, небрежно сочетались с идеально выглаженным чёрным пиджаком и белой рубашкой. В правой руке он держал кожаную папку, прижав её к боку, словно дорожная суматоха могла в любой момент вырвать её из рук.

Он остановился на секунду, прищурился, внимательно оглядываясь вокруг. Глаза быстро пробежались по платформе, задерживаясь на фигурах людей, стоявших неподалёку. Двое мужчин, обсуждавшие что-то у вагона, казалось, не обратили на него никакого внимания. Лёгкая улыбка мелькнула на его губах, и он, уверенно шагнув вперёд, повернул за угол.

Миновав толпу, юноша быстро пересёк небольшой двор, усеянный потрескавшимся асфальтом и редкими клумбами с засохшими цветами. На противоположной стороне здания вокзала он добрался до массивных деревянных дверей. Одним резким движением он потянул за ручку, и дверь, скрипнув, отворилась, впуская его внутрь.

Перед ним раскинулся длинный пустынный коридор. Железный пол звенел под его шагами, эхом отдаваясь в тишине. По обеим сторонам коридора высились огромные окна, через которые струился дневной свет, делая пространство почти ослепительным.

Юноша шёл уверенно, не оглядываясь. Коридор тянулся до самого конца, где располагался зал ожидания вокзала. Он прошёл его, не сбавив шага. Свет, льющийся из огромных окон, отбрасывал чёткие прямоугольные полосы на железный пол, создавая игру света и тени. Подойдя к массивной двери, ведущей в зал ожидания, он толкнул её, и створки поддались с глухим скрипом.

Перед ним раскинулся просторный зал ожидания. Пол был выложен мраморной плиткой, блестящей от дневного света, пробивающегося через высокие стеклянные стены. Ряды красных кресел тянулись ровными линиями, словно подчеркивая строгую геометрию пространства. Люди рассредоточились по залу: кто-то стоял у информационных табло, кто-то лениво бродил, а кто-то сидел, сосредоточенно уткнувшись в свои смартфоны.

Юноша неспешно взглянул на свои наручные часы. Его движения были чёткими и почти механическими, как у человека, привыкшего всегда знать время. Затем он направился к рядам кресел, выбрав одно из них, и сел, положив кожаную папку на колени.

Он огляделся по сторонам, его взгляд задерживался на каждом человеке лишь на мгновение, будто сканируя обстановку. Убедившись, что его никто не замечает, юноша слегка выпрямился и, засунув руку за пазуху, извлёк белую рацию. Это устройство, казавшееся чем-то из прошлого века, резко контрастировало с современностью вокруг.

Юноша вытянул антенну и, поднеся рацию к уху, начал слушать. Он выглядел так, будто мир вокруг его совершенно не касался. Люди, сидевшие в зале, были заняты своими делами: кто-то проверял смартфоны, с экранов которых переливались яркие отблески, кто-то нервно смотрел на табло с расписанием поездов.

Их устройства были новыми, мощными, круче этой старомодной рации в сотни тысяч раз. Но юноша не обращал на них внимания, полностью сосредоточившись на том, что доносилось из его странного аппарата, а именно — голос, хриплый, словно его обладатель давно не покидал накуренного помещения. Слова звучали отрывисто, с паузами, будто информатор тщательно взвешивал каждую фразу. Сквозь треск помех голос резонировал в ушах юноши.

— Информация о вашей миссии... — начал голос, после чего послышался краткий шум, словно кто-то листал бумаги. — ...находится у вас в папке. Также там всё необходимое для её выполнения: адреса, ключи и оружие, аммуниция.

Юноша медленно кивнул, проводя пальцами по краю кожаной папки, лежавшей у него на коленях. Его взгляд на мгновение задержался на пустом кресле напротив.

— Вы должны устранить некоего Джека, — продолжил голос, слова звучали с легкой насмешкой, будто говорящий считал задание банальным. — Учтите — он не знает, что он на мушке, потому что он имеет русскую фамилию.

Юноша невольно напрягся. Его глаза метнулись из стороны в сторону, словно он вдруг начал подозревать кого-то из сидящих в зале. Он медленно оглядел пространство: семейную пару у автомата с кофе, женщину с планшетом у окна, мужчину, лениво рассматривающего своё отражение в стекле. Но никто из них не вызывал очевидных подозрений.

— Также вы должны учесть, — снова раздался голос, словно тяготившийся необходимостью сказать следующую часть, — что у него сломался телевизор, и в квартире находится телевизионный мастер.

Юноша прищурился, обдумывая услышанное, но голос, будто угадав его мысли, тут же добавил:

— При необходимости вы тоже его сможете устранить, хотя этот мастер настолько туп, что вряд ли сможет вам помешать. Конец связи.

Рация захрипела громче, а затем звук резко исчез, оставив после себя звенящую тишину. Юноша опустил рацию, убрал антенну и аккуратно спрятал устройство за пазуху, как будто оно было чем-то более ценным, чем просто старый гаджет.

Он провёл рукой по лицу, мельком взглянул на свои часы и снова обвёл зал взглядом. На этот раз его глаза были холодны и сосредоточены, будто он уже начал мысленно выстраивать следующий шаг.

В это время девушка в коричневом пуховике, несмотря на жару, аккуратно поправила капюшон и плотнее прижала к себе белую сумку. Она стояла перед массивной дверью с табличкой «Прокурор» и, сделав глубокий вдох, постучала, а затем, не дожидаясь ответа, толкнула её.

Кабинет прокурора был просторным, но в то же время каким-то стерильно пустым. Шкафы с делами выстроились вдоль стен, а посередине комнаты, словно прямо из делового глянца, стоял сам Владимир Эдуардович. На нём был строгий тёмный пиджак, но без рубашки, что выглядело странно и даже слегка вызывающе. Его лицо оставалось серьёзным, как будто он ничего необычного в своём виде не замечал.

Девушка остановилась на пороге, и её рука автоматически потянулась к груди. Она широко раскрытыми глазами уставилась на прокурора.

— Ой, здравствуйте, Владимир Эдуардович, — выдохнула она, словно забыв, зачем вообще сюда пришла.

Он поднял голову, выжидательно смотря на неё, и жестом указал, чтобы она входила. Девушка, опустив взгляд, сделала несколько неуверенных шагов вперёд. Белая сумка в её руках слегка качалась от волнения. Она нервно сглотнула, стараясь справиться с замешательством, и заговорила:

— Я к вам по такому делу пришла, понимаете... — её голос дрогнул, и она запнулась, словно подыскивая нужные слова. — Убили брат брата... — договорила она тихо, но в её тоне чувствовалась острая боль.

Она подошла ближе, в какой-то момент подняв глаза прямо на Владимира Эдуардовича. Лицо прокурора оставалось непроницаемым, но девушка не собиралась сдаваться. Она схватилась за ручку сумки, крепче прижав её к себе, и с горячностью произнесла:

— Помогите разобраться! Мне без них сейчас так тяжело! — её голос дрогнул, но в нём звучала не только просьба, но и отчаяние.

Владимир Эдуардович поднял бровь, но ничего не сказал, продолжая слушать. Девушка сделала шаг вперёд, склонившись чуть ближе к нему, и, почти шёпотом, с лёгкой, едва заметной улыбкой добавила:

— Я вам заплачу...

После этих слов она выпрямилась, будто испытала облегчение от того, что решилась произнести это. Прокурор лениво перевёл взгляд на неё, словно она отвлекла его от более важных, но не слишком интересных размышлений. Скука сквозила в каждом его движении, когда он с ленцой произнёс:

— Здравствуйте, я вам помогу.

Его тон звучал так, будто это была не помощь, а формальная обязанность, от которой он, впрочем, никуда не мог деться. Он начал небрежно теребить пуговицу на своём пиджаке, но его взгляд внезапно оживился, когда он добавил:

— Сколько вы сказали заплатите?

Девушка, будто предвидя этот вопрос, быстро, почти отрывисто, бросила:

— Миллион!

