вот и осень пришла

Старик, кряхтя и вздыхая опустился на потемневшую от дождей и солнца,прослужившую ему много лет скамейку. С тех пор, как старуха простудилась и, недолго проболев покинула его, эта скамейка стала единственной отрадой. Скупое осеннее солнце ласкало старика. Да и как же иначе? Один на всем белом свете. Сверстников уж нет,мир молодых суетливо сновал перед ним, а он будто остановился в безвременье со своим, никому не нужным, багажом опыта прожитой жизни.       Подремывая на скамейке, он беседовал в мыслях со старухой; изредка, забывшись, произносил вслух отдельные фразы.
        Погруженный в свои невеселые думы, старик не сразу заметил,что рядом присела его старуха. Его терпеливая добрая ворчунья, с которой за долгий век срослись они душой, как сиамские близнецы.
       "Ты чтоль, старая?" - с притворной грубоватостью спросил он. И будто хмельное хлебнул! Душа освободилась от давящего к земле груза прожитых лет. А старуха, зажав в узловатых пальцах возле подбородка угол старенького передника, укоризненно покачивала головой и что-то ласково говорила. Старик приосанился, как добрый молодец. И так тепло, так уютно стало ему! Вернулось внутреннее, давно забытое, желанное равновесие, естественное, и потому не ощущаемое.
       "Что же это, - подумал вдруг старик, - выходит воз вернулась, выходит и тебе, старая, без меня горько даже в раю". Он не был верующим и рай помянул так, к слову. Да и где ж быть ей - святая! Э-эх, старуха, старуха, зачем я здесь без тебя?! А она все говорила, и он ждал когда кончит, чтобы спросить. Как же так? ведь нет пути - дороги ОТТУДА, - радостно подумал: "обманула значит "ЕЕ", старая". Он понимал, что этого быть не может, но ведь вот же она, сидит!
        Просыпаясь, еще не придя в себя окончательно, но уже понимая, что это сон, старик с отчаянием и обидой, от которой зацарапало в груди, подумал, что не успел ни о чем спросить, ни толком поговорить. Впервые за много - много лет старик горько заплакал, как не плакал никогда, даже тогда, деловито проважая свою худенькую, свою морщинистую, часть себя, нет - себя самого в последний путь...
         Уходят силы, выкипают страсти и годы - сито просеивает жизнь, а что остается в ней так дорого, если остается!
        Озорной ветерок шевельнул на деревьях увядающие листья, шаловливо погнал струйку пыли по тропинке вдоль забора, мимо скамейки с одинокой сгорбленной фигурой и затих в густой темной траве. Стайка птиц проплыла по небу, союираясь в большую стаю. Долгий, трудный путь педстоял им, чтобы с первыми весенними ручьями вернуться в родные гнезда.