Лодочник

ЛОДОЧНИК

Погода с утра хмурилась. Но на берег Оби один за другим подходили люди. И Михаил готовил свою лодку к очередному плаванию, искоса посматривая на пассажиров, есть ли среди них мужчины. Деревенское плавательное средство приходилось тянуть бечевой на течении, да и на веслах грести - не сахар. Те пассажиры, кому приходилось исполнять эту нелегкую работу, переплавлялись на другой берег бесплатно.

Ветер задувал порывами, поднимая волну, но плыть, было можно, и Михаил оттолкнул свою посудину от крутого берега. А лодка тоже была примечательной. В то время сделать ее мог только один человек – местный умелец, единственный на селе мастер - лодочник Сорокин. Деревянная, аккуратно подогнанная, доска к доске, с изящными изгибами по бокам. Ходила она надежно по волнам обским. Да и хозяин был не промах. Реку знал Михаил как никто! Поэтому и доверяли ему свои жизни селяне.

Один-два рейса в день приносили небольшой барыш, и к вечеру, вернувшись с очередной партией пассажиров из Акутихи в Быстрый Исток, лодочник покупал спиртное в винополке (дежурном магазинчике, который находился в небольшом домике немного дальше за церковью).

Хозяйничала там Коржичиха (Анна Никифоровна Коржикова). Когда он не успевал до закрытия магазинчика, то спешил в шинок на Источной к Еленьке (Елешиной). Она продавала водку уже на дому. Выпив водки с усталости, Михаил-лодочник шёл на берег. Там стояла его лодка, которая заменяла ему дом. Свой дом за Истоком он продал ещё до войны, когда уехал жить в Барнаул к своему старшему сыну, Черепанову Андриану Михайловичу, который был большим начальником в краевом управлении НКВД. Но получилось так, что Андриана Михайловича во времена сталинских репрессий отправили в Бодайбо, руководить лагерем заключённых, работавших на добыче золота. Михаил вскоре вернулся назад, в Быстрый Исток.

С наступлением теплых дней лодочник жил на берегу, спал под лодкой. Вот и теперь Михаил спал до утра. А утром вновь к берегу стекались пассажиры с узлами, сумками, корзинками. Так и шли день за днем. Иногда, когда настроение располагало к тому, или когда хорошие люди собирались на бережке, то шла игра в «орла» на деньги. И тогда чаще всего от заработанного на переправе ничего не оставалось.

Нелегкой сложилась его жизнь. Михаил был из себя коренастым, физически сильным, лицо – вечно заросшее щетиной. Кто же знал в то время, что он из семьи старообрядцев, которые бороду не стригут. Думаю, что никто не знал. Но если случалось «стенка на стенку», когда «российские» шли на «сибирских», то Мишка-Шуба (прозвище всех Черепановых уже после семнадцатого) не принимал участие.

До Епишки Пирожкова Михаилу было далеко. Тот кулаком тесину в воротах пробивал, по всей зиме без шапки щеголял да в выворотках на босу ногу (выворотки – по-сибирски чирки, шились из куска кожи наподобие высоких тапочек со шнурком вокруг ноги). А уж если Епишка принимал участие в драке, то «сибирским» победа была обеспечена, бежали «российские» от его могучих кулаков. Кстати, граница между «российскими» и «сибирскими» приходила где-то в районе старой милиции в Быстром Истоке. Там и сход происходил.

Начинала еще с обеда валтузить друг друга малышня, потом подключались подростки, к вечеру уж и парни пускали в ход кулаки, а к ночи старикам удавалось вспомнить былую молодость.
Был один неписаный закон, соблюдавшийся очень строго. Во время драки «стенка на стенку», не дай Бог, у кого-то будет в руках камень или кол. Не помнят старожилы, чтобы закон этот нарушался. Потом все расходились по домам. Возвращался к своей лодке и Михаил, хотя в драке он не участвовал.

Пацаны крутились вокруг него, тем более что у того иногда можно было стрельнуть табачку, а если не даст, то стянуть потихоньку. Жалели Мишу-Шубу в селе. Знали о его нелегкой доле. Крестьянин по происхождению, он вел свое крестьянское хозяйство, участвовал в германской войне, потом в гражданской войне, был в Новороссийске, в Челябинске, а работал в Быстром Истоке на пристани грузчиком, в Акутихинском лесу на заготовке дров, в колхозе конюхом, сторожем, вырезал прекрасные деревянные ложки. А лодочником он стал в последнее время.

