Вечер сгущался, смуглым туманом переваливал через раму, сгребая по пути в черноту предметы, подступал со всех сторон к журнальному столику со старинным абажуром, льющему
мягкий малиновый свет. За столиком, сидя в уютном потертом кресле, сидел Назар, пил вечерний кофе, мелкими долгими глотками, словно вечер обещался быть бесконечным. Темнота заволокла окно, покрыла отрезами черного бархата зал, и лизала туманными щупальцами Назаровы тапочки, хватая смутным сквозняком его голые худощавые ноги под банным халатом. Назар ежился и быстрее мешал мельхиоровой ложечкой кофе, любуясь маленьким водоворотом в чашечке. Кофе был ненастоящим, и мешать его можно было сколько угодно, не боясь зернистого осадка во рту.
- Когда же она придет? – подумал Назар и грустно уронил тень мигнувших ресниц на щеку. И почти в ту же секунду вжался в кресло. ОНО возникло быстрее, чем длится звук щелчка между большим и средним пальцами - квартира онемела - стены не говорили голосами соседей, полы не хрустели суставами и стерлись шаги на лестничной клетке. Назар побледнел лицом и одеревенел конечностями. Негнущимися пальцами он поставил чашечку сильно на край, отчего чашечка кувыркнулась и упала на пол, разбившись очень симметрично на две половинки, и словно кровью кофеем истекла на ковер.
Назар прислушался. Оно ходило в дальней комнате… а может и ближе… неслышно, но очень атмосферно, прессуя воздух в комья свинца, что застревали у Назара в горле.
- Этого не может быть… - подумал Назар – просто не может…
Совсем близко, полосуя сознание, кто-то засмеялся.
Назар вскочил, воткнул вилку в электричество, и динамики раздвоили квартиру, от басов задрожали потолки. Но Оно не ушло, тянуло к Назару руку, проникая в незаживающую дыру между ребрами сумасшедшим смехом.
Назар упал на колени в мокрое ковровое пятно, закрыл глаза и зашептал, сбиваясь «Отче Наш». Но смех попривык к этой молитве, и сквозь дыру добрался до Назарова сердца, корябнул его коготком.
И тут в замочную скважину вонзился ключ, вошла мама, полыхнула светом, дернула вилку магнитофона из сети.
- Назар, ведь ночь уже… соседи… – повела нахмуренной бровью.
И Оно пропало. Развалилось на куски, так и не добравшись до сердца. Назар протянул худую свою ладошку под малиновый свет абажура, и долго глядел на нее, словно выискивая ту черточку - мизерное свернутое пространство, откуда так часто выходит к нему это сумасшествие, гадая как долго Оно еще его будет мучить.
Пахнуло Хармсом, особенно где "Отче наш", но только пахнуло. Немного не лепится, т.к. стиль некоторых предложений не от этого рассказа. Это и не абсурд и не реализм и не детское и не взрослое, а так. ИМХО.