Его лицо расплылось в самодовольной ухмылке. Он на мгновение прищурился, словно оценивая её слова, и лениво покачал головой.

— Я много очень не беру, — усмехнулся он, и, расстегнув пиджак, с видимым удовольствием добавил: — Мне всего-то надо, вы сами понимаете, мы, хм, мужчины прокуроры!

Затем он начал рыться в карманах своих брюк, делая это с таким видом, будто искал там что-то крайне важное, но никак не мог вспомнить, что именно.

— Я денег не принимаю, поэтому... — он сделал многозначительную паузу, будто собирался сказать что-то ещё, но вместо этого вдруг выпрямился и с неожиданной энергией добавил: — Ну что я могу сказать — я помогу найти ваших братьев!

Он резко развернулся, вперев руки в бока, но взгляда на девушку не удостоил. Вместо этого его глаза уставились на шкаф в углу кабинета, как будто там была скрыта вся правда этого дела или его собственные мысли.

Внезапно лицо девушки, до этого выражавшее растерянность и отчаяние, изменилось. Глаза заблестели от ярости, и её руки, дрожащие от гнева, сжали белую сумку, словно пытаясь удержать остатки контроля над собой. Она резко шагнула вперёд, её голос сорвался на крик, полный яростного негодования:

— Кобелина! Я не продамся тебе никогда!

Прокурор мгновенно вытянулся, его лицо окаменело. Он бросил быстрый взгляд на девушку, и на мгновение в его глазах вспыхнула злобная искра. Он шипел через зубы, как животное, готовое к нападению:

— Стерва! Ты мне не продаёшься?! На, получай!

С этими словами он резко вытянул руку вперёд, и в её сторону полетел какой-то предмет. Это было так быстро, что девушка не успела среагировать. Она вскрикнула, когда что-то острое или тяжёлое ударило её, и в следующий момент упала на пол, и её сумка вылетела из рук, оставив её беззащитной.

— Что ты наделал, прокурор... — едва слышно пробормотала она, лёжа на холодном полу.

Её голос был полон отчаяния, а глаза затуманились, когда она, словно теряя силы, вздохнула и безвольно опустила голову. В ту же секунду её тело расслабилось, и она, потеряв сознание, рухнула в беспамятство, едва касаясь пола.

В это время юноша с кожаной папкой в руках спокойно спустился по эскалатору из зала ожидания. Его лицо оставалось невозмутимым, взгляд уверенно скользил вперёд, как будто он точно знал, куда идёт. Вокруг него гудел вокзал: звучали объявления диспетчера, перекликались голоса пассажиров, отдалённо доносился стук шагов. Но он двигался так, словно этот шум был где-то очень далеко, словно существовало только его собственное движение.

Достигнув выхода из вокзала, он остановился на мгновение, всматриваясь в оживлённый ритм городской улицы. Люди торопливо двигались по тротуарам, спеша в своих делах, а автобусы и такси, словно смиренные стражи, выстроились у обочины, ожидая новых пассажиров. Он быстро огляделся, проверяя обстановку, и, убедившись, что всё спокойно, направился к автобусной остановке. Там уже собрались несколько человек: две девушки оживлённо обсуждали что-то, смеясь, а неподалёку стояли двое пожилых мужчин, ведя неспешный разговор. Когда юноша подошёл ближе, все невольно бросили на него взгляд, но он, не проявляя интереса, просто встал рядом.

Вскоре подъехал автобус, сопровождая своё приближение лёгким шипением тормозов. Как только его двери открылись, юноша стремительно шагнул внутрь, опередив остальных пассажиров с молниеносной точностью. Войдя, он окинул салон внимательным взглядом, словно обдумывая что-то, но вместо того чтобы сесть, предпочёл остаться стоять, обхватив рукой поручень в центре автобуса.

Когда транспорт тронулся, он внезапно перехватил верхний поручень и, к удивлению всех, начал энергично подтягиваться, плавно и ритмично поднимая своё тело. В салоне повисло секундное молчание, а затем послышался шёпот удивлённых пассажиров. Люди украдкой наблюдали за ним, будто решая, к какому разряду странностей это отнести.

— Ты чего это вытворяешь?! — возмутилась одна из девушек, стоявших у двери. — Тут тебе не спортзал!

Пожилой мужчина недовольно пробурчал:

— Молодёжь совсем с ума сошла...

Но юноша продолжал, не обращая внимания на раздающуюся ругань. Его движения были точными и уверенными, словно он выполнял привычное упражнение. Тишину в автобусе теперь нарушали только скрипы поручней и негодующее шушуканье пассажиров.

Вскоре автобус плавно замедлился, сопровождая остановку лёгким шипением тормозов, и его двери распахнулись, выпуская наружу прохладный утренний воздух. На остановке, прямо перед входом, стояли пожилая женщина и её внучка — девочка лет восьми, с тёмными волосами и в лёгком коричневом платьице. Девочка крепко держалась за руку бабушки, а её глаза блестели от любопытства, не отрываясь от автобуса, словно она видела его впервые.

— Делия, держись ближе и не отходи, — негромко напомнила старушка, осторожно делая шаг к двери.

Но прежде чем они успели подняться, юноша, висевший до этого на поручне у окна, вдруг пружинисто спрыгнул с места. Не взглянув ни на кого и не проявив к пассажирам ни малейшего внимания, он шагнул к выходу. Словно не замечая стоящих перед дверью, он молча сошёл на землю и уверенно зашагал прочь.

— Ну и молодёжь нынче... совсем без совести, — раздражённо пробормотала старушка, недовольно поднимая руку в его сторону, но окликнуть так и не решилась.

— Бабушка, а почему этот дядя такой странный? — с любопытством спросила девочка, подняв на неё серьёзный взгляд.

Старушка тяжело вздохнула и мягко подтолкнула внучку ближе к автобусу. Тем временем юноша, словно ничего не случилось, уже двигался вперёд. Его шаг был уверенным, но внезапно он замедлился, окинул взглядом улицу, будто что-то выискивал, и тихо хмыкнул, словно остался доволен увиденным. На его лице отразилось странное выражение — смесь напряжённой сосредоточенности и скрытого предвкушения.

Подъезд, к которому он направлялся, находился в углу двора, обросший листвой деревьев. Его шаги становились всё медленнее, а взгляд всё пристальнее. Он словно чуял что-то, чего не могли почувствовать другие. В этот момент он полностью отрешился от внешнего мира, его мысли были сосредоточены только на одном — на двери подъезда, которая приближалась с каждым его шагом.

В коридоре прокуратуры громко хлопнула дверь, и в кабинет буквально ворвался Эдуард — отец той самой девушки в коричневом пуховике. На нём была чёрная спортивная куртка с белыми полосками по рукавам, а кепка съехала набок, видимо, из-за резких движений. Глаза его метали молнии, а шаги были такими стремительными, что он почти влетел внутрь, размахивая руками. Его голос разрезал тишину, словно гром:

— Дитя, я звонил!!!

Сцена, развернувшаяся перед его глазами, только добавила масла в огонь. У тумбочки с телевизором стоял мужчина в ярко-красной куртке, на голове у него красовалась оранжевая строительная каска, сбившаяся набок и открывавшая взъерошенные светлые волосы. Старательно размахивая молотком, он долбил корпус техники, разбрасывая вокруг осколки пластика, словно только что произошёл мини-взрыв.

Эдуард застыл на пороге, недоуменно глядя на происходящее. Мужчина в каске, услышав его громогласный крик, замер и поднял голову, как будто только сейчас заметил гостя. Он встретился с Эдуардом взглядом, а затем, словно ничего странного не происходило, глянул на свои наручные часы.

— Шеф, походу уже обед! — бодро сообщил он с таким видом, будто долбить молотком по телевизорам было самым обычным делом телевизионного мастера.

