Неприкасаемые

Философия по краям

Неприкасаемые
Утро буднего дня. Автобус качнуло, мужчина, пытаясь сохранить равновесие, взялся за поручень. Его рука машинально легла на теплую руку женщины. Она резко отдернула кисть, как будто получила ожег. Оглянувшись, она заметила, что нарушитель ее спокойствия оказался привлекательным человеком. Их взгляды встретились, они улыбнулись друг другу, она водворила руку на место, словно пытаясь исправить ошибку, но было поздно. Они нехотя растворились в толчее буднично дня..
Что произошло? Да ничего. Не произошло никакого события, как сказал бы французский мыслитель Жан-Люк Нанси: тело и случай оказались не приспособлены друг к другу. Оно проявилось в бедности, не получило дальнейшего разрешения в Бытии.
Считается, что основными каналами межчеловеческих взаимоотношений являются зрение,речь и осязание. Не менее важным, а может быть и более необходимым на сегодняшний день является прикосновение. Прикосновение является важной потребностью человека и частью его развития, оно обладает огромной мощью и влиянием на жизнь индивида. Прикосновение дает физический опыт и опыт отношений, которые имеют особый психологический смысл и особое культурное значение для человека. Прикосновение может быть случайным или как маркер при разговоре, ритуальным пожатием, а может быть терапевтическим, враждебным, сексуальным, и обладать многими другими значениями. Психотерапевты разрабатывают для него различного рода этические кодексы, правила и техники его применения, но оно – покрытое плащом страха, слухов и лжи, на сегодняшний день продолжает оставаться наиболее спорным в человеческих взаимоотношениях.
Если попросить человека вспомнить, какие события произошли в его жизни - три, пять или семь дней назад, он наверняка окажется в затруднительном положении. Возможно, он припомнит о том, что произошло в мире за этот период – разбился самолет, террористы захватили людей, или начался очередной подъем цен и все это будет скрупулезно процитировано. А события личной жизни, чаще окажутся скудными и не событийными.
Для индивидуума время истории не линейно, а событийно, утверждает все тот же философ в своей знаменитой работе «Корпус», где термины «касание и прикосновение» получают основную прописку. Главным предметом своей философии он делает «тело», а важные события жизни человека концентрирует на его коже и ее поверхности. Нанси пытается заострить внимание на одной из серьезных проблем человечества – катастрофической нехватки прикосновений человека к человеку. И это легко заметить: Весь день человек крутит колесо бесцветных будней – строит, мелет, колет, говорит, продает, катает карандаш, все что угодно, но очень мало совершает поступков важных для полноты жизни.
Размышляя о теле, философ говорит, что мы (современники) вытканы из некачественной ткани большой энциклопедии науки, искусства и философии запада, где тело всегда принесено в жертву: гостия. Свое тело стало чужим, мы увязли в трясине образов – научных открытий о теле, медицинских предписаний и различного рода оздоровительных идеологий, составленных по смутному, всегда растяжимому рецепту. Ставя тело в программу, мы оставляем его в стороне. Но тревога не исчезает, потому что едва тела коснется Другой, иной – гетерономный человек, оно обращается в хаос, бурю негодований, все чувства как и смыслы приходят в разлад.
Вот как об этом пишет венгерский философ Канетти: Человеку страшнее всего прикосновение неизвестного. Он должен видеть, что его коснулось, знать или по крайней мере представлять, что это такое. Он везде старается избежать чужого прикосновения. Ночью и в темноте испуг от внезапного прикосновения перерастает в панику. И одежда не дает безопасности – она легко рвется, сквозь нее легко проникнуть к голой и беззащитной плоти: Все барьеры, - продолжает рассуждать он, - которые люди вокруг себя возводят, порождены именно страхом прикосновения. Они запираются в домах и только там чувствуют себя в относительной безопасности. Страх перед прикосновением не покидает нас даже на публике. Манера поведения на улице, в ресторане, в транспорте продиктована именно этим страхом. Даже когда приходиться стоять с кем-то рядом, видеть и ощущать его вплотную, мы стараемся избежать прикосновения. Быстрота, с какой следует извинение за случайное прикосновение, напряжение, с каким его ждут, резкая, иногда даже действенная реакция, если извинения не последовало, злоба и ненависть, которые изливаются на «обидчика», даже если не известно, что он им является, - весь этот узел душевных реакций на прикосновение незнакомца доказывает, что здесь затронуто, что то очень глубокое, вечно бодрствующее и настороженное, что никогда не покидало человека с той поры, как он уяснил границы собственной личности.