Первая жена из Садчиковых оставила ему после смерти сына Андриана. Андриан Михайлович Черепанов работал после революции в народной милиции в Бийске, гнал вместе с отрядом красноармейцев с земли алтайской белочехов, в тридцатые годы был начальником НКВД в Барнауле, затем направили его работать начальником лагеря для осужденных в Бодайбо. Зеки работали на золотых приисках. Шёл 1938 год.

В начале пятидесятых годов он вернулся в Барнаул, с изрядно подорванной психикой. Здесь назначили Черепанова А. М. начальником краевого управления МВД. Прошло время, подросли новые кадры. Андриан Михайлович вышел на пенсию, приехал с женой Марией Захаровной жить в Акутиху. Детей у них не было. Сестра Татьяна, которую они воспитывали после смерти матери, осталась жить с семьёй в городе Чита. Её муж Виктор Алексеевич Плохих работал начальником колонии, Татьяна Михайловна – начальником спецчасти. В Акутихе умер Черепанов Андриан Михайлович, похоронен на деревенском кладбище.

Рано овдовев, женился Михаил Иванович Черепанов второй раз на Седых Варваре Егоровне. Она жила в селе Верх-Ануйское, работала горничной у купца Королькова. Молодые жили у отца Михаила - Ивана Филипповича Черепанова. Большая была семья у И. Ф. Черепанова. Сыновья Юдай и Иван были оба женаты. У Юдая – пять детей, у Ивана – две дочери. У Михаила родилось семь детей: старший Андриан, Григорий, Михаил, Екатерина (моя мама), Татьяна, Мария, Иван.

Дом отстроил Филипп Черепанов – дед Михаила - своим детям большой. Места всем хватало. И Иван Филиппович определил всех своих детей и доживал свой век с женой Горпеной в отчем доме. Хороший был дом и у Михаила-лодочника, была большая семья. Жена Михаила, Варвара, умерла в возрасте сорока лет, оставив сиротами своих шестерых детей. Вот здесь и началась трудная жизнь мужика-бобыля.

Старшие сыновья Григорий и Михаил проходили воинскую службу. Сын Михаил после армии остался жить в Приморском крае, обзавёлся семьёй, жил там до последних дней своих. Татьяну с 13 лет воспитывал Андриан – старший сын Михаила Ивановича Черепанова. Как могли, выкарабкивались они из нужды да бедности. Дочь Екатерина вышла замуж и забрала к себе младших сестру и брата. Михаил продал дом и уехал жить в Барнаул, к сыну Андриану. Жили хорошо до 1937 года. Но во времена сталинских репрессий перевели Андриана Михайловича в Бодайбо руководить лагерем для заключённых, которые работали на золотых приисках.

«С собой тебя я взять не могу, тятя, так как не знаю, что это за место, - заявил отцу старший сын. Да и жизнь ведь она, видишь какая?! Идут аресты, и не знаешь, с какой стороны решётки окажешься завтра. Уезжай назад в Быстрый Исток!» - сказал Андриан отцу.

Вот и поехал Михаил в родное село. Денег за проданный дом осталось уже мало. Он смог на них купить только лодку, на которой он каждый день в летнее время переправлял людей через Обь на другой берег. И получил Михаил Иванович Черепанов кличку «Лодочник». И шёл ему уже шестой десяток лет.

Иногда приглашали Михаила односельчане поесть или в баньке попариться. Рядом с пристанью находился ресторанчик или чайная, кто как сейчас называет. Возможно, по старой памяти кличут сейчас жители Быстрого Истока то место у реки рестораном «Топольки». Работала там поваром Матрена Антоновна Медведева. Частенько звала она Михаила поесть. И друзья-грузчики приглашали вместе перекусить, да и выпить водки, конечно.

Как-то в очередной раз пацанята клянчили у Михаила курнуть, да тот не дал. Не в настроении, что ли был. - Ну, погоди! – решили сорванцы. – Придешь к нам в баньке попариться! А банька у Черепанова Бориса – родного дяди Михаила - стояла как раз возле Кривуна (Исток в районе старой Ямы делал крутой изгиб). А кто баню-то топил в то время? Да огольцы-сорванцы. Их это было законное дело, и справляли они его на совесть.