Не дожидаясь реакции Эдуарда, мужчина кивнул, недовольно потряс молотком, а затем с явным пренебрежением швырнул его на ближайший стол. Отряхнув руки, он решительно направился к выходу.

— Всё, я пошёл! — бросил он через плечо, выходя так спокойно, будто только что завершил рутинную смену.

Эдуард замер на пороге, его лицо налилось гневом, а вены на шее вздулись, словно готовые лопнуть. Губы плотно сжались в тонкую линию. Его взгляд упал на тело, распростёртое на полу лицом вниз. Прокурор лежал неподвижно, раскинув руки в стороны, напоминая перевёрнутый крест. В этой позе было что-то символическое, словно он пал не только телом, но и духом. Эдуард, вперившись взглядом в лежащего человека, прошипел с такой злобой, что голос звучал почти нечеловечески:

— Сволочь, получил по заслугам!

Его ярость всё ещё кипела, но спустя несколько мгновений он шагнул вперёд. Наклонившись над телом, он быстрыми, почти рваными движениями начал шарить по карманам прокурорского пиджака. Наконец, его пальцы нащупали паспорт. Эдуард резко распахнул документ, и его лицо мгновенно изменилось. Гнев уступил место потрясению, глаза широко раскрылись.

— Что? — выдохнул он, едва сдерживая дрожь в голосе.

Его взгляд цеплялся за строки паспорта, словно он не верил в то, что видел. Руки задрожали, и документ чуть не выскользнул из пальцев.

— Ты мой сын? — прошептал он, не отрывая взгляда от бумаги.

Эдуард опустил глаза на прокурора, словно ожидая ответа, но тот оставался недвижим, холоден и молчалив. Этот взгляд, эта тишина словно ударили по Эдуарду сильнее любых слов. Его дыхание стало сбивчивым, а затем лицо исказилось от боли. Он схватился за грудь, как будто что-то выжгло его сердце.

— Вот это история... Как же так — брат сестру, брат брата... — прохрипел он, голос почти сорвался, и тело начало оседать вниз.

Его колени глухо ударились о пол, а силы окончательно покинули его. Эдуард рухнул рядом с прокурором, словно какая-то невидимая сила привела их к общему финалу. Его глаза закрылись, а лицо застыло в гримасе боли и недоумения.

Теперь оба тела лежали на полу, безмолвные и неподвижные. Кабинет вновь погрузился в гнетущую тишину, густую и вязкую, как будто в воздухе зависли не только звуки, но и сама история, полная трагедии и неразгаданных тайн.

В это время юноша с кожаной папкой подошёл к домофону и, нахмурившись, начал быстро набирать код, который он выучил наизусть. Его пальцы бегло нажимали кнопки, пока раздался щелчок, означающий, что дверь открыта. Прежде чем войти, он ещё раз огляделся по сторонам, словно проверяя, что его никто не наблюдает.

Внутри подъезд встретил его тусклым светом, исходящим от единственной лампочки, мерцающей под потолком. Стены были испачканы и облуплены, воздух наполнял слабый запах сырости и пыли.

Юноша закрыл за собой дверь, как вдруг из глубины подъезда навстречу ему вышел мужчина. Он был в бежевой куртке с чёрной полосой, а на голове у него красовалась строительная каска. Мужчина шагал спокойно, не торопясь, но они с юношей случайно столкнулись плечами.

Оба сразу обернулись, бросив друг на друга внимательные взгляды. Мужчина слегка нахмурился, а юноша прищурился, будто оценивая, что это был за человек. Но никто из них ничего не сказал, и спустя секунду их пути разошлись.

Юноша начал подниматься вверх по лестнице, направляясь на пятый этаж. Его шаги звучали глухо, отзываясь в пустом подъезде, пока мужчина в строительной каске направился к выходу. Он открыл дверь и вышел во двор, словно ничего не произошло.

Достигнув последнего лестничного пролёта, юноша замедлил шаг и остановился, глубоко вдохнув. Он опустился на корточки, положив свою кожаную папку на ступени. Открыв её, он начал проверять содержимое.

Внутри аккуратно лежали оранжевый футляр для очков, серебристый пистолет, связка ключей и бейджик с чёрной надписью на белом фоне: «Клюу». Юноша пристально посмотрел на все предметы, будто что-то взвешивал или обдумывал план действий.

Его пальцы сжались в кулаки, и на мгновение он задержал дыхание. Затем, сосредоточенно и уверенно, он взял бейджик и пристегнул его на грудь. Это придало ему вид официального лица, что как будто только подчёркивало его серьёзные намерения.

После этого он открыл оранжевый футляр и достал солнцезащитные очки. Надев их, он мгновенно преобразился — теперь его вид был действительно крутым: очки подчёркивали строгость его выражения лица, добавляя нотку таинственности.

Наконец, он взял серебристый пистолет. Его рука ловко обхватила оружие, и он быстро взвёл курок, услышав короткий, резкий щелчок. Теперь он был полностью готов к выполнению своей миссии. Старая лестница за его спиной, как казалось, стала идеальным фоном для этой подготовки, и он поднялся, готовый к дальнейшему действию.

Юноша, держа в одной руке пустую папку, а в другой — пистолет и связку ключей, уверенно подошёл к двери. Его шаги были тихими, почти бесшумными, несмотря на скрип старого паркета под ногами. Поднеся ключ к замку, он открыл дверь и вошёл внутрь.

Прихожая была облицована тёмным деревом, стены покрыты старинной лакированной панелью. У самой двери стояло большое зеркало в тяжёлой деревянной раме, отражающее слегка искажённое изображение юноши. Не раздумывая, он бросил папку на раму зеркала, освобождая руку, и теперь держал пистолет в обеих руках, сжимая его крепко и уверенно.

Внутри было тихо, но из-за одной из закрытых дверей внезапно раздался приглушённый вопль:

— Али побору хамит!

Юноша, нахмурившись, повернул голову в сторону звука. Не теряя времени, он резко поднял пистолет и выстрелил прямо в глазок той двери. Деревянное покрытие двери разлетелось вокруг глазка осколками, а в воздухе повис запах пороха.

Затем он повернулся к другой двери, той, которая была ему нужна. Его движения стали ещё более решительными. Перезарядив оружие быстрым движением, он ловко повернул ключ в замке, и дверь открылась с лёгким скрипом. Не теряя ни секунды, он ворвался в квартиру, держа пистолет обеими руками. Его голос, громкий и резкий, эхом разнёсся по комнате:

— Джек, ты попался! Я агент Клюу! Быстро!

Его лицо выражало смесь решительности и напряжённости, но в следующую секунду он словно на мгновение споткнулся мыслями. Вспомнив что-то, юноша одной рукой схватился за бейджик на груди, будто поправляя его, и добавил неожиданным тоном, в котором звучало почти оправдание:

— Яра, я только боты сниму, щикай!

Его голос звучал громко и резко, но в то же время в словах сквозила какая-то спешка. Он тут же опустился на корточки и, сосредоточившись, начал расшнуровывать туфли. Закончив, оставшись в одних носках, он резким движением перепрыгнул через порог квартиры.

Уже внутри, словно в театральном порыве, он крутанулся вокруг своей оси, его очки блеснули в свете лампы. Лицо приняло злобное выражение, а рука с пистолетом уверенно поднялась. Без промедления он нажал на курок, и воздух разорвал звук выстрела, который решил всё.

Спустя некоторое время в подъезде раздались тяжёлые, ленивые шаги. По лестнице медленно поднимался парень в зелёной кепке, надвинутой низко на глаза, и чёрной спортивной форме. Его походка была неуверенной, он переваливался с ноги на ногу, словно был пьян или просто измотан. Каждое его движение излучало усталость и безразличие ко всему происходящему вокруг.

Парень дошёл до нужного этажа и остановился перед дверью. Секунду он стоял, будто собираясь с мыслями, затем лениво потянулся за ключами. Разомкнув замок, он толкнул дверь, которая с лёгким скрипом распахнулась.

