УЗНИК ЗАМКА ОДИНОЧЕСТВА

МАЙК АДАМ

УЗНИК ЗАМКА ОДИНОЧЕСТВА


Одиночество наступало медленно, не торопясь, словно знало наверняка, что мне от него никуда не деться, играло со мной, как кошка с мышкой, терпеливо дожидаясь своего часа, отметая все варианты к отступлению. Одиночество с математической точностью просчитало все мои ходы, как в шахматной партии, изучило мое прошлое и, наконец, будто ночь, накрыло своим черным саваном, превратив в своего узника, не посчитав нужным при этом спросить у меня разрешения. Даже смешно. Кто и когда спрашивал у потенциальных заключенных разрешения на помещение их жизней за решетку?..
А началось все с того дня, когда я уехал на работу в провинцию по распределению. Это был первый шаг одиночества, выполненный по безупречному плану, о чем я догадался только сейчас, оказавшись в полной его власти, дрыгаясь, как букашка в паутине, теряя силы, чтобы освободиться. Или одиночество само позволило мне понять, ведь теперь уже можно, никакой угрозы для осуществления дальнейших действий больше нет?.. Я -- заключенный, чего меня бояться!
Уже тогда, когда я еще одной ногой стоял в столице, однокурсники словно начали избегать даже общения со мной. Какой смысл в разговорах с лузером? Тем более, не с минчанином? Постепенно они забыли, что я вместе с ними учился, потом перестали отвечать на мои телефонные звонки, а с автоответчиком мне уже не хотелось говорить. Моя любимая девушка тоже присоединилась к моим однокурсникам и сменила номер своего телефона, чтобы я не напоминал о себе, она вообще не хотела ни помнить меня, ни знать.
И тогда одиночество приласкало меня, оно еще не открылось, как боксер на ринге, опасаясь неожиданного удара с моей стороны, но дало понять, что существует и стало нашептывать, что не так уж и страшно, когда тебя забывают. Черт с ними со всеми! Все равно близкой дружбы с однокурсниками никогда не было и быть не могло по многим причинам, но назвать их одиночество не пожелало, а что касается любимой девушки… она же не декабристка, к тому же, чем бы она занялась, столичная мажорка и фотомодель там, где оказался я?.. По сегодняшним временам захватывает только киношная романтика, абсолютно безжизненная в реальном мире. А что я мог предложить ей, кроме романтики да стихов?..
В целом, мне понравился шепот одиночества, такой проникновенно-сладкий и горячий-горячий, как жидкий шоколад. А чтобы я не очень кручинился, одиночество сунуло мне в руки бутылку водки, а на стол выставило два стакана. И пили мы с одиночеством в тот вечер вдвоем и на брудершафт.
На работе я ни с кем взаимопонимания не нашел. Женщинам -- за сорок и их волновали только их личные проблемы и проблемы их же детей. Мещанство и жадность в этом окружении приравнивалось к благополучию и успеху. На творчество им было плевать, тем более на творчество поэтическое. Они не понимали, что сочинение стихов требует невероятных усилий, и когда у меня не получилось зарифмовать бессмысленную «здравицу» в честь вышестоящего руководства из области, упрекнули: что ж я за поэт такой, коли не в состоянии обычную «халтурку» тиснуть? А я не мог, не мог «халтурку»!
Да разве достучишься до них, если они не понимали великой поэзии Есенина, категорически запретив мне читать его стихи на слете молодых специалистов района…
Одиночество снова поддержало. И снова мы пили на брудершафт, а потом танцевали под истерический хохот звезд и луны. Но в тот момент мне было все равно, кто и что обо мне подумает.
Забывался я только во время репетиций. Мы ставили Чехова. «Трех сестер», которых играли школьницы-старшеклассницы. Да после репетиций идти было некуда. Мои актрисы, дуреющие и флиртующие со мной в строго ограниченное время, отведенное руководством на подготовку мероприятий, за его пределами старались избегать отношений со мной. Безусловно, разница в возрасте. Я для них уже был слишком старым.
Понурив голову, сутулясь, я шкандыбал через весь городок к частному особнячку, который снимал у сорокалетней перегидроленной «Барби». Она работала директором банка и меняла мужей, как перчатки ( а в довесок и фамилии каждый раз, когда выходила замуж). Однажды она осталась ночевать у меня, видимо, поссорилась с очередным благоверным, который выгнал ее на некоторое время из дома для профилактики. Она сильно выпила и лежала, раскинув руки, на единственном в комнате диване. Грудь под белой футболкой с изображением группы «Тату» плавно поднималась и опускалась в такт дыханию, кожаная юбка, и без того короткая, задралась чуть ли не до пупка. Едва приоткрытый рот манил зовущими вишневыми губами прикоснуться хотя бы пальцем.