Можно по разному относится к тексту, но можно заметить, что в этом гимне страха на прикосновение объявлен приговор современному обществу, как касте «неприкасаемых». Это образ особых человеческих измерений, характеризующихся не извлекаемостью из самого себя и подобен потрепанному ветром вееру, неиспользованных возможностей для проявления тела. После многих тысяч лет существования на этой земле человек остался, возможно, единственно живым созданием, по-прежнему плохо приспособленным к своему телу, за которое ему часто бывает стыдно. Тело призвано наслаждаться от прикосновения, когда его сжимают, утяжеляют, мыслят другие тела. Хотим мы того или нет, но тела призваны соприкасаться друг с другом, которое бесконечно искажено и отсрочено. Оно опосредовано машинами, ксерокопиями, тела наказаны трудом и замараны заработком: Утром человек торопит свое тело пробудиться, едет на работу, возвращается с работы, не ожидает отпуска, а если берет его, то быстро из него выходит, чтобы продолжить воплощать тело в товар, становится товаром, рабочей силой, истощаемой на рынке труда. Это тела, направляемые ни к чему иному, как к их превращенной в деньги силе, к прибавочной стоимости капитала.
- Даже не пытайтесь утверждать, - возмущается философ, - что дискурс этот архаичен. Капитал означает тело, превращенное в товар, перевозимое, перемещаемое, замещаемое, поставленный на некий пост и в некую позицию – до самого износа, до безработицы, до голода, до пустоты и бессмыслицы жизни. Все это толчея и рана тел, где от одного тела до другого простирается разомкнутый мир, в котором некогда прикоснуться и почувствовать тепло и мирность другого тела.
Размышляя о теле и его границах, литератор Иван Соловьев писал: Прикосновение желанно и страшно, как все священное. Нет ничего сокровеннее чужой плоти. Нельзя слиться с этой тайной, но нельзя и обойти ее - только прикоснуться. Само по себе прикосновение двойственно: оно соединяет и разделяет. Оно преодолевает расстояние - и очерчивает границу. Прикасаясь, мы одновременно устанавливаем неприкосновенность того, до чего дотрагиваются наши пальцы. Прикосновением мы лепим образ неприкосновенного. Прикосновение хранит нас и от греха вторжения, и от греха разъединенности. Прикосновением полагается именно то, чему надлежит быть: граница. Плоть свята в своих границах. И прикосновение есть бытие границы, черта разделения-соединения, проведенная между всеми существами, чтобы хранить их от насилия и спасать от одиночества. Каждый, кто прикасается к другому, прикасается к себе. Он впервые осязает свою собственную кожу. Он впервые узнает ямочки, бугорки, рытвины - местность через которую проходит его граница. Одно прикосновение - два самопознания.
А дoктор философских наук В. Подорога утверждает, что у тела без касаний Другого, вырвана энергия жизни. Прикосновение к телу Другого, является решающим моментом рождения моей плоти и плоти Другого. Человек должен желать прикосновения к плоти Другого, чтобы проявилась моя…
Красиво пишется, но не быстро делается. Оказывается проблема не в письме (настоящая статья может быть прочитана, но и только), и не в говорении на предмет очередной, может быть и любопытной темы, а в обычной руке. Теплая ладонь создает основу для разоблачения вечно-неуловимой тайны тела. Тайны, в способности «взвесить» тело, дать ему место в пространстве – быть совместно, очертить пути, встречи неповторимых случаев и прикосновений. Но что значит - взвесить тело?
Можно взвесить человека словом. Но это делается в мире уже много сотен лет, религиозная мораль, законы и предписания наполнили мир словом суда. Но мир устал от такого слова, воды которого давно затопили его. Если бы мне надо было дать характеристику современному обществу, я бы сказал, что оно находится в положении «после потопа». После потопа – это когда большая часть мира погрузилась в словесное море, где герои одиночки с «жабрами за ушами», плавают по нему как рыба в соленой воде и когда им встречается красивая женщина – они отказываются от древа жизни под предлогом, что их стихия море, а не земля и новое небо, где царит счастье. А другая часть людей, оставшихся на плаву, как будто бы ищущих обетованную землю, подобна отшельникам из фильма «Водный мир», плавающих в безбрежном море на дырявом судне, где одноглазый капитан и он же «проповедник», говорит старые речи, что они должны найти эту землю. И когда найдут ее, то опять запрудят реку жизни и срубят на ней все дерева, чтобы сделать из нее много бумаги и написать на ней свою историю, правила и законы, которые давно устарели и не приносят людям счастья.
