Суббота вливалась в его сознание свечением утреннего солнца сквозь смеженные веки, ласково щекотала ресницы, ей хотелось, как можно скорее, отразится в зрачке, в глубине его зеленых глаз с золотисто-коричневыми чешуйками; коснуться теплым бархатным, словно верба, распустившаяся во дворе, дыханием его мятой от сна кожи. Суббота. Он потянулся, шлепнулся громко на пол, дополз на коленях до окна, взял с подоконника черно матовую, с радужным стеклом, дедовскую подзорную трубу, поймал привычным движением в круг Ее окно… спит… в бело кремовых волнах постели, только розовой ладьей плывет ее ступня…
- Соня, - шепнул он трубе, озабоченно взглянул на циферблат ее старинных настенных часов, - Скоро… скоро проснется…
Батарея холодными чугунными ребрами неприятно жгла кожу.
Вдруг ладья исчезла… на постели вырос шелковый гриб и опал… вот тянучись вылезла ее голая розовая рука, девятым валом скинула кремовую пену… томным движением Она села, обхватила колени… с плеча облитого падающим лучом, упала кружевная белая лямочка…
- Женя, завтракать, - позвал мамин голос.
Он быстро сложил трубу, спрятал за задернутую занавеску. Надевая на ходу джинсы, допрыгал до ванной. Из кухни уже несся аппетитный запах кофе и поджаренных гренок.
Мама ласковая лицом, сияла Субботой, такая красивая в этом халате с подсолнухами, с подведенными синими стрелками глазами, что хотелось плеснуться в ее зрачке маленьким мальчиком… но она уже торопилась куда-то по своим делам… впрочем, как обычно.
Суббота легла солнечным зайчиком в Лерину ручку, терпеливо ожидая, когда Лера проснется, зевнет круглым ротиком. Хлопнула входная дверь, дрогнули Лерины ресницы, зевнул ротик. Лера мягко соскользнула с простыни, прошлепала голыми ногами на кухню.
Там, в уличном свете окна, плыл Женин силуэт с печеньем в руке. Лера обняла Женю, так и замерла, пока окончательно не проснулась.
- Лерик, иди тапочки одень,- стряхнул Лерины ручки Женя,
- Мама завтра уезжает, ты - к деду, но я тебя на выходные заберу… обещаю.
Лера обиженно хмыкнула, сложила губы бантиком, забралась на стул маленькой йогой.
Прилетели в Жениных руках тапочки, спикировали один - Лере на колени, а другой - на стол. Она довольно хихикнула. Женя поставил перед ней чай и тарелочку с ветчиной и сыром. Лера мучила сыр, макала его в горячий чай, так он становился тягучим, мягким и вкусным.
Женя вышел из подъезда вдохнул мартовский воздух, в замкнутом высотками голубом небе плыли белые облака. Подошел Лего.
- Салам дружище.
- Привет. Вот теплынь сегодня… ветер как на Иссык-Куле.
- Да погода – супер, есть че покурить?
- Ага… пошли в соседний.
Завернули в соседний двор, сели на лавочку. Лего жадно затянулся, обнажая пепел. Женька сидел мял сигарету в пальцах. Окно на третьем распахнулась. Он подкурил, дрожаще затянулся. Посмотрел вверх. Она вешала белье - полотенца, простыни, наволочки… на белую ночную сорочку с кружевными лямками Женино сердце больно съежилось, словно прилюдно обнажили Женину нежность, и вот она висит теперь кружевом вниз, развеваемая ветром, и пугает Женю своей белизной и близкой реальностью.
Захлопнулось окно. На восьмой затяжке успокоилось сердце.
Подрулил Виталя.
- Не придет завтра Юлька, сидит под домашним арестом, ну я думаю Светки и Таньки нам на четверых хватит.
- Макс обещался у отца коньяка упереть.
- Да, на хуй, мы их коньяком будем поить, и так дадут.
**
- Женя, Бога ради, давай без приключений, - собралась морщинка на маминой переносице,- что бы потом мне не жаловались соседи. Денег и продуктов тебе хватит, если ты не будешь кормить ораву своих друзей. Леру домой не забирай, пусть у деда живет. Женя, ты меня слышишь?
- Мам, да всё будет нормально, ты не переживай.
Лениво подбирался к платформе поезд, затормозил, заскрипел, устало выдохнул, вытянулся вереницей вагонов. Проглотив Женину маму с баулами, выдал Жене кусочек бегущего горизонта и дивного чувства «свобода»….
