МОЯ "ЦАРЬ-РЫБА"

Старую роман-газету я купил неделю назад.
Никогда прежде не покупал и не читал я роман-газеты. Хотя видел их много раз. В киосках, скучая на вокзалах. В молодости поездить пришлось - будь здоров!
Но вот, - купил. Я долго перебирал семь положенных друг на дружку брошюр. Они лежали тощими ступеньками. На почерневшем от дождей стилаже, и были чуждыми всему базару.
—Купуйте, чоловiче добрий яблука. Вiддам за нiзащо. Руб вiдро. —Просила меня старушка справа.
—Осьо, вiзьмiть курку. Жирненька, молоденька та жовтенька мов золото. Дев’ять рублiв i їжте на здоровля. —Неслось слева.
А я держал в руках выгоревшую стопку бумаги.
—Почём?—спросил я продавца.
—По двадцать пять копеек, —на меня, с пожелтевшего как страницы лица, смотрели выцветшие серые глаза. Глаза эти печалились о чём то несбывшемся. Престарелый мужчина, болезненно сутулился. На нём белая когда -то шляпа висела полями. И он дрожал в осеннем, тоже когда-то белом, плаще как осенний лист. Голос слабый и очень негромкий ,—если хотите, я и по двадцать отдам.
Сентябрь хмурился утром своей середины, стягивал низкие тучи и кутался туманом. Зябко и неуютно. На душе что-то ныло. Мне хотелось купить всё. Ведь не дохода же ради он продаёт.
Его руки дрожали. Он оттирал их от холода и ждал... Белую ворону напоминал он мне.
—Я куплю. Вот Астафьева,— зелёную, с печальным портретом автора, тискал я книжицу. У меня не было в тот день и полушки в карманах. —Я сейчас приду. Только сбегаю, возьму денег.
"Царь-рыба" была моей. И по дороге всё думал я о продавшем её. Он не шел из головы и потом. Я ждал следующего воскресенья. Ведь он сказал, что придет снова. И посмотрит, кажется у него есть мой любимый Паустовский...
Читая, я восторгался повестью и стилем Астафьева. И подгонял дни. Я уже сожалел, что не купил всё им предлагаемое. Не жадности ради. Я вдруг представил его. В нетопленной квартире. Без куска хлеба. Среди книг... Просил он всего-то двадцать пять копеек..., и даже двадцать.
Смотрю на оборотку теперь уже моей брошюры: цена 87 коп. Это в семьдесят седьмом году она стоила. В то время я не мог себе позволить такую трату. Жил случайными заработками студента, поигрывал на танцах и свадьбах, и мог прожить день на 30 копеек.
Нынче и " рубль", то есть гривна - ничто. А он, этот старик, стоял целое утро и, может быть, до последнего праздношатающегося, что бы продать. За 25 коп.
Терзала и мучила меня эта мысль, нашептывая: " Ну и жлоб ты, Саша. Ты же видел, старцу неначто хлеба купить уже... И продаёт последнее - книги."
Наконец настало воскресное утро. Всю ночь я спал не спокойно, вслушиваясь в дождь. Я боялся что он не пройдёт. Но утро светило солнцем.
Почти бегом был я у прилавков базара. Толкотня и столпотворение. Под ногами чавкало. Но глаза мои не находили старика с роман-газетами. Тщетно я бродил вдоль стилажей. Молоко, яйца, морковь, яблоки, сушеные травы...