Му..ки.

Серый город пропах смрадом едким,
здесь счастливые люди живут,
но румяные щёки здесь редки,
там царит лишь, торгашеский «труд».

Все вспотевшие и вонючие,
ошалело как зомби снуют,
с выхлопною трубою повенчаны,
но им в кайф, их смертельный уют.

Где толпа, там и вирусов масса,
проредить ведь их хочет Господь,
но никто из них не врубается,
что хотят их больных прополоть.

В образец вам курятник – коровник,
и теплиц разветвлённая сеть,
где содержат в неволе животных,
и толкают на зверскую смерть.

Зубы щёлкают плоть разрывая,
и улыбки по лицам плывут,
муки бойни в себя поглощая,
вам программу убийства, зовут.

Как прожили так, там и ответят,
за последней финальной чертой,
прокрутив в мясорубке как пепел,
размешав на тарелке с лапшой.

Душу греет не Свет и не Церковь,
а любимый родной унитаз,
он спасает кишечник от смерти,
и приводит в безумный экстаз.

И бегут от земли, словно бесы,
за асфальтовой, серой мечтой,
тупо веря в свои «Мерседесы»,
и монетой звенящий покой.

Упокоитесь, упокоитесь,
успокоит вас смерть наконец,
а жирок что накоплен в избытке,
вам растопит ваш крёстный отец.

Он давно вас сидит, поджидает,
Ангел света, маньяк Люцифер,
ведь от грязи он Рай охраняет,
враз сжигая по тысяче тел.

Кто с душою того он не тронет,
и пропустит на небо к Творцу,
ну а мёртвых, в огне он хоронит,
по заслугам стерев их в пыльцу.

А костёр он купюрами топит,
ровно столько, кто как накопил,
и бывает, вспотеет от злости,
выбиваясь порою из сил.

Эти деньги - убитые нивы,
и леса что дают кислород,
сберегая живых от могилы,
и продляя людей славный род.

Но не слышит никто, голос сверху
все оглохли, ослепли стократ,
и пируют на собственной смерти,
пожирая свой собственный яд.