Смеркалось. У подъезда Женьку уже ждали пацаны. Макс довольно махал бутылкой марочного конька.
Весело гогоча, ввалились в квартиру, устремились на кухню. На стол, шурша, вывалились три пачки сигарет, приятно звякнули друг о друга две бутылки водки. Коньяк все - таки решили припрятать. Одобрили мамин плов, но было решено нарезать салат, и вскрыть банку маринованных огурчиков. Женька пошел в свою комнату приодеться. Надел черные брюки, черную рубашку. Чуть подумав, достал дедов подарок - красные с черным подтяжки. Выключил свет, нащупал за горшком с геранью трубу. Поймал Ее окно. Она играла на пианино, плавно раскачиваясь. Он крутанул трубу, приблизил ее порхающие по клавишам пальцы, скользнул по разрезу в халате, обнажившим ее правую ногу, по рубцу над коленной чашечкой, улыбнулся красному махровому носочку на золотистой педали.
- Жека, рюмки где? – заорал Макс
- Пипец, ты вырядился – гоготнул на вошедшего Женю Виталя
- Че бы ты понимал… классная фишка – подтяжки, - одобрил Лего,- только ты одну скинь, типа, небрежный…
Засвиристела протяжно входная дверь. Макс помчал открывать. Девчонки смущались, натяжно хихикали. Женькина одноклассница (он в этом году ушел в политех) - Света часто встречалась с Женей глазами, пыталась плеснуться в его зрачке, улыбаясь уголками губ. Выпили по третьей, поставили «Мальчишник». Лего умело приобнял Таню, увел ее на балкон – покурить. Через стекло было видно, как он нагнулся, зашептал ей что-то в волосы, на что она рассыпалась довольным смехом. Вернулись. Макс наполнил рюмочки:
- Ну, девочки, за близкое знакомство и до дна.
Плов желтой почти нетронутой горкой лежал на блюде. Все были пьяны ровно настолько, что бы пойти потанцевать. Женька выключил свет, настольной лампой создал обволакивающий интимный полумрак. Закружились две пары. Посреди песни ушли Виталя со Светкой, хлопнули дверью Жениной спальни. Лего красиво всосался в Танину шею. Женя вышел. На кухне пускал колечки сигаретного дыма Макс.
- Ну, Джонни, еще по одной? А, бля, доставай коньяк… пусть трахаются, а мы коньяка попьем.
Звякнули хрустальными рюмочками, чуть пролили папин марочный на стол. Вышли на балкон. Женька счастливо вдохнул ночной весенний воздух.
- Псс, - позвал с кухни Виталя, моргнул Жене глазами, - иди…
- Куда?
- В спальню… к Светке… она тебя хочет….
- Да ну?
- Не тупи… иди…
В спальне было темно. Он бесшумно прикрыл за собой дверь.
- Иди ко мне, - томно, шепотом позвала Света.
Она была горячая, податливая, чуть вспотевшая. Вскрикивала на каждое движение в его плечо. Он быстро достиг предела, вздрогнул всем телом и обмяк. Скатился с нее, стал одеваться.
- Жень, не уходи…
- Свет, я курить хочу…
Противно заныло под ложечкой. Как же мерзко…
На кухне рвал душу «Медляк» «Мальчишника».
Женька плеснул себе конька в бокал, опрокинул в себя залпом.
- Как она?- ухмыльнулся Виталя.
Женя криво улыбнулся, закурил, вышел на балкон.
Фиолетовая ночь накрыла микрорайон, окунула в чернила дома. Во дворе ветер качал горящий фонарь. Наверно, так же в соседнем дворе бьется в истерике его, Женина, нежность белым кружевом вниз.
Пол третьего девочки вспомнили, что им надо домой. Стали будить Макса, уснувшего за столом. Вывалились в подъезд, Лего задержался на пороге, зацепил Женю за подтяжку:
- Окончен бал, погасли свечи, спасибо друг за чудный вечер!
- Не за что… иди уже, куплетист, - хохотнул Женя, порывисто обнял его и выпихнул на площадку.
Выключил на кухне свет, зажег газовую горелку, прикурил последнюю сигарету, слил коньяк и водку в бокал, вышло на треть… сидел и смотрел на пламя… как вьются голубые змейки с желтыми капюшонами в магическом круге, отражаясь первобытным огнем в его зрачке. Просыпались инстинкты и просто бредовые идеи.