Парень вошёл внутрь, ни о чём не подозревая, даже не удосужившись внимательно осмотреть прихожую. Его мысли были далеко, наполненные лишь одним желанием — добраться до дивана в гостиной и выспаться как следует.

Он зевнул, небрежно бросив ключи на ближайшую поверхность, и, слегка покачиваясь, направился вглубь квартиры, мечтая только о том, как наконец-то завалится в уютный уголок и забудет обо всём.

Парень в зелёной кепке лениво шагнул в тёмный коридор, который вёл к гостиной. Пол под ногами тихо скрипел, а свет из приоткрытой двери комнаты едва освещал его путь. Дойдя до входа в гостиную, он остановился и, увидев то, что лежало на полу, резко замер.

На полу, без сознания, в одних трусах лежал юноша, его тело было неподвижным. Парень в кепке с ужасом выдавил:

— Брат!

В панике он подбежал к брату и упал на колени рядом с ним. Дрожащими руками он потряс его за плечо, но безрезультатно. Юноша не шевелился. Тогда парень сорвал с головы свою кепку и начал отчаянно шлёпать ею по лицу лежавшего.

— Брат! — кричал он, почти истерически. — Бра-а-а-ат!!!

Но все его усилия были напрасны. Он медленно осознал, что брат мёртв. Лицо парня исказилось от страха и отчаяния, он опустил кепку на пол и закрыл лицо руками.

Спустя мгновение, словно поймав себя на мысли, он встал и подошёл к включённому компьютеру, который стоял на столе. Монитор светился тусклым голубоватым светом, и на экране что-то было открыто, но парень ещё не успел разобрать, что именно.

Внезапно тишину квартиры нарушил звук шагов. Кто-то вошёл внутрь. Услышав этот звук, парень резко повернулся к двери гостиной, глаза расширились от испуга.

В квартиру развязной походкой вошёл гангстер. На голове у него был накинут капюшон, а рот скрывала чёрная повязка. Он шёл босиком, с явным безразличием к тому, что вокруг. Его шаги были тяжёлыми, а взгляд — холодным и насмешливым.

Захлопнув дверь с грохотом, гангстер громко выкрикнул:

— Здорово, сволочь!

Парень в зелёной кепке от испуга попятился, спотыкаясь о стул. Паника захлестнула его, он метался взглядом по комнате, словно ища спасения, но потом, будто нащупав в себе храбрость, сорвал с себя чёрную спортивную куртку. Его торс оказался крепким, мускулистым, и, напрягая мышцы, он выкрикнул с отчаянием:

— Что ты хочешь? Ты убил моего брата? Убей меня!

Гангстер, подходя ближе, с насмешкой хмыкнул, его глаза сузились, а голос зазвучал насмешливо и презрительно:

— Ты хочешь? На, получай, недоумок!

С этими словами он выхватил из кармана тонкую верёвку, ловко набросил её на шею парня и резко затянул. Парень попытался вырваться, но было поздно — удавка сомкнулась железной хваткой. Его руки судорожно дёрнулись к горлу, но силы быстро покидали его.

Через мгновение парень рухнул на пол, его тело обмякло. Гангстер стоял над ним, тихо усмехаясь, и на мгновение взглянул на неподвижное тело с выражением полного равнодушия. Он тихо хмыкнул, как бы отреагировав на зрелище, которое не вызвало у него ни жалости, ни раскаяния. Его взгляд был полон ненависти и презрения.

Он стянул с головы капюшон, снял повязку с лица, бросив её на пол. Лицо его открылось — жестокие, холодные глаза и ухмылка, не сулящая ничего хорошего. Он прошёл мимо, разглядывая в последний раз комнаты квартиры, и с презрением произнёс, глядя на тела:

— Сволочи!

Он пошёл к выходу, но на пороге, словно вспомнив что-то важное, резко остановился. Обернувшись, он размахнул руками и, словно произнося приговор, с яростью выкрикнул:

— Факт — я проклинаю вашу семью!

С этими словами он громко хлопнул дверью, оставив в квартире лишь тишину, полную мрак и напряжение. За дверью послышался звук его шагов, быстро удаляющихся по коридору.

В это время в комнате с жёлтыми обоями царила тишина, нарушаемая только лёгким потрескиванием старых батарей. На зелёном диване лежал парень с короткими чёрными волосами, одетый лишь в синие трусы. Он спал, положив голову на белую подушку, и казался погружённым в какой-то глубокий, неспокойный сон.

Через этот сон пробивался странный, спокойный голос.

— Это человек, он должен исполнить миссию, — голос звучал размеренно, почти монотонно, но неумолимо.

Парень, не открывая глаз, с раздражением схватился за лицо, сделал жест фэйспалма и протяжно заворчал. Однако голос продолжал, не обращая внимания на его недовольство:

— Это миссия почти невыполнима. Он должен спасти эльфа...

Слово «эльфа» заставило спящего судорожно вздохнуть. Он махнул рукой, как будто отгоняя настырную муху, и пробормотал что-то невнятное, похожее на «да отстань ты уже», но голос не унимался:

— ...и должен открыть портал, войти в него и убить там всех.

Эта фраза окончательно вывела его из себя. Парень издал возмущённый звук, напоминающий обиженное мычание злобной коровы, затем резко встрепенулся и сел на диване. Его глаза были широко раскрыты, но он смотрел перед собой в никуда, словно видел что-то, чего больше никто не мог заметить.

Он сидел так несколько мгновений, напряжённый и ошарашенный, пока туман сна постепенно не рассеивался в его сознании.

Юноша, продолжая сидеть на диване, внезапно почувствовал, что его сонное состояние сменяется чем-то странным, почти нереальным. Он поднял взгляд и замер. Прямо перед ним, посередине комнаты, стоял длинноволосый блондин в чёрной куртке. Его волосы спадали на плечи, а лицо сочетало в себе нечто мистическое и одновременно знакомое.

«Это что, Уолтер Салливан? Или Алёша Карамазов из какой-то постмодернистской вселенной?» — пронеслось в голове у юноши. Его мозг цеплялся за эти странные ассоциации, пытаясь понять, что перед ним вообще происходит.

«Патлатый пацан» — с неожиданным цинизмом мысленно окрестил он этого незваного гостя.

Тот же, с величественным видом, глядя на юношу сверху вниз, внушал спокойную, но непреклонную уверенность. Губы блондина зашевелились, и раздался тот самый голос, который парню только что мерещился во сне:

— Я пришёл к тебе с миссией.

Говоря это, он поднял руку, его движения были неторопливы, словно ритуальные. Затем указал прямо на парня, будто был жрецом, возвестившим волю божества:

— Ты должен спасти эльфа. Ты должен войти в портал. Я дам тебе ключ.

Юноша почувствовал, как волна напряжения сжала его грудь. Он отвёл взгляд, словно пристыженный, будто сделал что-то неправильное, чего ещё сам не понимал. Ему срочно нужно было что-то, чтобы унять охватившее его чувство беспомощности. Он схватил подушку, прижал её к себе, словно это был антистресс, его единственный друг в этот момент.

Патлатый пацан посмотрел на юношу с лёгким прищуром, его взгляд напоминал учителя, который пытается объяснить своему ученику, насколько серьёзна ситуация. Он шагнул чуть ближе, наклонился и, глядя прямо в глаза парню, произнёс:

— Эльф будет тебе благодарен. Ты готов?

Парень на диване отвёл взгляд, стараясь не встречаться с ним глазами. Он начал раскачиваться взад-вперёд, прижимая подушку к груди, словно это помогало ему справиться с напряжением. Однако патлатый пацан не дал ему уйти в свои мысли. Он громко, но всё так же спокойно сказал:

— Я дам тебе ключ.

Эти слова заставили парня остановиться и поднять глаза. Патлатый пацан протягивал ему странный предмет. Это выглядело как обычная деревянная расчёска — ничем не примечательная и уж точно не похожая на ключ.