Бывало это, особенно, если это был Чистый четверг. Ребятишки на лодке сплавают к Аксинье на зады, наломают тыну, протопят баньку в ночь, как полагалось перед этим праздником, напарятся да в Исток! И ледок у берега не помеха, и вода студеная не пугает. Хорошая была банька! Вот и в этот раз пригласила хозяйка Михаила помыться. Да вот только не знала она, что мальчишки (Валька Говорухин, Валька Повилицин, Ленька Дутов, да братья Валька с Володькой Черепановы) решили отомстить лодочнику, дяде братьев Черепановых. Натопив баньку, взяли они красный стручковый перец, натерли им полок, сдобрили сверху водичкой, чтоб «огонь» впитался в начищенные до желтизны доски. И, притаившись в кустах, стали ждать результата.

…Долго пришлось Михаилу-лодочнику в Истоке отсиживаться, огонь тот на теле тушить. Горело так, что взрослый мужик ревмя взревел, матюгался, на чем свет. Не знали тогда сорванцы о том, что свежи ещё у лодочника на спине рубцы, оставшиеся от кнута белочехов, побывавших в Быстром Истоке в гражданскую войну.
- Ох, и попало ж нам от бабки! - качает головой Владимир Черепанов.
- Дураки мы были. Обидели человека.
Все было: плохое, хорошее. Так и жил человек. Оставил после себя след. И в памяти бывших сорванцов закрепилось слово «лодочник». По делу человека, по его характеру.

Последние годы жизни Михаил Иванович жил в семье своей дочери, Екатерины Михайловны Ивановой, в посёлке Акутиха. Он жил в нашей семье с тех пор, как мы вернулись после смерти папы с севера на Алтай. Быстрый Исток находится на другой стороне Оби, через которую мой дедуша с весны до осени переправлял на лодке людей с одного берега на другой. Теперь он сплавом людей не занимался. Летом с утра уходил из дома, шёл к берегу реки, садился на бревно, которое лежало на высоком Акутихинском берегу, и завороженным взглядом смотрел на другой берег Оби, на Быстрый Исток.

О чём он думал? Что вспоминал дед, глядя на родное село? Молодые ли годы? Вспоминал ли он последнюю переправу на своей лодке через реку Обь? Когда на полпути из Быстрого Истока в Акутиху подул неожиданно ветер. На веслах сидел Иван, младший сын - подросток. Сам дед-лодочник управлял рулевым веслом. Места в лодке занимали только женщины из Акутихи, приезжавшие в райцентр по своим делам.

Ветер крепчал, поднимая волны на реке. Острова, к которым можно было бы причалить и переждать, пока утихнет ветер, остались позади, а впереди, почти рядом был берег Акутихинского кордона. Ветер нагонял высокие волны, а впереди не было укрытия. Сколько пота сошло с лица лодочника и его сына? Какие мозоли они набили на руках от весел в борьбе с набегающими волнами? Об этом могли сказать женщины, которые сидели в лодке с перекошенным от страха лицом. Их родные уже прибежали на кордон и с замиранием сердца всматривались в приближающуюся к берегу лодку, которая неожиданно появлялась на гребне волны, то исчезала, казалось, что навсегда. Ветер перешёл в штормовой.

- Господи, спаси их! – неслось из толпы в то время неверующих людей, собравшихся на берегу Оби. Слова молитвы перекликались с плачем детей, прибежавших вместе с родными встречать своих матерей. Лодка то появлялась, то исчезала. Людям на берегу казалось, что прошла вечность ожиданию. А когда лодка уткнулась в берег, рассекая носом песок, женщины вышли из лодки, шатаясь, и оказались в объятиях близких людей. Со слезами на глазах благодарили они лодочника и его сына Ивана за свое спасение. А те вытащили лодку на берег, перевернули ее и обессиленные легли на землю. Опустив голову на руки, не стесняясь людей, разрыдались.

Придя с работы, мама спросила деда: «Такой ветер был сильный. Как вы сплавали сегодня?»
«На обратном пути нам с трудом удалось добраться до берега», - ответил он немногословно.
На другой день дед продал свою лодку, больше весло в руки он не брал. Женщины, сидевшие всю ночь у гроба деда, рассказывали эту историю. Всю ночь пели молитвы Акутихинские старухи. В последний путь пришли проводить деда очень много людей. Мама говорила позднее: «Я такого не ожидала. Испытание бедностью, посланное Богом, вынес мой отец достойно. По делам и честь».