**
Понедельник. Жажда. Женя чуть одернул ресницы… большое белое пуховое перо, подсвеченное утренним солнцем, явилось чудом, словно выпало на подушку из крыла непорочного ангела, а не вылезло через грубый наперник. Женя сел в кровати. Все постельное белье, снятое им вчера ночью, было разбросано по комнате. На полу зыбким нехорошим воспоминанием лежал спиннинг с катушкой. Женя соскочил с кровати, метнулся к окну, поймал в подзорную трубу Ее балкон - веревки были пустые, зато на веревках второго этажа болтался знакомый полосатый поплавок.
- Слабак, даже не добросил,- выругал себя Женя, и облегченно добавил – И, слава богу.
В комнате Ее не было. На одинокой гладильной доске стопочкой лежали полотенца. Вот полуголая, с бутербродом в руке впорхнула тоненькая смуглая Рита, сестренка. Жене стало стыдно смотреть, он бросил трубу на постель, пошел в ванную. Горячий душ обжег кожу, защипал укус на плече. Женя намылил плечо, сполоснул, снова намылил, сполоснул, снова намылил…
- Пипец, ты смелый.
От испуга у Женьки выскользнуло мыло.
- Витал… бля…
Влетел Лего…
- Ого, да у тебя туманно, как в Лондоне. Жека, двери надо закрывать, тебе просто повезло, что пришли мы с пивом, а не грабители с винчестером.
Женя обернул тело махровым полотенцем, сделал глоток горького янтарного пива, из протянутой Олегом бутылки, оно пробежало тепло по венам, мягко ударило в голову. До полудня играли в нарды. Лего счастливый вчерашней Таней, «Танечкой», как он ее называл, откровенно расплескивал радость. На улице пошел моросящий дождь. Вышли покурить, подышать мартовской влажностью. Небо было серо-сиреневым, низким, стелилось по блестящим от дождя крышам.
**
Вторник разбудил Женю настойчивым телефонным звонком. В трубку плакала Лера, просила прийти. Он встревоженный, не завтракая, помчал к деду. Лера лежала на деревянной скамье, в капюшоне, лицом к стене.
- Лерик, - позвал Женя, тронул ее за плечо.
- Женя… Женя, у меня ветрянка, - дрогнувшим голосом сказала Лера.
- Я знаю… я заберу тебя домой.
Дома Женя старательно мазал Леру зеленкой, начертил решетку на ее голом животике, хихикая, сыграли в крестики нолики, в ничью. Потом Лера пошла ванную, и Женя слышал за струей шумящей воды, как она плачет… не выдержал, зашел к ней, обнял за вздрагивающие плечики…
- Я зеленая, как жаба…
- Лер, все пройдет… ну не плачь…
- Женя, к тебе вечером наверно придут… я не хочу, что бы меня такую кто-нибудь видел…
- Лера, я никого не пущу…
- …и даже Олега?
- И даже Олега. Пошли почитаем.
Лежали, как потерпевшие кораблекрушение, она вся несчастная, ослабленная температурой, и он, переполненный жалостью к ней и одновременно досадой. Кровать, как плот покачивалась в рассеянном солнечном свете, в зыбком желто – оранжевом море, и было тепло и тихо - только шелест страниц, тиканье часов и Женин голос:
- Вы граф Дракула?
- Я – Дракула. Приветствую вас, мистер Харкер, в моем доме. Войдите; ночь холодна, а вам необходимо отдохнуть и поесть.
Женя замолчал. Лера спала. Осторожно высвободил из под ее головы, затекшую руку. В прошлый раз, когда уезжала мама, Лера простудилась. Невозможно было оставить ее у деда, ему казалось, что непременно он, и только он, должен за ней ухаживать. В другой раз, зимой, он забрал ее на выходные, и она на горке разбила себе голову, вызвали скорую, наложили швы. И вот теперь эта расклятая ветрянка.
Женя тихонечко встал, подошел к окну. Читают. Тоже читают. Ее лица почти не видно за книгой, Рита беспокойно качает ногой - наверно волнующий момент. Женя улыбнулся, спрятал трубу, пошел звонить Олегу.
На улице опять накрапывало. Весна стучалась в легкие, отзывалась в сердце.
- Ну пипец, мы же договорились с ними на завтра.
- Да, уймись, ты Витал. Да уж, Жека, Лерик умеет смешивать карты.
- Блин, Лего, самому напряг.
- А может она у себя посидит, а мы на кухне потусуем, а?