Юноша нахмурился, но, недолго думая, схватил предмет и машинально провёл им по своим волосам. Затем он посмотрел на патлатого с немым вопросом, словно говоря: «Что это за бред?»

Блондин не изменил своего величественного выражения лица и произнёс:

— Это ключ. Ты должен открыть им портал.

Юноша покрутил предмет в руках, усмехнулся и с плохо скрываемым раздражением сказал:

— Это причесонка.

Тон его голоса выдал, насколько нелепым он считал всё происходящее. Однако патлатый пацан не сдвинулся с места. Он тоже слегка нахмурился и, с видимой долей недовольства, ответил:

— Только так ты сможешь спасти эльфа.

Парень тяжело вздохнул, глаза его прикрылись от усталости.

— Да, хорошо, я спущусь, — бросил он устало, махнув рукой. Затем он вновь завалился на диван, крепко прижав подушку к себе.

Казалось, всё, что он хотел, — это продолжить спать, но патлатый пацан не исчез. Он остался стоять рядом, неподвижный, как призрак, хранящий свою странную миссию.

Патлатый пацан нахмурился ещё сильнее, его лицо выражало смесь негодования и разочарования. Он вытянул руку в сторону юноши, словно хотел вытащить его из сна, и громко, с глубоким чувством укора, произнёс:

— Ты должен немедленно встать!

Парень на диване едва шевельнулся, только сильнее обнял подушку, не желая реагировать. Это вывело патлатого из себя. Он начал размахивать руками, словно пылкий оратор, обращаясь к целому залу.

— Почему ты разлёгся? Ты должен спасти эльфа! — его голос усилился, эхом отражаясь от стен. — Я пришёл к тебе с миссией!

Юноша чуть приоткрыл один глаз, но тут же закрыл его, пробормотав что-то неразборчивое, явно не торопясь воспринимать пафосные слова гостя.

Патлатый, словно обессилев от собственного пыла, опустил руки. Его голос стал тише, но обрёл странную грусть, будто он говорил о самом дорогом в своей жизни, одновременно сурово упрекая парня.

— Если ты не спасёшь эльфа, он погибнет. Неужели ты этого хочешь?

На миг в комнате воцарилась тишина. Блондин пристально смотрел на лежащего юношу, будто надеясь пробиться к его сердцу. Тот вдруг резко поднялся. Он всё ещё держал подушку в одной руке, как будто это был его талисман или щит от реальности. Другой рукой он сжал деревянную расчёску-ключ, будто в этот момент наконец поверил в её силу.

Не говоря ни слова, он подошёл к проёму двери, его взгляд был пуст, но решительный. Протянув руку с ключом, он провёл им рядом с дверью. Мгновение ничего не происходило, но затем вспышка яркого белого света озарила комнату. Свет был таким сильным, что на мгновение заслонил собой всё вокруг. Когда он рассеялся, юноша исчез, оставив за собой лишь лёгкий запах озона.

Патлатый пацан, молча наблюдавший за всем этим, не шевелился, пока свет не исчез. Но тут его лицо мгновенно преобразилось — на нём заиграла довольная, почти торжествующая улыбка. Он поднял голову, будто обращаясь к кому-то невидимому, и с оттенком довольного превосходства произнёс:

— Так, хорошо, он вошёл в портал. Я отправлюсь за ним!

С этими словами он грациозно поднял ключ, как актёр, завершающий монолог. Затем, перед тем как повторить действие юноши, он театрально взмахнул руками, будто создавал магическую ауру вокруг себя. Приложив ключ к тому же месту, где юноша провёл им ранее, он тоже исчез в аналогичной вспышке белого света.

Комната снова осталась пустой, будто ничего из этого никогда и не происходило. Только лёгкое послевкусие таинства и странности витало в воздухе.

Юноша влетел в ярко освещённую комнату, будто его вытолкнуло откуда-то из другого мира. Он приземлился на пол, сначала на колени, а затем встал на обе ноги, оглядываясь с растерянным выражением. Стены комнаты были ярко-жёлтые, так что казалось, что свет идёт от них самих. Пол — паркетный, сверкающий от безупречной чистоты. В центре комнаты стояла дверь, а вокруг неё располагались зеркала, отражающие каждую деталь.

Прямо перед юношей стоял странный персонаж — эльф. Это был юноша в синих трусах, на голове которого возвышалась белая подушка, словно корона. С его длинных острых ушей свисали чёрные носки, придавая ему одновременно комичный и загадочный вид. Рядом с ним стоял шкаф с огромным зеркалом, но в этом зеркале отражалось не то, что должно было быть. Вместо эльфа и юноши там был патлатый пацан — тот самый, который дал юноше «ключ». У него было сердитое лицо, а в руках он держал серебристую видеокамеру, будто снимал происходящее.

Юноша моргнул, стараясь разобраться в ситуации. Он указал пальцем на эльфа и, с удивлением в голосе, спросил:

— О, а ты кто?

Эльф лениво повернул голову, его странный голос раздался, словно через плохую аудиосистему:

— Я... Эльф.

При этом он небрежно указал пальцем вниз, на паркетный пол. Юноша посмотрел на его указательный жест, но ничего странного там не заметил. Вместо этого он сделал резкий взмах обеими руками, словно хотел прогнать непонятные мысли, и с жаром в голосе выпалил:

— У меня есть миссия — спасти тебя!

Эльф, не меняя ленивого выражения, вперил руки в боки и с недоумением сказал, протягивая слова:

— Какая миссия? Мне и тут хорошо.

Юноша сник. Его плечи опустились, лицо стало задумчивым. Он почесал голову, в нерешительности вздохнул и пробормотал:

— Ну и сон приснился же...

В этот момент в зеркале, где был патлатый пацан, его отражение повернулось в сторону юноши, и камера, казалось, сфокусировалась на нём. Это вызвало у юноши странное чувство, будто он в каком-то шоу или записи. Но не успел он осознать происходящее, как его тело охватил белый свет.

В следующее мгновение он оказался у себя в комнате. Юноша приземлился на диван, тот самый, где он только что спал. Рядом лежала его подушка, и он тут же схватил её, крепко обняв, будто это был спасательный круг после какого-то кошмара.

А патлатый пацан в эту минуту стоял в дверном проёме, задумчиво опершись плечом о косяк. Напротив него, на стене, висел пейзаж с видом на горы и туманный лес, но он смотрел мимо картины, будто её не замечая. В его лице читалось недовольство, граничащее с разочарованием. Он медленно обвёл взглядом комнату, будто надеялся найти что-то, что могло бы изменить ситуацию.

— Да, он не смог выполнить миссию, — тихо сказал он, голос его звучал устало, почти обречённо.

Патлатый пацан поднял руку и поднёс её к подбородку, задумчиво постукивая пальцем. Его взгляд затуманился, будто он смотрел не на реальность, а на что-то далёкое, на какую-то картину в своём воображении.

— Эльф погибнет, — проговорил он, словно озвучивая неизбежный факт, который отягощал его душу.

Он опустил глаза вниз, и в его позе появилась едва уловимая дрожь. Это был не страх, а огорчение, тяжесть невыполненного дела, будто он упрекал себя за провал чужой миссии.

В ярко освещённой комнате, где стены светились жёлтым теплом, а паркетный пол отражал свет, эльф остался стоять один. Его тонкая фигура замерла, будто в ожидании чего-то, но ничего не происходило. С белой подушкой на голове и чёрными носками, нелепо свисающими с ушей, он вдруг застыл, широко распахнув глаза.

— А-а-а... — прошептал эльф, словно что-то внезапно осознав.

Его ноги дрогнули, и он, покачнувшись, резко опустился на одно колено.

— Ой! — воскликнул он, хватаясь за подушку на своей голове обеими руками, будто пытаясь удержать её или снять, но пальцы только сжали ткань сильнее.

Ещё секунда — и эльф рухнул на пол, словно все силы покинули его тело. Его голос разнёсся по комнате громким, протяжным воплем:

— Ой! ОЙ!