Как зачарованный, смотрел я на хозяйку квартиры, в которой жил, и она, видимо, почувствовала мой взгляд, поскольку открыла глаза и долго смотрела на меня, будто не узнавала, а потом подвинулась и предложила ложиться рядом, только не трогать ее, потому что очень устала.
Я лег, как она и сказала, рядом, одну ее руку положил ей на грудь, чтобы не мешала и… неизвестно что могло бы дальше произойти, если бы не вмешалось в ситуацию одиночество. Оно словно ревновало. Да так и было. Столько труда и усилий истратило оно на то, чтобы оставить меня себе и вдруг так просто позволить какой-то женщине не первой свежести, пускай даже и «Барби», воспользоваться этим?.. Ну нет!
Через какое-то время, несколько минут возможно, женщина проснулась, огляделась удивленно и ушла. Одиночество хитро улыбнулось ей вслед.
И я остался один. Вру. С одиночеством. Тет-а-тет. Мы молча лежали и смотрели в потолок, а по чердаку носились крысы, нарушая тишину.
На следующее утро я поехал в столицу, где встретился с лучшим другом, не с однокурсником. На вокзале мы с ним распили бутылку. А когда он меня провожал на автобус, я вдруг пригласил его поехать ко мне в гости. Он согласился, хоть денег на дорогу у него не было. Но мы же друзья.
Одиночество встретило нас настороженно. Но только оно достоверно знало, чем закончится визит друга, поэтому особо не переживало, сидя третьим, но невидимым моему лучшему другу за столом, когда мы выпивали.
Мы пили и разговаривали о поэзии и мой гость бил себя в грудь, крича, что я его лучший друг… А потом у нас кончились сигареты. А курить хотелось страшно. Мой лучший друг отправился в час ночи искать курево наперекор моим попыткам объяснить ему, что мы не в столице и так просто здесь сигарет не найти.
Он вернулся через несколько минут для того, чтобы сбить меня с ног кулаком в «солнышко» и задать вопрос: для чего он приехал ко мне из столицы? Для того, чтобы бросить курить по моей милости? Опять удар. Я не ожидал подобного от человека, который совсем недавно рвал на себе рубаху, доказывая, что он мой лучший друг.
Я ответил ему, что он неблагодарная скотина, а не друг.
После того, как мы обменялись несколькими ударами, я за что-то зацепился и рухнул на пол, а мой «лучший друг» навалился на меня бешеным быком.
На некоторую долю секунды мне захотелось перестать сопротивляться, но увиденный в воображении собственный труп с кровавой кашей вместо лица, заставил пожалеть своего лучшего друга: посадят человека, а он же стихи пишет, Есенина любит…
И я выкарабкался, оттолкнул друга ногой, выбежал во двор, а мне вдогонку полетел топор, который стоял у окна на веранде, а потом с ножом в руке вышел друг и медленно приближался.
Одиночество забавлялось, наблюдая за нами, -- бесплатное кино. Но до определенного момента. Оно никому и никогда не позволит испортить, а тем более уничтожить то, что выбрало для себя в единоличное пользование.
… На следующий день мой лучший друг ничего не помнил либо не хотел помнить. Он уехал в столицу и больше мы никогда не пересекались.
Через небольшой сравнительно промежуток времени я остался совсем один. Без родных, без друзей, без любимой. Любимой?..
Смешно сказать, но, видимо, одиночество и есть моя любимая. Точнее, я -- любимый одиночества.
Освободив себя и меня заодно от вероятных препятствий в своем достижении, оглядевшись еще раз, последний, убедиться, нет ли кого, кто еще способен посягнуть на меня, одиночество настоящей хозяйкой ощутило себя в моем доме. И, наконец, показалось во всем своем великолепии.
Оно задернуло все шторы и занавески, закрыло на замки все двери и окна, зажгло свечу и вышло из угла, которого я раньше даже не замечал никогда, в облике такой прекрасной женщины, что я и представить себе не мог в самых сказочных снах… А может это просто мое воображение разыгралось?..
Факт в том, что одиночество я понимаю, как наказание. Только вот за что?..