- Витал, в конце концов это заразно, хватает Жеку увещевать, видишь же ему не до тусовок.
Пацаны урулили к Максу. Женя мрачно докурил, поймал в ладонь прозрачную каплю, пошел домой. На кухне сидела Лера с толстой огромной поваренной книгой мамы, восхищенно ее листала.
- Жень, а давай испечем «Наполеон»
Женька заинтересованно сел рядом. Стали обсуждать рецепты. Все казалось несложным и доступным, и таким вкусным. Малиновый крем, бисквитные коржи, толченные орешки, вареная сгущенка… пальцы просто липли к страницам. Было обоюдно решено печь заварные, так как Женя видел, как мама делала на них тесто, а Лера начиняла их кремом, какая никакая, а практика была. Дома не хватало ингредиентов, нужно было идти в магазин. Женя хлопнул подъездной дверью, сильный ветер взъерошил ему волосы, стряхнул досаду на Леру. В палисаднике красиво раскачивалась верба, бархатно серебристая, расчесывала вечер. Женя сломал три веточки для сестры. В магазине была смена тети Нели.
- Жень, верба какая красивая… на свидание что ль?
- Мне сметаны и масла, а куда не скажу, - увильнул Женя, но в голове австралийскими бабочками вспорхнули глупые хрупкие мысли.
Возможно вечер был так нетерпимо хорош, укутанный в матовые сумерки, разлитый в воздухе терпкой весенней влажностью, возможно Женя был, непонятно чем, счастлив и сам разливал лазурную радость, так или иначе, но это зыбкое и нежное воплотилось в ворох белесо серебристого бархата вербы под ее дверью. Женино сердце металось. Он позвонил робко и недолго и взбежал на этаж выше. Вот щелкнули замки, скрипнула дверь… секунда… две…и Риткин возбужденный шепот: «Сонечка это наверно тебе… как много… ах… еще мокрые…» и дверь захлопнулась.
Женя влетел домой, сунул Лере сметану, масло и три веточки вербы.
- Лерка, не входи…я минутку…только переоденусь…
- Жень, ты чего так долго? – интересовалась Лера за дверью Жениной комнаты.
- Вербу тебе рвал… иди продукты доставай… сейчас приду.
Женя скинул мокрые рубашку и джинсы, надел мамин банный халат, выключил свет,
бросился к окну… в зале никого не было… на пианино из трехлитровой банки росла Женина верба… Женя выдохнул, пошел пятнами, на секунду прикрыл ресницы.
- Женя, блин, - возмущенно закричала Лера с кухни.
- Иду – иду, че так орать, выздоровела что ли? – крикнул Женя, спрятал трубу и отправился на кухню.
- Опять ты мамин халат одел…
- Ну и что… ты ее фартук одела…
- Ты тоже одень, а то халат испачкаешь...
**
Среда стучалась каплями в Женино окно, шептала дождем. Сероглазая Среда в сиреневой шляпке зашептывала часы. Спи Женя.
На прикроватном столике, на зеленом блюде высилась горка заварных, книги и в хрустальной вазочке стояла верба – Лера решила, что здесь ей самое место. Она еще утром пробралась, тихо легла со спящим Женей и читала теперь.
Женя проснулся. Просто открыл глаза, будто кто - то включил свет. Рядом с ним лежал развернутый томик, Леры не было. Может, в магазин ушла, подумалось Жене. В окне улица поблескивала мокрым асфальтом, в лужицах плыли перистые облачка.
Класс, - шепнул Женя. Герань распустилась. Кроваво красная Женина герань.
Привычным движением он поймал ее окно. И замер. В зале царил переполох, а посреди комнаты стояла Лера в капюшоне и сосредоточенно что-то писала. Рядом сновала Ритка, через ее руку болтались колготки. Настенных часов не было. Неприкрытый диван. Голый пол. И не было Ее. Ее не было. Окно сквозило, и полуголый Женя покрылся миллионом мурашек. А ее все не было. Ушли Рита и Лера. Голый пол. Раздетый диван. И нет Пианино.
- Жень, - взвился Лерин голос в квартире…
- Жень?- растерянно шепнула Лера сидящей на полу фигуре.
- Лера, уйди.
- … ладно… это тебе от Сони… сказала, что бы ты обязательно ее посадил, как пустит корни, - поставив банку на пол, Лера исчезла в дверном проеме.
А Женя сидел и смотрел, как тесно растут из прозрачной воды двадцать семь веточек вербы.