Можно «взвесить» человека взглядом. Французский философ Сартр говорит, что глаз становится взглядом только тогда, когда он желает плоти Другого. Нормально сфокусированный взгляд ищет плоти, а при обмене взглядами происходит пробуждение тел, ибо плоть – это всегда некий избыток, то, во что они простираются, чтобы стать материей исполненного желания. Он настаивает на касании: нужно обязательно коснуться тела Другого, чтобы его плоть возродилась и побудила к действию другую плоть.
Характеризуя современность, Нанси вводит понятие «мастурбации взгляда», при котором эротизм разглядывания находит удовольствие в том, чтобы сосредоточится на порно-графии наготы, на которой запечатлены стигматы ран, ушибов, трещин, шанкры от работы, унылого досуга, неисправимой глупости, унижения, дурного питания, ударов, страхов. Или находят цимус в порно-филио щелей, отверстий и зон тела. Все это есть образ смерти - мистерийное желание, не способное разрешиться, не поразив при этом собственный взгляд и глаз: глаз без века, уставший видеть и быть видимым.
В религиозных Писаниях не раз говорится о том, что Бог взвесил человека и нашел его легким или тяжелым. В Ветхом завете дается некий канон прикосновения, который утверждается на касаниях к живому или мертвому. Современная психология телесности поставила этот вопрос в повестку дня и отметила, что в современном лексиконе языка чаще используется одно слово «тело» - убитое, расчлененное, ограбленное, больное и так далее. Хотя в языковой традиции прошлого можно обнаружить два и даже три слова: «тело», «тель» и «плоть» по Библии. Первое обозначало безжизненную материю, второе – живого, чувствующего человека. А «плоть» отличает мера жизненности среди двух гетерономных людей. Чтобы понять базовый образ жизненности тела вспомним историю Авраама, который прежде чем отослать своего раба за невестой для сына Иакова, заставляет его прикоснуться к чреслам старого патриарха, чтобы он осознал, что значит живое тело. Любопытно, не потому ли два старших сына ветхозаветного законника Иуды, лишились жизни, что гнушались прикосновением к женщине – Еве (имя которой означает Жизнь), или прикасались не так как надо. В Новом Завете, Иисус исцелял и оживлял людей прикосновением к уху, горлу, языку, руке, глазам. Но почему бы ни продолжить этот список ко всем органам тела.
А вот «взвесь» по учению апостола Павлу происходит в следующем порядке: вначале плотское (касание), потом душевное (слово, если не о любви, то хотя бы приятное для слуха), а потом уже духовная близость тел, и не наоборот, утверждает апостол язычников. Может быть мы разучились понимать слово Писания? А может быть виной всему «незнание», которое по Нанси – не является негативным, если среди людей присутствуют касание и прикидка веса до и прежде всякого плана, цели или предписания, когда все (касания) заранее спланированы, назначены и обозначены временем.
Быть «взвешенным» требует помощи со стороны другого тела, тело ждущее поддержки в одиночестве, любви или отчаянии, в обмороке или смерти. Взвешивание происходит через длинный список корпуса осязания: это способность слегка или нежно коснуться, задеть, сжать, погрузить, сдавить, погладить, царапнуть, потирать, ласкать, ощупывать, разминать, растирать, стягивать, ударять, щипать, кусать, сосать, смачивать, держать, облизывать, трясти, нюхать, укачивать, носить и наконец целовать. Вот, далеко не полный список «гирь» для взвешивания тела.
В своей книге Нанси ставит вопрос: как коснуться тела, именно коснуться тела, а не наделять его неким значением или с его помощью обозначить некую сущность? Писать о теле, рисовать его и изображать, продолжает оставаться одной из программ интеллектуальной современности. Пускай это будет сделано красиво, талантливо, но это всего лишь искусственные границы творчества. Ибо само тело в «выписывании» – свое или другое остается без внимания прикосновения, оно «повисает» в воздухе. А ведь тело должно касаться земли, то есть быть «заземлено» прикосновением. Дидро жалуется, что завидует художнику способному приблизить в цвете то, что он как писатель приблизить не может. В его жалобе речь идет о «выписывании» цвета кожи женщины, но стоит ли завидовать им, если само прикосновение для них отнято, удалено, не наделено местом существования и не обозначено сущностью бытия. Говоря о чувствах, Жан-Жак вводит новое понятие - «показ» тел. Показ - не столько демонстрация внешнего вида тела, но привлечение внимания к коже – к ее складкам, бугоркам, впадинам и гусиной ряби.