Он слабо подёрнулся, прижимая подушку к голове, а затем затих. В его позе не осталось ни напряжения, ни жизни. Комната погрузилась в странное молчание, где эхо его последних слов ещё долго витало в воздухе.

В комнате с жёлтыми обоями, где на диване ещё недавно спал юноша, внезапно открылась дверь. Скрип петель разрезал тишину, и в проёме появился другой юноша — в красной майке, с блестящим ножом в руке. Его глаза полыхали ненавистью, губы исказились в яростном крике.

— Ты что, сволочь, натворил?! — завопил он, делая шаг вперёд.

Юноша на диване встрепенулся, мгновенно сел, а затем, заметив нож, схватил с тумбочки рядом с собой другой нож. Сжав его так, что побелели костяшки, он поднял голову и, сверкая взглядом, бросил в ответ:

— Что ты, сволочь?!

Но юноша в красной майке, будто в порыве ярости, уже занёс руку с ножом. Его движения были быстрыми и яростными — лезвие сверкнуло в воздухе. Не успев даже понять, что произошло, юноша на диване рухнул на пол, словно его жизнь покинула тело в один миг.

Юноша в красной майке остановился, дрожа. Он смотрел на лежащего перед ним юношу, нож всё ещё крепко сжимался в его руке. Но затем, словно осознав содеянное, он резко бросил нож на пол.

Его лицо исказилось смесью ужаса и отчаяния, он обеими руками схватился за голову. Его рот был приоткрыт, но звука не было — только беззвучный крик. Его поза странным образом напоминала фигуру с картины «Крик», а его взгляд метался между дверью и безжизненным телом на полу.

Юноша в красной майке внезапно остановил своё безумное метание и словно впал в оцепенение. Его дыхание замедлилось, а лицо приобрело странное, почти отстранённое спокойствие. Он перевёл взгляд на пол и заметил синее полотенце, брошенное неподалёку от дивана.

Скрывшаяся было ярость вспыхнула вновь. Он резко наклонился, схватил полотенце, стиснул его в руках и, махнув им в воздухе, словно знаменем, громко крикнул:

— Факт — я проклинаю вашу семью!

Его голос был звонким, наполненным холодной ненавистью, будто каждое слово било в пространство с невероятной силой. Сжав полотенце в кулаке, юноша решительно двинулся к выходу. Его шаги были медленными, но твёрдыми, будто он покидал поле боя в образе триумфатора.

Не оглянувшись, он пересёк порог комнаты, а дверь оставил открытой, словно специально — как символ презрения или финальный жест оскорблённого победителя. Тихое эхо его шагов растворилось вдали, оставляя после себя лишь пустую, неподвижную тишину.

В это время за много миль от этого места в полумраке тёмной комнаты, освещённой лишь слабым голубоватым сиянием старого ЭЛТ-монитора, за древним компьютером начала 2000-х сидел мужчина, чей вид словно воплощал образ байронического героя. Его волнистые, но короткие чёрные волосы с лёгкой чёлкой подчёркивали лицо, на котором застыло выражение сложной, почти неразрешимой внутренней борьбы.

На нём был синий пиджак, выбивающийся из общей картины, и ярко-жёлтые брюки, которые своим кричащим цветом будто бы бросали вызов всему окружающему миру. Но мужчина, казалось, этого не замечал. Всё его внимание было сосредоточено на экране компьютера. На этом старом устройстве, с характерным гулом кулеров, работала операционная система Windows 95 — архаичная, но надёжная в своём несовершенстве.

Перед ним на экране был открыт «Блокнот». Простая белая страница, а на ней — строки, которые он набирал с почти машинальной сосредоточенностью. Его пальцы скользили по клавишам потрескавшейся клавиатуры, издавая глухие щелчки. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь этим звуком и едва уловимым треском монитора.

Свет экрана подчеркивал каждую черту его лица. Это было лицо человека, переживающего не грусть, но что-то более глубокое — едва заметный баланс между подавленным отчаянием и упрямым стремлением вперёд. Иногда его взгляд замирал, словно он пытался поймать ускользающую мысль. Он морщил лоб, поджимал губы, а потом вновь набирал текст с внезапной резкостью, будто прорываясь сквозь невидимое сопротивление.

«Windows 95» на экране выглядела странным анахронизмом, но для мужчины это было всё. Эту машину он знал, как свои пять пальцев. На ней он создавал что-то важное, хотя сам порой не мог объяснить, что именно.

Вдруг он замер, словно его что-то вспугнуло. Дело в том, что настольная лампа, стоявшая по его левую руку, начала мерцать. Её свет то вспыхивал, то гас, словно подавая какие-то тревожные сигналы. Мужчина обратил на это внимание, но сначала лишь бросил раздражённый взгляд в её сторону, не прерывая набора текста. Но мерцание становилось всё более хаотичным, и вскоре он повернул голову, пристально уставившись на лампу, будто она была виновата в его бедах.

Его пальцы на мгновение остановились, и он ткнул в кнопки на основании лампы, пытаясь стабилизировать свет. Щелчок — лампа погасла. Щелчок — снова вспыхнула, но слабее. Мужчина ещё раз нажал на кнопку, но в ответ лампа замерцала ещё интенсивнее, словно от обиды.

Вернувшись к клавиатуре, он принялся печатать с удесятерённой силой, словно надеясь, что ритм нажатий успокоит его раздражение. Щелчки клавиш звучали всё громче, словно отмеряя время до какого-то неотвратимого события.

И тут внезапно экран монитора потух. Лампа мигнула последний раз и тоже погасла, оставив комнату в полной темноте. Мужчина на секунду замер, как будто надеялся, что это всего лишь глюк, который сейчас исправится сам собой. Но свет не возвращался.

— Вот чёрт... — проговорил он, откидываясь на стуле. — Свет вырубили.

Он провёл рукой по лицу, смахивая с него невидимую усталость, и добавил с обидой:

— Мне же работать надо... Что такое...

Темнота вокруг него казалась густой, почти ощутимой. Лёгкое жужжание компьютера стихло, и теперь тишина была полной. Внезапно комната озарилась жутковатым жёлтым сиянием, исходящим из дверного проёма. Свет был настолько резким, что мужчина инстинктивно зажмурился, прикрывая глаза рукой. Когда он открыл их снова, перед ним стояла высокая фигура в длинном плаще, её лицо скрывал глубокий капюшон, а из-за спины вырывался золотистый ореол, отбрасывая странные, переливающиеся тени на стены.

Фигура молча двинулась к середине комнаты, её шаги были беззвучны, но каждый шаг будто отзывался эхом в пространстве. Остановившись прямо напротив мужчины, она возвышалась над ним, словно статуя. Затем голос, глубокий и властный, раздался, заполнив всё вокруг:

— Твоё время истекло. Пошли со мной.

Мужчина, всё ещё сидя за своим выключившимся компьютером, медленно повернул голову в сторону незваного гостя. Лицо его было смесью удивления и раздражения.

— Да ты что? — отозвался он, подняв брови. — Куда я могу с тобой пойти?

Фигура не ответила, продолжая молчаливо взирать на него из-под капюшона. Мужчина же, наконец откинувшись на спинку кресла, вытянул руку в сторону гостя, будто указывая на очевидное, и с ещё большим недоумением добавил:

— Мне же работать надо!

Он махнул рукой в сторону погасшего монитора.

— И свет включи наконец! — нетерпеливо бросил он.

Фигура слегка наклонила голову, будто в замешательстве. Жёлтое сияние за её спиной вдруг стало дрожать, как пламя свечи, а затем раздался странный звук — не то как вздох, не то как треск электрических проводов. Мужчина, упираясь локтями в стол, продолжал смотреть на гостя, словно ожидая ответа.

Фигура в плаще неподвижно стояла в центре комнаты, её жёлтое сияние казалось ещё более ярким на фоне внезапной тишины. Мужской голос снова раздался, низкий и ровный, но теперь с оттенком непреклонности:

— Ты не можешь продолжать работу. Ты должен пойти со мной.

Словно сделав паузу для драматического эффекта, он добавил, подчёркивая каждое слово:

— Твоё время истекло!

Мужчина, всё ещё сидя за столом, резко развернулся к незнакомцу. Его лицо потемнело от раздражения, и он, подняв руки, начал жестикулировать, словно в отчаянной попытке достучаться до логики этого странного гостя.

— Ты не понимаешь! — возмутился он с обидой, в голосе прозвучали нотки едва сдерживаемого раздражения. — Как я могу с тобой пойти?

Он ткнул пальцем в сторону монитора, который, конечно, был отключён, но для мужчины это казалось совершенно неважным.

— У меня же тут дело горит! Меня босс замучил!

Он вздохнул тяжело, словно только что прогнал перед глазами всю свою изматывающую неделю. Сняв очки и протерев их ладонью, мужчина взглянул на незнакомца с выражением человека, который уже сдался, но всё же хочет быть понятым.

— Мне ему сдавать надо! — пробормотал он, а затем, будто пытаясь смягчить ситуацию, добавил с усталой улыбкой, в которой читалась доля отчаяния: — Я не могу просто!

Затем он выдохнул, слегка подавшись вперёд, и уставился на фигуру, будто ожидал хоть какой-то реакции, возможно, намёка на понимание. В комнате стало так тихо, что мужчина услышал, как трещит старый деревянный пол под тяжестью странного гостя. Незнакомец, всё ещё озарённый золотым сиянием, выслушал бурную тираду мужчины молча, с виду абсолютно невозмутимый. Но в следующий момент он медленно наклонил голову, словно собирался поделиться некоей тайной, и произнёс низким голосом:

— Ты знаешь, у нас в Аду тоже босс слишком строгий.

Мужчина в синем пиджаке резко поднял взгляд, на его лице застыло удивление, смешанное с долей недоумения. Незнакомец между тем сделал шаг вперёд, и его голос стал заметно мягче, как у человека, который внезапно решает излить душу:

— Как он меня гоняет... Кошмар!

Свет вокруг фигуры чуть приглушился, словно даже сияние устало от жёстких условий, о которых шла речь. Мужчина, сидящий за столом, машинально откинулся на спинку стула, всё ещё сжимая очки в руке. На его лице промелькнуло нечто вроде сочувствия, но он старался не показать этого, вероятно, опасаясь, что его посчитают слабаком.

— Ты думаешь, я хотел к тебе приходить? — продолжал незнакомец, покачивая головой. — Ничего подобного.

Эти слова прозвучали почти буднично, но в голосе незнакомца читалась доля горечи, как будто он действительно не был доволен своей судьбой. Мужчина у компьютера поднял бровь, но ничего не сказал, ожидая, что незнакомец выскажется до конца.

Тот, кажется, действительно нуждался в поддержке, потому что сделал паузу, вздохнул, затем цокнул языком и сказал почти упрашивающим тоном:

— Эхма! Давай не мучай, а? Собирайся, пошли!

Он развёл руками, как будто пытался добавить весомости своим словам. При этом золотое сияние вокруг него будто разлилось мягче, уже не слепя глаза, а создавая странную иллюзию уюта. Мужчина за компьютером долго смотрел на незнакомца, будто пытаясь прочитать что-то на его бесстрастном лице. Наконец, его взгляд смягчился, а напряжение в плечах исчезло. Он выдохнул, сжал губы в тонкую линию, потом вдруг махнул рукой, словно отгоняя прочь свои сомнения.

— Да ладно... — начал он примирительно, его голос стал мягче, а нотки истерики исчезли.

Мужчина на секунду замолчал, словно собирался с мыслями, а затем, будто придя к важному решению, продолжил:

— Братан, раз такое дело, то наши боссы...

Он сделал неопределённый жест рукой, как будто хотел сказать: «Ну их всех к чёрту». Его лицо озарила лёгкая, чистая улыбка, когда он, слегка подаваясь вперёд, с юмором добавил:

— Давай забудем о них, расслабимся там, выпьем пойдём?

Он протянул руку в сторону незнакомца, жестом, который говорил: «Я не держу на тебя зла, а ты?» Его лицо теперь выражало почти детскую открытость, как у человека, который вдруг решил, что всё в этом мире можно решить дружеской беседой.

Незнакомец замер, подняв голову и глядя на мужчину с выражением, которое было одновременно удивлённым и задумчивым. Золотое сияние за его спиной стало едва заметным, почти угасшим, как будто этот неожиданный поворот событий выбил из него дух драматизма.

Незнакомец вдруг расплылся в широкой, почти мальчишеской улыбке, его жёлтое сияние окончательно потускнело, сменившись более тёплым, человеческим видом. Он хлопнул себя по бедру, словно подводя итог:

— А ты знаешь — ты чертовски прав! — заявил он с воодушевлением, которое неуместно для того, кто только что грозился забрать человека на тот свет.

Он поднял голову, будто обратился не только к мужчине за компьютером, но и ко всей вселенной:

— Хм-м-м! Такое предложение раз в тысячу лет!

В его голосе звучала чистая, неподдельная радость, словно он впервые позволил себе немного расслабиться. Он подмигнул хозяину комнаты и, чуть пригнувшись, с развязной полуулыбкой добавил:

— Пошли курнём, а?

С этими словами он потянулся к застёжке своего мрачного чёрного плаща. Размахнувшись, он эффектно сбросил его с плеч, будто это был не символ мрака, а сценический костюм, и небрежно швырнул плащ на стоявшую у стены кровать.

Под плащом оказался блондин с длинными волосами, одетый в другой, более короткий чёрный балахон, из-под которого выглядывали тёмные джинсы и ботинки. Его облик выглядел неожиданно обыденным, но в то же время выделяющимся, словно он был рок-музыкантом, который забрёл на дружескую тусовку.

Он уверенно направился к двери, а затем свернул на кухню, словно был здесь своим человеком. Мужчина, хозяин квартиры, на секунду замер, наблюдая за этим представлением, а затем, всё ещё улыбаясь, встал из-за своего старого компьютера и пошёл следом, молча, но с выражением лица человека, который наконец-то позволил себе расслабиться.

На небольшой кухне, освещённой тусклой лампочкой под потолком, на столе стояла зелёная бутылка с жёлтой этикеткой — Кагор, любимое красное креплёное вино хозяина квартиры, который как раз уселся на скрипучий деревянный стул, а его гость — блондин с длинными волосами, теперь без плаща, — расположился напротив, опираясь локтями на стол. Незнакомец с каким-то небрежным изяществом разлил вино, при этом бросая на хозяина ленивые взгляды, будто их встреча была обыденной.

Затем они взяли бокалы в руки, готовясь чокнуться. Но перед этим мужчина вдруг потер ладонью лицо, и в его движениях сквозила усталость. Казалось, весь запал последних минут куда-то испарился. Он посмотрел на собутыльника поверх бокала, его взгляд стал сосредоточенным и чуть отрешённым:

— Ну как у вас там... В аду дела обстоят?

Незнакомец вздохнул, будто этот вопрос был ему скучен до боли, и без особого энтузиазма ответил:

— Да прораб гоняет, как собаку, задрал уже.

Мужчина усмехнулся уголком губ, но это была скорее нервная реакция, чем истинное веселье. Незнакомец, видя, что тема не зашла, сменил тон, как будто вспомнив что-то важное. Его голос зазвучал мягче, почти весело:

— Знаешь, в честь нашего знакомства...

Мужчина вдруг оживился. Его глаза блеснули хитринкой, а в уголках губ мелькнула улыбка. Он посмотрел на блондина с таким видом, будто заранее готовился к чему-то неожиданному. Незнакомец слегка улыбнулся, и в его движениях появилась чуть заметная театральность:

— Не будем церемониться, давай, подставляй!