Удивительно об этом пишет русский философ Василий Розанов: Вы когда-нибудь задумывалась: почему Бог одел людей в «кожаные одежды» и тронул покров своей таинственной кисточкой. Ведь не для тепла только? А иначе, люди были бы покрыты шерстью, как звери. Но человеку дана гладкая кожа, чтобы проявилась красота человеческого лица, плеч и фигуры, а без них нет выражения, нет внимания к другому человеку. Необходимо созерцать тело и любоваться им. Но чтобы полюбить надо коснуться другого человека. «Мировому» гражданину эти касания не нужны. Он может целыми днями не дотрагиваться до человека и не желать его, разве только коснуться его отталкиванием и наказать строптивое тело. Но когда человек нежно коснулся своею кистью другого человека, они стали дружны, а ранее, были только знакомы. После касаний они начинают целоваться и тогда, уже не кажется странным, почему Бог устлал наружную часть рта особым тонким, розовым покровом. Можно отдать душу (жизнь) за другого человека, но слиться! – только в касании. Люди прилепляются друг к другу кожами там, где тонко, нежно и чувственно. Нежно, касаясь друг друга, они запоминают друга в себе и не забывают никогда, даже когда разделены временами и сроками. Через кожу приходит воспоминание. Если бы не было ее – люди не помнили бы друг друга, но были обычными гражданами страны, объединенные всеобщими, безличными идеями. Во время касаний созидается дом и тепло, из которого человек водворяется в настоящий дом человечества.
Это проза жизни иного пространства, где соприкасаться тебя, означает соприкасаться кожи. Мысль, которая заводит тело все дальше и дальше, даже слишком далеко, где распадается само-мышление и в конечном счете, приводит к согласию с телами. Но повсюду – от тела к телу, места к месту, происходит «разборка» того, что могло стать полнотою тела. Нам никогда не покончить с «расизмом» старого мнения о теле, - утверждает Нанси, - пока мы будем противопоставлять ему родовое братство людей вместо того, чтобы вернуть ему позитивное значение отличительных черт – черных, желтых, белых, курчавых, губастых, носатых, толстых, покорных и непокорных. Прикосновение и взаимное касание – предел существования у которого есть имя: радость и наслаждение, а может быть боль и страдание, которые на границах существования, так же имеют свои права на бытие. У данного сочетания есть еще одно имя – «пол». Это не название того, что выставляется в показе, но это название прикосновения «двое в одну плоть». «Пол» касается неприкасаемого, он есть осколок тела – событийный контакт зон моего тела с другим, иным гетерономным осколком. Можно сказать и так: пол упраздняет и разрушает закон касты неприкасаемых и водворяет на его место другой, новый закон - малейшего, возможного прикосновения. Закон наибольшей поверхности, когда все тело наделено абсолютной ценностью кожи. И, наконец, пол как закон, императив – касаться, обнимать, целовать и не объяснять все это потребностью продолжения рода, полезностью этих действий для здоровья и даже не проявлением знаменитого для жизни «либидо». Этот императив подразумевает коснуться и не обжечься страхом, что тебя не поймут, могут ударить и обозвать.
Чтобы как-то решить проблему касания, необходимо обналичить священную монету человеческих взаимоотношений – прикосновение. В нашем мире тело, все еще оскверняемо «нечистым» словом, то есть сказанным не в силе правды; обыскиваемо нечистым взглядом и казнимо неприкосновением. Все это, в полной мере присутствует в мире взрослых. Вспомним детство: от рождения ребенок много и часто обласкан родительскими руками, в подростковом периоде он много играет и толкается среди сверстников. К периоду созревания, если он замыкается в себе, то утрачивает многие виды касаний. В брачный период медового месяца, года или трех, тело человека имеет свою порцию прикосновений, хотя оно и заключено в определенные временные рамки. В старшем возрасте, когда что-то остыло, утрачено и потеряно – количество прикосновений почти сведено к нулю. Короткие рукопожатия и тисканье локтями в общественном транспорте не в счет. А ведь замечено, что старые люди как дети, они в большей степени нуждаются в этом виде отношений. Перефразируя евангельские слова, можно сказать: не потому-ли так много из нас болеют и умирают.