Бокалы встретились с лёгким звоном. Мужчина не торопился пить, он сжал кулак, поднёс его к губам и бросил на собутыльника взгляд, в котором читалось, что никогда бы не подумал, что пить на брудершафт со Смертью может быть так приятно.

Потом они оба осушили свои бокалы. Вино обжигало, растекалось теплом по горлу, оставляя за собой послевкусие терпкости и чего-то почти праздничного. Мужчина, облокотившись на стол, поставил опустевший бокал и задумчиво посмотрел на собутыльника. Незнакомец улыбался мягко, но с лёгкой тенью на лице, словно видел нечто, о чём нельзя сказать.

— Знаешь, — вдруг сказал мужчина, опираясь ладонью на стол, — говорят, истина в вине. А ты как думаешь?

Незнакомец опустил взгляд на бутылку и чуть качнул головой, будто не соглашался, но отвечал охотно:

— Истина? Может быть. Но в вине не только истина, мой друг...

Он сделал паузу, глядя на мужчину так, как будто видел его насквозь:

— В вине и смерть.

Мужчина хотел было посмеяться, но почувствовал что-то странное. Всё вокруг будто начало растворяться: края стола расплывались, а свет от тусклой лампочки дрожал, словно воздух вокруг становился густым. Он попытался сказать что-то, но слова застряли в горле.

Его взгляд помутнел, и всё погрузилось во тьму.

Очнувшись, мужчина оказался в своей квартире. На первый взгляд всё было как прежде: стены облезлого коридора, знакомый запах пыли и времени, слабо освещённое пространство. Но что-то было не так. Свет горел только в коридоре, и его отблеск лениво пробивался в тёмные углы. В воздухе стояла тягучая, непривычная тишина.

Он стоял в ванной, перед зеркалом, опустив взгляд вниз. Свет из коридора слабым отблеском ложился на его лицо, отчего его отражение в зеркале выглядело мрачным и размытым. Мужчина опустил голову, глядя вниз, на свои руки, дрожащие как после сильного холода. Затем он поднял глаза и посмотрел на своё отражение. Лицо в зеркале выглядело точно так же, но в глазах было что-то новое — чувство, которого он раньше не знал.

— Мэри... — прошептал он, обращаясь не то к зеркалу, не то к самому себе. — Неужели ты можешь быть в моём доме?

Секунды тянулись, но ответа не последовало. Лишь его собственное отражение, тусклое и одинокое, смотрело на него из зеркала. Мужчина стоял так ещё какое-то время, будто пытаясь что-то услышать или почувствовать. Наконец, он тяжело вздохнул, опустил голову и вышел из ванной.

Его шаги эхом раздались в пустой квартире. Всё выглядело как раньше, но ощущалось по-другому. Он вошёл в комнату с выключенным компьютером — тем самым, на котором он только что работал, прежде чем... прежде чем всё изменилось.

Мужчина остановился на пороге и оглядел комнату. Компьютер был выключен, монитор мрачно молчал, словно подтверждая, что связь с прежней жизнью оборвалась. Он долго стоял в тишине, пока наконец не собрался с силами сделать шаг. Один за другим, медленно и почти неуверенно, его ноги повели его к окну. Взгляд мужчины цеплялся за мелочи — трещина на паркете, застывшая тень шкафа, едва заметное дрожание занавески в слабом сквозняке. Это движение, как и он сам, казалось чуждым и медленным в этом доме, который воссоздавал реальность с пугающей точностью.

Он подошёл к окну и остановился, обеими руками опираясь на подоконник. За окном всё выглядело, как и в его прежней жизни: огни фар машин резали темноту, двигались, отражались на влажном асфальте. Люди, невидимые из его высоты, продолжали свои дела, жизнь шла, как будто ничего не случилось.

Но мужчина знал, что это обман.

Это был «Дом на краю света», место, которое воссоздаёт реальность настолько искусно, что умершему могло показаться, будто он вовсе не умер. Вот только мужчина не поддался иллюзии. Он знал правду.

Глядя на огни машин, он тяжело сглотнул и, хриплым голосом, как будто говорить было больно, сказал:

— Я... — он замолчал, проглотив ком в горле. Затем выдавил: — Потерял Мэри.

Эти слова прозвучали как признание вины, и, будто оправдываясь, он добавил:

— Но должен её найти.

Он продолжал смотреть перед собой, будто пытаясь разглядеть что-то в бесконечной череде огней, и заговорил снова, уже тоном, как будто кому-то объяснял:

— Она говорила, что будет ждать меня в этом доме.

Эти слова повисли в воздухе, как незримое обещание. Мужчина опустил голову, глаза его наполнились отчаянием. Он провёл рукой по волосам, а потом тихо, едва слышно, словно боялся признаться даже самому себе, прошептал:

— Но она умерла три года назад...

И тут его плечи обмякли, будто вес воспоминаний и осознания наконец сокрушил его. Он медленно убрал руки с подоконника, как будто они стали слишком тяжёлыми, чтобы их можно было удерживать далее. Он медленно отвернулся от окна, взгляд его был усталым и пустым, будто огни за стеклом выжгли последние остатки его мыслей.

Почесав подбородок, он опустил руку, стоял какое-то мгновение, словно не знал, что делать дальше. Затем его шаги, неуверенные, почти шаркающие, повели его к кровати.

— Где же мне её искать... — пробормотал он тихо, его голос звучал так, будто принадлежал не взрослому мужчине, а ребёнку, потерявшему свою любимую игрушку.

Остановившись у кровати, он замер, как будто в ожидании, но ожидание это было пустым, беспомощным. Через несколько секунд он сделал ещё шаг, подошёл ближе, и, неохотно опустившись на одно колено, заглянул под кровать.

Темнота под ней оказалась такой же пустой и бесконечной, как его мысли. Никаких следов. Никакой Мэри.

С досадой, но без удивления, он медленно поднялся с колен. Спина его чуть согнулась, а лицо выражало лишь смирение. Словно он и не ожидал ничего найти, но всё равно испытывал слабую надежду, которая теперь вновь угасла.

И вдруг он замер. Что-то, едва уловимое, словно дыхание призрака, заставило его повернуть голову к подушке.

Словно по наитию, он протянул руку и поднял её. Под ней оказалась пачка банкнот, перевязанная тонкой резинкой. Банкноты мягко блеснули в тусклом свете, будто бы сами собой заявляя о своей значимости.

Мужчина на мгновение застыл, а затем неожиданно расхохотался — звонко, почти безумно.

— Хо! Заначка! — выдохнул он, потрясая пачкой.

На его лице расцвела улыбка — дерзкая, беззаботная, даже торжествующая. Всё, что давило на него прежде, будто бы растворилось в этом смехе. Он подбросил деньги в воздух и ловко поймал.

— Ну и нафиг эту Мэри! — добавил он, почти танцуя на месте.

Сунув деньги в карман, он повернулся к двери, за которой сиял тёплый свет, манящий и обещающий. Его шаги становились всё твёрже, а улыбка всё шире.

— Пойду-ка я напьюсь! — сказал он с лёгкостью человека, решившего сбросить с себя все тяготы.

Он шагнул за порог, и свет мягко обвил его, как тёплая волна, стирая границы между телом и пространством. Сначала исчезли ноги, затем руки — движение было плавным, будто невидимая кисть осторожно стирала его из этого мира, штрих за штрихом, не оставляя ни следа, ни тени. Ещё мгновение — и он окончательно растаял, поглощённый бескрайним сиянием, которое продолжало мерцать тихо, но уверенно, как далёкий пульс неизвестной жизни.

Когда последний отблеск света угас, комната застыла, утопая в неподвижности. Казалось, всё осталось прежним: те же стены, тот же пол, та же кровать. Но теперь в этом пространстве ощущалось нечто странное — тишина была гуще, воздух тяжелее, а сама комната будто потеряла свою суть. Она заполнилась тем, что невозможно было ни увидеть, ни потрогать, а именно — абсолютной пустотой.