Мы – поколение «неприкасаемых», которое оказалось, заперто в настоящем и религиозно «нерепрезентативном» прошлом, которое никак не может разрешиться положительной репрезентацией истины в жизни людей. Страх на прикосновение к Другому продолжает довлеть над обществом. Современная «политика тела» (по Нанси) все время пытается сохранить и укрепить права «большинства». Эта навязчивая забота и безопасность об общем, стала его судьбой и роком охраняемого вида, погибающего в неволе от избытка опеки со стороны «родителей», не отлепившегося от своего дитяти. Общий дом не то место, где может происходить «лепка» и шлифовка нового тела. Речь идет не о жилище и крыше над головой, где можно спрятаться от стужи, но «мастерской», где они могут быть измерены на предмет касания. При этом вспоминаются только два дома: первый дом под названием «Гостиница Деборы», стоящий всегда на обочине дорог человеческих взаимоотношений, который общество никак не может отреставрировать. Второй, где могло бы происходить достойное прикосновение к телу человека – массажный кабинет. Но большая часть людей не может этим домом воспользоваться по многим причинам: ну хотя бы потому, что мы поколение «неприкасаемых», таких кабинетов мало и они дороги, и царствуют там терапевты, не вошедшие в избранное число ста сорока четырех тысяч «поющих новую песнь» телу.
Хотелось бы вспомнить о народной медицине – офеней, знахарей и целителей, через ремесло которых сохраняется истина. В России существует общество под названием «Тропа Троянова», деятельность которого, основана на старинном учении. В представлениях о мире и о человеке у них существует мнение, что любая боль, душевная или физическая, находит свое отражение и оставляет след, как на физическом теле, так и на ментальном плане. В народной традиции считается, что после причинения боли душе, сознание как бы закрывает эту рану панцирем, которые накапливаются в течение жизни человека. На теле человека они могут проявляться твердыми образованиями, уплотнениями - «склянью» телесной, отвечающей за «склянь» душевную. По другому определению: «мышечный панцирь» - это индивидуальный рисунок хронических мышечных напряжений и энергетических зажимов. Он возникает в ситуациях, когда наше доверие к телу и устойчивый контакт с ним разрушены и стали невозможны. Зоны и узлы мышечной брони препятствуют спонтанности эмоциональных и телесных проявлений, естественности и свободе в поведении, чувствах, мышлении. Считается, что рука в ментальном плане представляет собой нечто, напоминающее воронку, через которую происходит энергообмен с внешним миром. Через эти воронки боль человека (клиента) выводится во внешний мир. Примечательно оговаривание, что целить человека может всякая рука, специальная подготовка не нужна, только чуть-чуть любви к ближнему.
Методов работы, с помощью которых убиралась душевная боль, мышечная «склянь», скованность и зажимы в теле, в традиции офеней применялось несколько. Один из них называется «лажением» тела и напоминает обычный мышечный массаж. Опуская подробности этого вида врачевания, необходимо заметить, что обязательным условием ставится разнополость участников процедуры. Мужчины, как и женщины, друг друга ладить не могут (по крайней мере, уменьшается эффективность), потому что это особая форма касания, заложенная в природе человека, которая редко учитывается.
В практике народных целителей есть вид лечения под названием «писанка». Суть ее в следующем: срезалась небольшая раздвоенная ветка осины, наподобие рогатки (вила). С этою «вилою» садились у реки, водили ее по воде и проговаривали все, что накопилось на душе негативного и, так очищались от душевной скляни. «Писанка» может выполняться на бумаге, земле или песке, а почему бы и не на теле, с любовью, конечно. Нелишне вспомнить «писанку» Иисуса на песке и, что примечательно, она писалась у ног женщины, которую он оправдал. В Евангелии от Марии говорится, что Он любил ее больше, чем прочих женщин, а она его. Почему? Не потому ли, что его руки могли выписывать шедевры на теле той, которая предназначалась ему «в одну плоть».
А закончить свою «писанку», хочется словами Нанси полными беспокойства о человечестве: Сумеем ли мы для начала понять, что утрата тела, как смысла, образующее собственно наше время и дающее ему его пространство – хотя и причиняет нам страдания, но не погружает все же в страх. Сумеем ли мы справиться с этой утратой смысла, обретем ли смысл этой утраты – но без уступок и без обмана. И наконец, сумеем ли мы достичь того, что называется полнотою жизни и простирается к нам новым рассветом, после которого открываются новое земля и небо, под куполом которого уже нет ничего несовершенного и проклятого. Рассветом, после которого наступает ясность, что тела требуют не повторного воплощения пустого знака - опустошения тел и мысли, но сотворения, где человечество становится осязаемым и со-прикасаемым друг к другу. Где люди лакомятся плодами прикосновений от Древа Жизни и никто их за это не осуждает.